Магия в крови

Женщины беснуются, катаются по земле, рыдают и смеются, ногтями раздирают свою кожу. Взгляд той, что стоит на глыбе, скользит по склону к вершине и останавливается на Дуке. И теперь он понимает, что не просто видит все это, — он и вправду попал сюда, в это место, потому что женщина заметила его. Она что-то выкрикивает и кидает жезл. Тот движется подобно копью; Дук приподнимается: жезл летит ему в грудь. Окружающее меркнет, синее солнце тускнеет, и Дук Жиото видит над собой дырявую крышу башни.

Первым делом он вывалил в таз паутину из свертка, после, как было сказано в книжке Песко Цветника, налил туда отвара зарицы, за ней — костную пыль, разведенную настоем серебрянки. Как только все это впиталось в паутину, поднялась серая густая пена. Похлюпывая, она достигла краев таза, набухла шапкой, но на пол не потекла. Жиото подождал немного и сыпанул крокуса. Пена зашипела и опустилась, показав густую жидкость с маслянистой радужной поверхностью. Она до половины наполняла таз. Паутина распалась отдельными волокнами, тончайшими серебряными нитями, что лениво извивались в жидкости. Склонившись, Дук себя не увидел, хотя крыша башни с прорехами и небо за ними — все отражалось в тазу.

Он добавил последний ингредиент, горную манну, которую нашел в одном из кувшинчиков в пристройке лекаря. Из таза пыхнуло жаром, над ним набух большой синий пузырь — и лопнул. В воздухе затрепетало нечто призрачное, трудноразличимое. Раздался тихий хлопок, за ним второй, третий. Дук на всякий случай отошел подальше. Со дна вдоль покатой стенки поднялся дрожащий серебряный сгусток, достигнув поверхности, стал пузырьком и лопнул. Тут же рядом возник и лопнул второй, на этот раз синий, после — зеленый, желтый, красный. Череда пузырьков описала круг. Над тазом взлетел, двигаясь по широкой спирали, серебряный значок — муар, «живой знак», при помощи которых чары иногда записывают свои формулы. Похожее изображение Дук видел на одной из страниц книги Цветника:

Муар, состоящий из плоских полосок-мазков маслянистого серебряного дыма, кружился, и следом уже летели другие.

Первый муар издал еле слышный звук — что-то вроде тихого смешка. Таз начал дрожать. Жиото отошел еще дальше. Разноцветные закорючки летали по кругу, не то хихикая, не то попискивая. Таз задрожал сильнее. Вдруг одновременно все муары испустили громкий протяжный стон, вспыхнули крошечными смерчами разных цветов и исчезли.

Все стихло. Дук приблизился, заглянул в таз. Опустился на колени, сощурился — пусто. Протянул было руку, но передумал, отломал от пола доску и сунул внутрь.

Раздался тихий плеск. В тазу возникло несколько пузырьков, потекли вдоль дерева и, достигнув незримой поверхности, лопнули. Жидкость все еще была там, но теперь невидимая. Вдруг опущенная в таз часть доски стала исчезать. Сначала сгладилась поверхность — словно по ней прошлись рубанком, стесывая неровности и разлохмаченные древесные волокна, — затем доска начала медленно сужаться, по мере того как магическая субстанция пропитывала ее. Жиото вытащил деревяшку из таза и бросил в него плащ. Поднялись гроздья пузырьков, забулькало. Дук доской притопил плащ, помешал, постучал, чтобы прижать его ко дну. Теперь, если верить книге Цветника, надо было ждать — сосчитать десять раз до десяти. Загибая пальцы, чтоб не сбиться, Жиото досчитал. Плащ к тому времени стал мутно-прозрачным, как лесное стекло, но если то обычно имело зеленоватый оттенок, то он — серебристый. Дук вновь сунул в таз конец доски и на этот раз не услышал плеска, даже тихого: субстанция впиталась в плотную шерстяную материю.

Он деревяшкой подцепил плащ, отнес к окну, повесил, не расправляя, так, чтобы ткань до половины свешивалась наружу. Бросил палку и выглянул. Пустошь, развалины монастыря, лес. Далеко-далеко, едва видимая на таком расстоянии, высилась Шамба. Жиото собрал все, что было разложено на полу, обратно в котомку, таз ногой подпихнул к стене, сверху бросил гнездо. Ждать предстояло еще дольше, чем в первый раз. «Травяная кровь» пока не рассосалась в теле, смешавшись с кровью Жиото, бурлила в венах, принуждая что-то делать, двигаться.

