Магия Неведомого

Все же придется иметь дело со смертными, а они ненадежны и, кроме того, подвержены влияниям чужой воли, например воли их господ… Или хотя бы хищным желаниям разных грабителей… Попутно Джарсин еще раз, возможно и впрямь того не замечая, сделала сами медальоны чуть слабее в воздействии на смертных, у которых будет с ними соответствие. Все же с предсказанием о том, что носителям этих знаков следует оставить свободу воли, следовало считаться, хотя бы ей того и не хотелось.

Так что прямого порабощения смертных через эти магиматы не будет… Ну почти не будет. Она об этом позаботилась. Торл понял, что она делает, подошел слишком близко, едва не навис над ее плечом, и уже в который раз за свою долгую жизнь замер от восхищения перед ее умением, ее искусством. Она это поняла, почувствовала, но сейчас это лишь вызвало в ней злость – нашел чем восхищаться, всего лишь магическим трюком, который она, бывало, устраивала для пробы сил, для тренировки, если не сказать, что для озорства… Правда, в прежние-то времена она делала его наоборот, подчиняя волю и последующие действия смертных какому-то вложенному в магимат волшебству, заданию, преследованию некоторой цели. Но тот, кто может это сделать для подчинения, тот сумеет и разрядить это слепое подчинение или ослабить его, как проделала она сейчас.

Поэтому, закончив заклятия, она повернулась к своему главному советнику резко, едва не ударив локтем, чтобы сбить его с ног, причинить боль его старому, немощному телу… Но вопрос прозвучал по-деловому сухо:

– Я приказывала вызвать ко мне лучших рубак Ордена… Они готовы?

– Они ждут, Госпожа, – отозвался Торл с поклоном.

5

Зал назывался Тронным, хотя и Джарсин не имела титула королевы, и трона тут не было. Зато стояло высокое, резное и изукрашенное золотом и драгоценными каменьями кресло, которое ни один король из Нижнего мира не посчитал бы зазорным поставить себе вместо трона. Сидеть на нем было неудобно, но Наблюдательница привыкла к нему, тем более что шелковые подушки в кресле все же имелись.

Она уселась, по-прежнему хмурая, недовольная тем, как медленно и неясно, с ее точки зрения, продвигается дело. Затем глянула в окно и застыла. За окном творилось что-то необычное. Тьма, клубящаяся внизу, в пропасти, поднялась, а возможно, опустилась серая хмарь сверху, и сейчас она плескалась у самых окон ее замка, почти угрожающе висела за стеклами, вызывая в сознании невнятные переживания. Казалось, из нее может выпрыгнуть кто-то, с кем не сумеет справиться даже она, архимагичка Джарсин Наблюдательница.

Она все же оторвалась от этого зрелища, оглядела Торла, Хранцу и своего дворцового дурака. Все ожидали знака, она махнула рукой. Торл подошел к высоким дверям и отворил их, повернулся, слегка дребезжащим, старческим голосом объявил:

– Рыцари Ордена Берты Созидательницы, преданные слуги Джарсин Бело-Черной, прозванной Наблюдательницей, властительницы Верхнего мира и Госпожи мира Нижнего.

Со своим официальным званием она когда-то нимало помучилась, но решила, что именно эти слова подойдут для сколько-нибудь торжественных церемоний. Вот только сейчас они ее тоже раздражали, она ни за что не согласилась бы на них в нынешнем качестве, вот только над этим, как и над многими другими традициями, она была не властна. Вернее, тоже, конечно, властна, однако для того, чтобы хоть что-то в них изменить, требовалось много времени.

В зал стали входить рыцари, из смертных, конечно. Зачем ей вечные рыцари? Солдаты нужны, чтобы умирать за нее или во имя целей, которые она им укажет. Тогда они становятся ценным ресурсом, у них появляется ощущение собственной нужности, даже необходимости, культ своей чести и достоинства, непреходящих ценностей, ради которых следует сражаться с врагами, которые, разумеется, эти ценности пытаются разрушить.

Впереди шел генерал из гоблинов, седой и близорукий, с водянистыми, злыми глазами, потом еще один, рангом поменьше, человек, кажется, солдаты называли его Колотун, и что это значило, всем было понятно без объяснений. Джарсин не помнила имени или прозвища первого из генералов, но это было неважно, они должны были хорошо знать ее и подчиняться ей, а не она их помнить… Впрочем, Камень когда-то позволял ей следить едва ли не за каждым из ее солдат, вот только жизнь их ей не понравилась, и она быстренько переключилась на наблюдение за остальными смертными, из Нижнего мира, у которых все в жизни происходило интереснее, и насыщеннее, и необычнее, едва ли не богаче. Тогда, помнится, она решила, что солдаты все же обладают слишком простым взглядом на мир, чтобы занимать ее. И ремесло у них не слишком сложное – тренировки, сон и еда, конечно, самая простая, незамысловатая тяга к прелестницам разного сорта и бои, которые, в случае их недостатка, они устраивают между собой, называя это отстаиванием каких-то своих уже представлений и рангов.

