Махтумкули
Шрифт:
Поглаживая ее волосы, Тархан успокаивал:
— Что ты, Лейла-джан? Ты же сильная, как джигит, а плачешь. Ответь — почему? Может, ты не хочешь ехать со мной? Скажи!
Всхлипывая, Лейла покачала головой.
— С тобой… я на край света… пойду…
— Почему же тогда плачешь?
— Так просто… Сама не знаю…
— Слез без причины не бывают. Ты мне не хочешь открыть свое сердце? Разве у тебя есть человек, более близкий, чем я?
Лейла порывисто прижалась к нему.
— Я боюсь… Если б ты знал, как я боюсь!
— Чего ты боишься, глупышка?
— Боюсь, что счастье наше кончится.
— Не надо думать об этом, Лейла-джан. Судьба соединила нас, значит, у нас — дорога одна. И мы пойдем по ней вместе.
— Дай бог, чтобы так было!
— Все будет хорошо, Лейла-джан!
Лейла постепенно успокаивалась. Но прежнее состояние счастья и покоя не возвращалось. Она испуганно дрогнула, когда вдали прозвучало конское ржанье.
— Твой?
— Нет, — прислушиваясь, ответил Тархан, — это чужой конь. А ну-ка, подожди…
Он взял саблю и выбрался из шалаша. Его гнедой стоял, насторожив уши, и смотрел в сторону тропы. Тархан спустился в овражек, стараясь потише шуршать палыми листьями, прошел несколько десятков шагов и выглянул. На тропе стояли два всадника. Один — высокий и худой, как скелет, с длинной белоснежной бородой — был незнаком. Второй богатырской фигурой и ладной, своеобразной посадкой в седле напоминал Атаназара. Тархан вгляделся пристальнее: конечно, Атаназар и есть!
Сзади зашуршало. Он быстро обернулся, но это подходила Лейла — у нее не достало сил дожидаться Тархана.
— Кто это? — одними губами спросила она.
— Один — Атаназар. Второго не знаю.
В широко раскрытых глазах молодой женщины застыл тревожный вопрос. Приподнявшись на цыпочки, она попыталась выглянуть из оврага. Но это ей не удалось. Тархан тихо засмеялся:
— Подсадить?
— Что будем делать? — не принимая шутки, тревожно спросила Лейла.
— Окликнем их, — сказал Тархан, — Атаназар свой человек.
— А тот, второй?
— Э, Атаназар с плохими людьми компанию не водит… Ты, Лейла-джан, возвращайся в шалаш и жди меня, а я подойду к ним. Если с Атаназаром верный человек, приведу обоих, если нет — одного Атаназара.
— А может, никого не надо? Пусть они едут своей дорогой.
— Не бойся! Атаназар большую помощь может нам оказать!
— Делай, как знаешь, — с привычной покорностью согласилась Лейла, и в голосе ее прозвучала нотка горечи. — Только возвращайся побыстрее…
— Хорошо… На, возьми саблю!
Принимая клинок, Лейла слабо улыбнулась.
— Я не умею рубиться на саблях!..
Она проводила Тархана взглядом, чувствуя, как опять недоброй болью сжимается сердце, и медленно пошла к шалашу. Напрасно не послушал ее Тархан. Лишние глаза — лишняя беда. Тот, кто строит свое счастье на зыбком песке, должен опасаться каждого порыва ветра. Потом, когда песок будет скреплен глиной, а глина засохнет и превратится в камень, можно не бояться ничего. Но вначале…
Всадники между тем спешились. Седобородый джигит раздувал костер. Атаназар, чертыхаясь, возился с тугим узлом хурджуна. Кони мирно щипали блеклую осеннюю траву.
Стоя за деревом, Тархан хотел окликнуть Атаназара. Потом передумал и, озорничая, с криком: "О Али!.. Помоги Али!" — выскочил из леска. Атаназар схватился за ружье. Белобородый поднялся, обнажив саблю.
— Эй, герой, не залей кровью вселенную! —
закричал Тархан, подбегая.Друзья крепко обнялись, Атаназар шутливо упрекнул:
— Разве можно так пугать людей, которые и без того напуганы?.. Сапар-ага, это и есть тот самый Тархан, о котором я вам говорил!
— Здравствуйте, яшули! вежливо поздоровался со стариком Тархан.
— Это Сапар-ага, — пояснил Атаназар, снова берясь за хурджун. — Он из нашего аула, но ты его не знаешь. Тебя еще на свете не было, когда он в плен к кизылбашам попал… Вот чертов узел! Кто только тебя завязывал!..
— Ты же, наверное, и завязывал, — усмехнулся Сапар и обратился к Тархану: — Случайно, сынок, не встречался тебе поэт Махтумкули?
— Нет, — с сожалением сказал Тархан. — А разве с ним что-нибудь случилось?
— Кто знает… Одному аллаху ведомо. Когда мы из крепости вырвались, его никто не видел. Хорошо, если не попал в руки кизылбашей. Нас освободил от цепей, а сам… С какими глазами мы появимся в ауле? Я готов назад возвратиться, чтобы его выручить!
Атаназар, справившийся наконец с узлом, заметил:
— Что толку будет от вашего возвращения? Лишними рабами кизылбашей только порадуем. Надо быстрее в аул возвращаться и, если он еще не вернулся, сообща думать, как его выручить.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Тархан.
— Поесть, попить чаю и трогаться в путь.
— А больше никто сюда не придет?
— Сегодня, друг мой, каждый сам ищет себе дорогу. Не припомню случая, чтобы нас так крепко расколотили кизылбаши! Что-то здесь не то. Сапар-ага говорит, что прошлую пятницу к Шатырбеку приезжал Абдулмеджит-хан со своими нукерами. До самого вечера барабаны били музыка играла. Ясно, что не заблудился хан.
— Верно, сынок, — подтвердил Сапар. — Шатырбек имеет за спиной какую-то поддержку. Совру, если скажу, что видел регулярное войско, но Абдулмеджит-хана своими глазами видел — он целый день просидел с Шатырбеком. Его нукеры пировали и пили вино. И еще одного видел — начальника сарбазов Селим-хана. По-моему, он покинул крепость не вместе с Абдулмеджит-ханом и где-то неподалеку были его сарбазы…
Он склонился к костру.
Раскладывая на дастархане лепешки, Атаназар спросил:
— Ты один, Тархан?
— Нет, — шепотом ответил Тархан.
— Кто?
— Пойдем, со мной… Пока Сапар-ага чай готовит, я тебе покажу кое-что!
— Не шепчитесь, ребятки! — добродушно сказал Сапар. — Ступайте по своим секретным делам, только к чаю не опаздывайте!
Шагая рядом с Атаназаром, Тархан спросил:
— О сердаре ничего не слышно?
— А что с ним случится? — равнодушно ответил Атаназар и вдруг резко остановился. — Постой! Ты почему сердара вспомнил? Уж не Лейла ли с тобой?
— Нет, — сказал Тархан, в глубине души удивленный проницательностью друга. — Лейла далеко.
— Хитришь?
— Нынче все хитрят.
— Кто же все-таки у тебя?
— Придешь — увидишь.
— Женщина или мужчина?
— На что мне мужчина сдался?
Атаназар шутливо толкнул Тархана в плечо.
— Вот хитрюга, а! Всех обскакал! Другие о животе своем заботились, а он и о добыче не забывал! Ну, если в такой передряге тебе что-либо стоящее попало, снимаю перед тобой свой тельпек! И как это ты ухитрился?