Магистериум морум

Фабиус пристально посмотрел бельмастому в глаза, перевёл взгляд на его соратников, на горожан у помоста… Мусор ли он видел? Пустое человеческое мясо, безумное и безглазое?

Цеховые мастера молчали. Молчала и толпа. Деньги — это тепло и хлеб. Бессмертие же очень трудно пощупать. Если оно продаётся, то ещё придёт время его прикупить. Сейчас всех ждала зима.

— Убирайся маг! — закричал снизу один из крещёных.

Бельмастый молчал.

— Ты не веришь в нас! Убирайся! — кричали его единоверцы.

— Да, я не верю в решения отринувших отца нашего, Сатану! — взревел магистр. — Но верю в каждого из вас, кто умеет думать! Раскайтесь в ереси, и я замолвлю за вас слово перед Советом Магистериума!

— Ты не выиграл, маг!

Бельмастый выхватил нож, взмахнул, намереваясь бросить, и остекленел в ужасе: в руке его извивалась серая лесная гадюка.

Он выронил преобразившееся оружие. Змея упала на помост и свилась в кольцо, застыв в оборонительной позе. Парень, на котором сидел бельмастый затрясся и попятился, но его не пустила толпа.

— Что это, маг?! — возопил бельмастый, содрогаясь.

— Это твоя настоящая вера! — громко провозгласил Фабиус.

Фокус со змеёй шёл у него теперь легче лёгкого, он даже почти не шевелил губами, творя заклинание.

Магистр встал, шагнул к краю помоста, обвёл глазами людей и сущих. Их стало гораздо больше, чем час назад, когда он начинал говорить для них. Факелы освещали их лица: злые, растерянные, опьянённые бунтом. И только глаза крещёных светились ужасом, смешанным с надеждой.

Фабиус повернулся к бельмастому, заворожённому танцем змеи на помосте.

— Что бы ты ни говорил нам, но веришь ты в Сатану, а не в своего бога! — безжалостно резал он, вперившись в его обезображенное лицо. — Если бы ты действительно верил, нож твой не обратился бы в змею. Это — моя вера, что по моему слову оружие твоё становится твоей же смертью!

Борн всё это время сидел неподвижно, молча созерцая бельмастого и его крещёных. Хотел ли он понять их? Или просто проголодался?

Фабиус, видя, как безуспешно борется бельмастый со своим страхом, подвёл жестокий итог:

— А как тебе не верить в Сатану? Ты слеп в вере, но страх в тебе знает, что не бог, а демон ожидает тебя после смерти. А где же твой бог? Где он?

Ответом ему было шипение гадюки.

И вдруг так же звучно, как в прошлый раз на этом же помосте, заговорил Борн, обращаясь к бельмастому и его единоверцам:

— ЧТО ТЫ СТРОИШЬ ДЛЯ СВОЕГО МИРА, ЧЕЛОВЕК?

— Я-а строю д-добро, — пробормотал бельмастый, не отрывая глаз от змеи. Рука его дёрнулась, словно он хотел проверить, цел ли привязанный под одеждой кошелёк.

Змея, стоя на хвосте и покачиваясь, всё приближалась к нему. Лесные гадюки не прыгают, это суеверие, но перед бельмастым была магическая гадюка. И она в любой момент могла полететь ему в лицо, как тяжёлый кинжал с залитой свинцом рукояткой.

— ВЫ СТРОИТЕ ДОБРО, — невесело усмехнулся Борн. — МЫ СТРОИМ ДОБРО. ПОТОМ ОДНО ДОБРО СТОЛКНЕТСЯ С ДРУГИМ, И МИР ЗЕМНОЙ ПРЕВРАТИТСЯ В АД?

— Прости нас, — испугался крещёный.

Непонятно было, в чём он раскаивается. В том, что вера его оказалась слаба? В том, что гадюка застыла у самого края помоста?

Змея приковала его взгляд, он не мог видеть Борна, но слышал его звучный, доходящий до самой души, голос.

— КТО ЧАСТО ПРОЩАЕТ — САМ НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ ПРОЩЕНИЯ. ВЫ ХОТЕЛИ ВЕРЫ И СПРАВЕДЛИВОСТИ? — Борн улыбнулся и взмахнул руками. — ПОСМОТРИТЕ ЖЕ НА ТЕХ, КТО СТОИТ РЯДОМ С ВАМИ!

Змея покачнулась… раздулась и лопнула, оставив на помосте кучку пепла!

На площади стало светло, как днём. Свет этот был особенным: он снял личины с чертей и бесов, чтобы их увидели даже самые слабые из людей.

Началась паника. Кто-то кричал, между иными вспыхнула драка. Тут и Фабиус смог хорошенько рассмотреть олюдевших сущих. В основном это были черти — уродливые, коротконогие, с лицами, похожими на свиные морды.

Молодой маг, сидевший на помосте рядом с Фабиусом, восхищённо присвистнул и всплеснул руками. Мальчишке было весело.

— Жалкое подобие чертей — свиномордые, — прошептал Борн, и лицо его покривилось. — И такие же жалкие бесы… ТИХО! — возвестил он.

Магический холод сковал людей и нелюдей. Они замерли в причудливых позах, а глаза их метались в ужасе.

Демон согнал с лица гримасу недовольства, встал, приблизился к краю помоста, где курилась кучка магического пепла. Локки разомкнул кольцо на его запястье и поднял голову, уставившись на бельмастого.

— Я НЕ ТВОЙ БОГ, ИЗМУЧЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК, — сказал демон. — Я ТВОЙ СУДЬЯ.

Инкуб указал пальцем в центр помоста. Воздух вспучился там, и из Бездны прорезался глаз демонического зеркала.

— Я ПРИШЁЛ ВЕРНУТЬ МИРУ ЗАКОН! — закончил Борн и уставился в зеркало.

Пакрополюс понял, что его видят, захлопал утомлёнными глазами, заозирался.

— Законы Ада нарушены! — запоздало взвыл он.

Голос старого демона сорвался на писк, но Борн вытянул руку, раскрыл ладонь, пошевелил пальцами, и помехи исчезли.

Это было обидно, но изгой и в самом деле был сильным и умелым демоном.

— Это он! Маг! Он нарушил закон Сатаны! — взвизгнул Анчутус, материализуясь рядом с Пакрополюсом.

За его спиной с едва слышным чпоканьем начали один за другим проявляться бесы. Анчутус решил на этот раз явиться с группой поддержки.

Магистр вгляделся в беса. Обвинение мало задело его, а вот в самом рыльце чудилось что-то, уже виденное раньше…

Пакрополюс откашлялся в кулак и продолжал уже вполне басовито и строго:

— Мы знаем, что из Нижнего Ада, в нарушение всех норм сношений между людьми и демонами, была похищена фурия по имени Алекто!

Он выпалил это и замялся. На фоне трёх десятков нечеловеческих морд, обвинение в похищении одной единственной адской особы казалось странным.

— Люди готовы вернуть Алекто в Ад, — кивнул Борн.

Ему надоело вещать, и голос его звучал тише, но всё также проникновенно.

— Мы требуем не только вернуть Алекто, но и наказать похитителя! — Пакрополюс приосанился, выбравшись из болота справедливости на менее зыбкую почву отмщения.