Генералы ввели четыре десятка разных смертных. Тут были и орки, и гоблины, и карлики, и люди, и даже один тролль, вот только не слишком большой и грузный. Почему-то Джарсин вспомнила, что среди ее рыцарей имелся один циклоп, он был отличным солдатом, но потом вдруг нашел себе пещеру где-то в северных горах и ушел из Ордена, хотя обычно такого не случалось, потому что бывших рыцарей Ордена Берты быть не могло, их попросту не бывало. Что с циклопом стало позже, она не знала, следить за ним в пещере стало еще скучнее, чем наблюдать за казарменным житьем-бытьем орденцев.

Они стали почти как на плацу, в три ряда, хотя равнения и не выдержали, и правильно, не хватало еще, чтобы они тут строевые учения устроили. По знаку седого генерала из гоблинов они все опустились на одно колено и склонили головы, широкие плащи превратили их в белые либо черные изваяния. На одном из этих рубак плащ почему-то был сырой, это Джарсин вдруг увидела очень отчетливо. Другой, на которого она почти с интересом перевела взгляд, оказался вшив, при желании она могла бы избавить его от таких-то мучений, но не стала, разумеется. Третий был слишком юн для рыцаря, но он был быстрым, подвижным и очень выгодно использовал это свое дарование в схватках и турнирах. Четвертый пылал такой жаждой богатства, самых примитивных денег, что ему, наверное, лучше было бы стать торговцем, купцом, а не воином.

Она разглядывала их и не замечала, как едва ли не каждый, на кого она обращала внимание, ежится под плащом от давления, которое оказывал ее взгляд. Это было странное давление, не физическое, конечно, но психическое, или ментальное, или магическое, которое даже эти жесткие и несгибаемые смертные едва могли выдержать. Она их разглядывала теперь как бы сообща, всех скопом, но и раздельно, она же умела переживать и чувствовать едва ли не сотню смертных разом, оценивая вкус жизни, оттенок бытия каждого, как вкус вина, который можно разложить на оттенки ощущений, если как следует разбираться в вине. А Джарсин в жизни смертных разбираться научилась, иначе она никогда не стала бы архимагичкой даже при всех ее прочих дарованиях.

Почти в каждом она видела белую или черную искру, иногда маленькую, иногда слабую, иногда довольно сильную. Не раз она замечала, что белые искры имели какой-то иной отсвет, склонность к иному цвету, но это было, в конце концов, не слишком значительно, главное, что их основной цвет был ее цветом, а иначе и быть не могло. Иначе эти смертные не оказались бы здесь, предателей вычислили бы сами эти рыцари, орденцы, и избавились бы от них, как от ненадежных, разумеется. Она подумала, может, не следует тратить время, а просто отобрать тех, кто владеет самой сильной и ясной искрой, но потом подавила в себе это желание. Рыцарей следовало проверить по полной программе, не давая ни им, ни себе поблажек. Потому что слишком многое зависело от того, кого она сейчас выберет и на что они окажутся способны.

Вот если бы она увидела кого-нибудь, в ком горели бы обе искры, черная и белая, она бы такого выбрала сразу. Но такого не было, видимо, как-то так получалось по закону искр, что две никогда не попадали в одного смертного.

– Поднимитесь, – приказала Джарсин. Рыцари поднялись, верными, точными и сильными движениями хорошо тренированных бойцов. Она осмотрела их еще раз, замечая, как некоторые бросают на нее опасливые взгляды. – Я вызвала вас, чтобы выбрать достойных, которые должны сослужить мне особенную службу.

– Мы все готовы, Госпожа… – начал было седой генерал.

Джарсин остановила его резким жестом и продолжила:

– Вы находитесь здесь, у меня в замке. – Она едва заметно усмехнулась бледными губами. – Но должны быть готовы ко всему, что с вами сейчас произойдет. – Она еще раз с силой произнесла: – Соберитесь со всеми силами и будьте готовы.

Она больше не смотрела на них. Она опустила голову и стала собирать собственную силу, ощущая ее прилив в себе, как скопление молний в грозовой туче, как напряжение пружины в некоторых хитроумных механизмах карликов, готовой потом развернуться и придать этим механизмам способность к движению, как невидимое для взгляда смертных давление ветра, способного обрушиться на все, что ему попадется по пути, со всем своим иногда чрезмерным, смертоносным напором.