На противоположной стороне башни имелось еще одно оконце. Дук прошел по бревну и выглянул. Во дворе никого не видно, хотя донесся голос монаха — он громко спрашивал, не возвращаются ли господа. Со стены ответил дозорный, и все стихло. Дук присел на бревне, держась за оконницу и глядя наружу. Тихо и холодно, все серое — и крыши, и земля, и господский дом, и склон над ним. Только высоко на уступе зеленеет пихта. Он привстал, вглядываясь — там кто-то был, неподвижно висел на ветвях. Жиото высунулся в окно. Существо, размером с человека, застыло, расставив руки и ноги, вцепившись в мохнатые ветки... Ноги и руки? Или это лапы? Отсюда трудно было разглядеть подробности, но Дуку показалось, что там находится именно человек, полуголый, с очень худыми и длинными конечностями. Он висел головой вниз, разглядывая замковый двор. Волосы шевелились на ветру.

Существо перевернулось и проворно поползло вверх. От замка до того места, где росла пихта, склон был вертикальным и ровным, но выше начинались каменные выступы, трещины и впадины. Странное создание перепрыгнуло с ветвей на склон и очень быстро вскарабкалось, к вершине, напоминая при этом огромного паука о четырех ногах. Дук поднимал голову, провожая его взглядом, пока оно не добралось до кустарника. Оттуда вдруг появилось еще одно существо, куда здоровее первого, мохнатое. Оно стояло на задних лапах, пригнувшись. Несколько мгновений две фигуры маячили далеко вверху, затем нырнули в кусты.

Он прошел по бревну обратно. Плащ стал почти совсем невидимым, камни стены явственно проступали сквозь ткань. Дук сел и достал свой посох. Бутылек с выцарапанной надписью «паутинка-невидимка» нашелся среди прочего в мастерской Песко Цветника, и Жиото еще на пути к замку обмазал оружие его содержимым. Больше ни на что вещества не хватило, но, по крайней мере, Дук убедился в том, что оно действует — посох уже давно был невидимым.

Через некоторое время материя исчезла полностью. Следуя указаниям из книги, Дук ждал еще долго. Наконец, нащупав на окне плащ, поднял его за капюшон. Сжимая в вытянутой руке, завел за него ладонь — она была хорошо видна, как и стена башни. Сунул запястье в складки — часть руки исчезла. Вот так-то. В своей книге Песко писал о преломлении лучей, но Дук не знал, что такое эти лучи и как они преломляются, — он лишь помнил, что сквозь сундук в доме Цветника были видны стена и пол, а вот находящееся внутри сундука, между покрытых веществом стенок и крышкой, исчезло.

Он надел плащ, стянул все завязки и шнурки, завязал веревочку, что удерживала маску на лице. Чихнул. Маска накрыла лицо, но Дук видел окружающее четко и ясно. Поднес руку к глазам — не разглядеть руки. Одернул длинный широкий рукав, распрямил пальцы... кончики их с грязными обкусанными ногтями возникли в воздухе.

Внизу раздался шум, он подошел к окну. Двое дозорных слезли со стеньг и открывали ворота. Дук скинул плащ, сунул в котомку кувшинчик с «травяной кровью» и пустые бутылочки, затянул горловину, повесил котомку на плечо, вновь надел плащ, тщательно завязал все тесемки.

Теперь и котомка стала невидимой для окружающих. Он прошел по бревну и, путаясь в полах плата, стал слезать по клиньям. Замок был в его распоряжении.

Глава 8

Карета, на задке которой пристроился Вач, остановилась возле господского дома, дверца раскрылась. Спрыгнувший с коня Шарпа подставил плечо, помогая спуститься сначала Ивару, затем Мелону, а после госпожам. Мелон и Силия сразу пошли к паласу, Арда с Иваром, отойдя в сторону, тихо заговорили. Вач слез и шагнул к дверце. Он и Шарпа посмотрели друг на друга — во взгляде пожилого монаха были настороженность и неприязнь, а глаза толстяка, как обычно, ничего не выражали.