Магия госпожи Метелицы
Шрифт:
Глава 17
– Что это с ней? – удивилась Федотова. – С чего это она разозлилась? Ничего обидного я не сказала.
– Ангелина уже неделю на всех бросается, – вдруг раздался голос Шитовой, которой в учительской не было.
– Маша, ты где? – подпрыгнула биологичка.
Зеленая скатерть, закрывавшая длинный стол, зашевелилась, из-под нее высунулась голова Марии Геннадьевны.
– Тут.
– Господи, – всплеснула руками Нина Максимовна, – что ты там делаешь?
Шитова выбралась наружу.
– Бусы рассыпала, пришлось собирать. Ангелина странная стала, чуть что – в истерику впадает. Ты, Нина, должна быть с ней осторожна, а то получишь ни за что.
В учительскую заглянул мальчик.
– Мария Геннадьевна, куда плакаты вешать?
– Иду, Гена, подожди, – велела Шитова, отряхнула брюки и исчезла в коридоре.
– Нет, ты видела? – возмутилась Федотова. – Сидит под столом и молчит партизаном. Давно ты тут находишься?
– Ну…
– Кокозас, – хихикнула Нина, – выучи его имя, иначе врага наживешь. А где Маша кантовалась?
– Наверное, под столом, – предположила я, – не видела ее.
– Разве прилично в укрытии затаиться? – негодовала Федотова. – Мы с тобой думали, что одни в учительской, мало ли о чем болтать могли. Маша себя дико ведет, а Ангелину истеричкой считает! У нас тут все с прибамбахом. Возьмем Веру Борисовну, тоже со своими тараканами была, можно сказать, их у нее целая стая водилась. Можешь в библиотеку зайти и убедишься: цветы на подоконниках по высоте стоят, стулья она к столам придвигала, и упаси господь их переместить. Дети к ней поэтому ходить побаивались. Мне Катя Потемкина рассказала: «Придешь в библиотеку, а Вера Борисовна говорит: «Садись по центру сиденья, не ерзай». Если не по ее поступить, она ругается. Вообще за книгами ходить теперь влом». Я Катерине не поверила, она приврать любит, но решила проверить и, если это правда, Полине Владимировне про Соеву доложить. В нашей гимназии ребятам даже по успеваемости замечаний делать нельзя, а Верка их из-за мебели шпыняет. Поднялась к ней, подошла к столу, попросила: «Дайте мне Пушкина, хочу стихи почитать». Соева к стеллажам направилась, я на ее стол смотрю! Мама родная! В стакане пять одинаковых ручек, книги сложены стопкой, внизу большие, сверху маленькие, формуляры в коробке выравнены. На левом краю стола поднос, на нем чашка, чайник и сахарница параллельно друг другу стоят на равном расстоянии, на маленькой тарелочке два пирожка, а две конфетки, словно солдаты на плацу, выстроены. Когда Соева с Пушкиным появилась, я не выдержала и спросила: «Вера Борисовна, вижу, вы любите идеальный порядок». Она прищурилась.
– И что? Аккуратность лучше бардака, а красота спасет мир. Или вы предпочитаете хаос и уродство? Мне нравится, когда вещи находятся на строго определенных местах, я выработала для себя эти правила и тщательно их соблюдаю. Если хочу попить чаю с приятным человеком, никогда не поставлю для себя чайную пару в цветочек, а для него в горошек. Фу! Все должно быть прекрасно! Стоять параллельно или по линейке, иначе нарушается гармония.
Федотова пошла к подоконнику.
– И что это? Шиза!
– Вы рассказали Хатуновой про стулья? Объяснили, почему ребята избегают общения с Верой Борисовной? – заинтересовалась я.
Нина включила чайник.
– Конечно. Директриса пообещала провести с Соевой беседу. Я хотела ей еще про вороватость Веры доложить, но постеснялась.
– Соева крала вещи? – насторожилась я. – У кого?
Биологичка скорчила гримасу.
