Магия без правил

– Извини, – пробормотала та. – Буду звать как ты хочешь. Просто ты сказала, что помнишь меня. Я Ирка Хортица. Можешь так Иркой и звать, я на этот счет не заморачиваюсь. – Она поглядела на Татьяну печально, как на тяжко больную.

Графиню раздражил этот взгляд, и она сухо ответила:

– Весьма рада знакомству. Однако же я вас действительно помню. Я видела вас во сне, и еще вы являлись мне в спальне и на лестнице. Вы ведь… – она замялась, – невеста упыря?

– Кто? – вскричала черноволосая так свирепо, что графиня невольно перетрусила. Не хотелось бы разделить участь пана Владзимежа с сынком, хоть черноволосая и говорит, что они всего лишь спят.

– Что за наезды, я не врубаюсь? Какой-то дохлый упырь в женихи набивается, а меня кто-нибудь спросил, согласна я или нет? – продолжала кипятиться панна Хортица.

Татьяна не слишком понимала ее слова – кто куда наезжает, кто и что рубит?.. Девица выражалась странно, однако ж кипящие в ней чувства были графине весьма созвучны.

– Меня пан Томашек с батюшкой тоже не спросили, – невольно вздохнула она.

– Этот, что ли? – хмыкнула черноволосая, совершенно непочтительно пиная бесчувственного паныча. – А когда он был просто инклюзником Тимом, к тебе вроде не клеился?

– Не понимаю, о чем вы, – графиня устало присела на перевернутую старую поилку. – Ежели б один пан Томашек моей руки домогался! А то… Понаедут сегодня вечером – все, у кого сыновья да деньги найдутся.

– Ничего себе, – ошеломленно пробормотала панна Ирина. – Эпидемия какая-то… А тебя ж старый пень вроде тоже обмел?

– Не вполне понимаю, о каких пнях вы изволите говорить, но моя беда в богатом наследстве, что досталось мне от покойных родителей, – вздохнула Татьяна.

Цыганенок, до той поры молча чистивший своего вороного, вдруг отбросил скребок и ехидным тоном сообщил:

– А сейчас она скажет, что твои родители не умерли.

– Богдан! – вскинулась панна Ирина, но потом смущенно покосилась на Татьяну и выдавила: – Ну, вообще-то – да. Не умерли.

– Сударыня, грех вам шутить над чужим горем, – чопорно поправила ее Татьяна. – Вся Подольская губерния знает, что мама и папа погибли, и даже в «Петербургских ведомостях» об том было пропечатано.

– Нету давно никакой Подольской губернии! – обронила черноволосая.

Татьяна насмешливо приподняла бровь:

– Вот как? Губернии нет? Где же мы, по вашему, находимся? Может, и Санкт-Петербурга нет? А государь-император тогда где изволит пребывать?

– Государь-император уже сто лет как ничего нигде не изволит, – небрежно отмахнулась черноволосая панна. – А Санкт-Петербург есть. В России.

– Так мы и есть в Российской империи! – возмутилась Татьяна.

– Нет, – покачала головой панна Хортица. – Мы – в игре. Понимаешь… – она задумалась, подбирая слова. – Все, что вокруг тебя, не настоящее, это всего лишь четвертый тур игры. Позавчера вечером мы – ты, я и Богдан, – она указала на цыганенка, – приехали в Каменец-Подольский, чтобы участвовать в квесте…

– В квесте? Рыцарском поиске приключений? – графиня стало совсем смешно. – Цыган-рыцарь, какая забавная шутка!

– Это просто так игра называется! – утратив всякую присущую девице сдержанность, закричала панна Ирина. – А Богдан и вправду в какой-то мере рыцарь!

Теперь уже завопил цыганенок:

– Ты говорила, я инженерский сынок!

– Всю правду я говорила! Я бы еще сказала, если б вы хоть на минутку заткнулись!

– Фу, как грубо! – невозмутимо парировала графиня.

Черноволосая со стоном почти рухнула на перевернутую поилку:

– Короче! Мы разгадали магическую загадку, спасли говорящих медведя, ворона и щуку, встретились со скарбниками, инклюзниками и ведьмами, потом на игроков разозлилась Баба Яга и закляла нас всех! Мецентрийская Гидра закрутила нас ураганом и плюнула, мы летели на воздушных шариках, потом я нашла Богдана в цыганском таборе, мы угнали у цыган коня, потом нас вынесло в подвалы инквизиции, конь превратился в козу, а главный духовный судья оказался упырем, а потом… А чего это вы оба на меня смотрите, как будто я психическая?

– Нет-нет, ну что вы, – ласковым-ласковым тоном сказала Татьяна. – Я думаю, ваша нянюшка просто слишком много рассказывала вам сказок.

– Ты мне не веришь? Ну я тогда даже не знаю… – она поглядела на Татьяну растерянно. Растерянность сменилась всплеском злости. – Ладно! Пожалуйста! Делайте, что хотите! В нормальной, в реальной жизни вас ждут родители! Они даже еще не знают, что вы пропали. Они думают, вы развлекаться поехали, на каникулы! А вы даже пальцем не пошевелите, чтоб к ним вернуться, а только рыдаете – ах мы бедненькие сиротки, нас никто не любит, все обижают…

– Но, согласитесь, вы рассказываете совершенно невозможные вещи, – смущенная ее напором, пролепетала графиня.

– Ай, невозможные, да не совсем! – неожиданно вмешался Богдан. – Как конь в козу превратился, я сам видел!

Вороной обиженно затряс головой.

– …И упырь был – паршивый пан, кровь пил!

Татьяна подумала, что ведь и она видела нечто необычайное. Затруднительно отнести к обыденным ситуацию, когда хрупкая на вид паненка, как пушинку, швыряет калачами кормленного паныча, а потом впивается клыками в горло его батюшке.

Но тут же и спохватилась:

– Принимать всерьез слова бродяги, который и грамоте-то не обучен?

Цыганенок обиженно надулся:

– А вот если не соврала гадалка, – он кивнул на черноволосую, – и батька мой взаправду не цыган, а пан инженер, так я его найду и при нем всему обучусь, не хуже всяких знатных панночек стану! А ты, панночка, за этого пришелепкуватого замуж пойдешь, – он ткнул в валяющегося на соломе Томашека, – будешь с него пьяного сапоги снимать!

– Панна Ирина, уймите вашего наглого цыгана! – ледяным тоном потребовала Татьяна. – Он, кажется, и вовсе изволил забыть, кто он и кто – я!

– Ай, панночка, ты сама-то знаешь, кто ты есть? Вот кто ее батька на самом деле? – он повернулся к панне Ирине и уставился на нее с требовательным азартом.

– Ну вообще-то у Таньки… то есть… гхм… у Татьяны Николаевны, – чуть насмешливо улыбнулась та, – отец очень крутой. Недвижимостью торгует.

– Сударыня! – теперь графиня чувствовала, что просто захлебывается от гнева. – Я благодарна вам за спасения от похитителей, но ваше оскорбительное поведение принуждает меня прекратить с вами всякое общение. Как смеете вы позорить славную память моего почтенного батюшки, утверждая, что он… – она задохнулась, не в силах продолжать, и, лишь справившись с собой, смогла с невыразимым презрением выдавить: – Что мой папа – жалкий торговец? Быть может, вы еще скажете, что он даже не дворянин?