– Вещами такую лабуду не назовешь. У нас настенный календарь пропал, ерунда копеечная, не помню, как он появился. На каждой странице фото котят, щенят, они сидели в корзиночках, на шеях бантики. Вон туда повесили, на стену. Но не долго он там жил, вскоре испарился. Кто-то его унес. На пропажу внимания не обратили, подумаешь, чепуха. А накануне Дня учителя вхожу я в туалет, смотрю, Алиса Боркина плачет. Начала ее расспрашивать, и выясняется, что девочке купили пенал, на нем снимки собак разных пород, пустяковая вещичка, но для ребенка значимая. Во-первых, пенал симпатичный, а во-вторых, его подарил папа. Мать Алисы первого супруга бросила, он простой, не очень обеспеченный инженер. Женщина охмурила владельца фирмы, где работала, вышла за него замуж, родила близнецов и теперь богата и счастлива. Алисе она не разрешает с родным отцом часто общаться, а малышка его очень любит, тот дочке всякую ерунду дарит. Пенал для Боркиной намного дороже золотых сережек с камнями, которые она каждый день меняет. И вот именно пенал исчез. Дети у нас не вороватые, добрые, всем Алису жаль было. Мы пропажу искали и не нашли. В районе четырех Вера Борисовна спустилась в учительскую за пальто, поставила свою сумку в кресло, и тут ее Мария Геннадьевна отвлекла, той какая-то книга срочно понадобилась. Соева была недовольна, но пошла назад в библиотеку, а торбу свою бросила. Что меня толкнуло? Словно кто-то сказал: «Нина, загляни в сумку», и я туда нос засунула. На самом дне завернутый в целлофановый пакет лежал пенал Алисы. Вот такие дела! Соева обожала животных, собирала всякую мелочь с их изображением и не устояла при виде жестяной коробки. Наверное, календарь тоже она унесла.
– И вы ничего никому не сообщили! – удивилась я. – Даже Полина Владимировна?
– Признаться, что тайком рылась в чужой сумке? – поморщилась Нина Максимовна. – Да и докладывать Хатуновой нелицеприятные сведения про Соеву бесполезный труд. Директриса всегда становилась на сторону Веры, та была жесткой, могла нелицеприятную
правду в лицо сказать.– Например? – полюбопытствовала я.
Нина Максимовна отпила чаю.
– Все и не упомнить. Вот один из последних примеров. Сидим в учительской, пьем чай с тортом. У Миши Филимонова мать владелица кондитерской фабрики, она нам иногда угощенье присылает. Болтаем о ерунде, тихо, мирно, у нас коллектив хороший, дрязг не бывает, если поцапаемся, быстро миримся, зла друг на друга не держим. Входит Вера, как всегда, нос кверху, молча к шкафу прет, спина прямая, подбородок задран. Царица Савская, не меньше. Я не сплетница, но это же правда, что Соеву в гимназии никто не любил, нам нравилась Люся Мусина, до сих пор с ней общаемся. Я после работы нет-нет, да и забегу к ней на кофеек. Люсенька теперь на дому работает. Она с учащимися занималась, в коллектив влилась, а Вера всеми силами подчеркивала: вы чернь, а я императрица.
– Некрасиво, – согласилась я.
Глава 18
– Смешно и глупо, – воскликнула Федотова. – Но неприлично коллегу к столу не пригласить, торт всему коллективу подарили, значит, и ей тоже. Мария Геннадьевна Соеву окликнула: «Присоединяйтесь к нам, посмотрите, какой чудесный бисквит с обезжиренными взбитыми сливками и сухофруктами. Очень вкусно и для фигуры не вредно». Вера Борисовна расхохоталась: «Мария! Низкокалорийных сливок в природе не существует, они никогда не превратятся в пышную массу, потому что взбивается лишь продукт не менее тридцати пяти процентов жирности». Шитовой бы промолчать, но ее черт за язык дернул, она коробку показала: «Смотрите, Верочка, здесь написано: «Не навредит фигуре». Соева презрительно в ответ: «Лучше натуральными жирами накушаться, чем всякими улучшителями-эмульгаторами-консервантами, которые в продукт добавили, чтобы он на качественные взбитые сливки походил. Мария Геннадьевна, вам вообще не стоит сладкое есть, потолстеете еще больше, подурнеете, любовник от вас к молодой и стройной убежит. Хотя, думаю, альфонс проживет с вами, пока вы его деньгами снабжаете». Я чуть со стула не упала, остальные тоже глазами захлопали, не понимают, как отреагировать. Мария Геннадьевна стала бордовой и пролепетала: «Я живу одна, не нуждаюсь в кавалерах». Ну зачем она оправдываться стала? Нет бы отвернуться от Соевой, а Шитова заюлила, засуетилась, глаза у нее забегали, к нам обратилась:
– Девочки, я, честное слово, не имею мужика. Пару раз в жизни обожглась, больше не хочу беды на голову.
– Вранье! – отрезала Вера. – Не понимаю, почему вы так активно отрицаете наличие любовника. Вы не в браке и… А-а-а… Он, наверное, не свободен! Спит еще с какой-то бабой, скорей всего пожилой и значительно богаче вас!
Маша вскочила и ногами затопала.
– Какое вам дело до моей личной жизни?!
– Никакого, – согласилась Соева, – вы мне со своим хахалем неинтересны. Но зачем отрицать очевидное? Вы в последнее время постоянно улыбаетесь, постриглись, покрасили волосы, делаете яркий маникюр, используете красную губную помаду. Значительные изменения претерпел и гардероб, в нем появились юбки-карандаши, блузки. Раньше вы носили мешковатые балахоны, а теперь подчеркиваете талию. Хотите сказать, что волшебная трансформация произошла сама по себе, без появления кавалера? Ха-ха-ха! В вашем возрасте если баба меняется – это исключительно из желания понравиться мужику. Еще полгода назад вам на себя плевать было, волосы как пакля, в глазах тоска. А сейчас! Налились соком, как персик!
Нина Максимовна достала из коробки новый пакетик с заваркой и опустила его в чашку.
– Слушаю я Веру и понимаю, она права! Маша и впрямь похорошела, но как-то все медленно происходило, вот я и не заметила. Ну постриглась, ну чуть осветлилась, ну платье другое надела. Не в один день это произошло.
А Соева остановиться не может.
– Почему я думаю, что он альфонс? Серьги старые, других никогда у вас в ушах я не видела, сумка тоже «времен Очакова и покоренья Крыма», пальто затасканное. Значит, любимый подарков вам не делает, а живете вы вместе.
– Немедленно перестаньте при всех на меня клеветать и сплетничать, – взвизгнула Маша.
Вера Борисовна гаденько улыбнулась.
– Если при всех, то это не клевета и не сплетни, а правда в лицо, что вам не нравится. Вон, на подоконнике два пакета, там продукты, чьи они?
– Мои, – крикнула Мария Геннадьевна. – И что?
– Сумки прозрачные, – усмехнулась Соева, – содержимое хорошо видно. Гляньте, там палка сырокопченой колбасы, курица, сыр, масло, две бутылки пива…
Мы опомниться не успели, как Вера подошла к пакетам и давай без спроса Машины покупки вынимать.
– Три пачки дорогих американских сигарет. Мария Геннадьевна, вы же не курите! Нарезка малосольной семги, паштет с трюфелями. Маша, вы постоянно о здоровом питании рассуждали, а потом, опля, перестали и деликатесы домой таскаете! Могу дать совет: никогда не балуйте мужика, пока он на вас не женился. Потратите все деньги, а он поймет, что бабенка на бобах, и улетит к другой.
Высказавшись, Вера схватила свое пальто, сумку и унеслась. Мария Геннадьевна на нас посмотрела и давай оправдываться.