Македонские легенды Византии

Его считали чрезмерно подозрительным, но мог ли жить с открытой душой император, на жизнь которого не раз покушались самые близкие люди?! Едва он стал единоличным правителем, как выяснилось, что отец его возлюбленной Зои Заутцы вместе с несколькими придворными составил заговор с целью убийства царя. И самое удивительное, что, открыв намерения заговорщиков, Лев VI не смог покарать преступников, спрятавшись от них в своем дворце (!). Лишь после того, как некий магистр Лев Феодотакис примирил царя с отцом его возлюбленной, император осмелился открыто ходить по царским покоям112.

В этом нет ничего удивительного: еще не приобретший опыта в делах государственного управления, Лев Мудрый казался многим придворным излишне робким и неуверенным в себе. Напротив, Заутца, прекрасно понимавший, что может произойти с ним лично вследствие какого-нибудь удачного заговора, очень опасался за свою жизнь. Как и в любом обществе, высший свет Византии был изнутри разделен на множество партий и групп, соединившихся по интересам. Понятно, что первый сподвижник и друг покойного Василия Македонянина мог в случае неудачного правления Льва Мудрого расстаться с жизнью, причем не по своей воле. Заутца резко осаживал молодого царя и не давал воли жалости, постригая в монахи и ссылая всех подозрительных людей.

Особенно неприятно было для Льва VI то, что Заутца поссорился с его любимым духовником Евфимием, и все попытки примирить их ничего не дали. На этой почве и произошла первая размолвка Заутцы с императором, закончившаяся, как видим, тем, что Лев Мудрый пошел навстречу пожеланиям своего опекуна113.

Этот заговор был первым, но далеко не последним. Незадолго до смерти второй жены, Зои, ее родственники – эпикт (служащий из числа конюшенных) Василий, этериарх Николай и друнгарий виглы Парда, опасаясь, что царь женится в третий раз и забудет о них, решились просто сместить его с престола. По счастью, некий евнух из арабов по имени Самон донес императору о готовящемся перевороте, и тот схватил изменников. Примечательно, но ни один из них опять не был казнен114.

Если перечень малосимпатичных качеств Льва VI довольно ограничен, то, напротив, о его достоинствах можно сказать много. Так, по одному справедливому замечанию, Льва Мудрого следует отнести к самым выдающимся церковным законодателям после императора св. Юстиниана Великого. Замечательно, что, как и его отец, Лев VI шел в этом отношении путем, указанным еще царями Исаврийской династии, хотя официально законодательство Исавров было отвергнуто им по идейным соображениям – они желали выделиться на фоне иконоборцев.

Попутно цари-македонцы продолжили ревизию действующего законодательства, отменяя устаревшие институты и нормы, и издавая новеллы для удовлетворения насущных вопросов бытия. «Кодекс Юстиниана» уже давно не соответствовал потребностям жизни Византийской империи. И зачастую местные судьи были вынуждены самостоятельно составлять целые сборники местных обычаев, которые применялись в конкретном месте, а со временем даже вытеснили официальные сборники права. Нельзя также забывать, что этнический состав многих территорий резко изменился за последние 300 лет, и новым подданным царя были чужды старые законы115.

«Под влиянием местных обычаев, – писал об этом сам Лев VI, – еще не ставших законным правом и единственно почерпывающих силу в угодливости толпе, возникают многие новшества, происходит путаница в применении закона, и в делах чрезмерные запущение и беспорядок». Между тем, продолжает он свою мысль, «законы служат как бы охранителями нашей жизни и врачами, которые, с одной стороны, затрудняют укоренение в жизни дурных привычек, с другой, устраняют вредные последствия тех, которые уже незаметно проникли в общество, отсекая зло с корнем и не давая ему укрепиться»116.

Доработав при содействии юристов отцовское наследие, император выпустил сборник «Василики», состоявший из 6 томов или 60 книг. Не удовлетворившись этой работой, царь выпустил еще более 100 новелл по вопросам канонического права – по другим источникам, всего им было выпущено 120 или даже более 200 новелл. Например, только на имя своего брата Константинопольского патриарха св. Стефана он написал более 50 законов, причем каждое из новых узаконений сопровождалось подробными разъяснениями самого царя относительно мотивов своего решения и должной практики применения данной новеллы. Отличительная же черта новелл заключалась в том, что они проникнуты мягкостью, гуманностью и практичностью117.

Лев не считал себя связанным старыми правилами, а потому, действуя свободно, устанавливал новые канонические нормы. В вопросах о браке, священстве, крещении младенцев, владении церковными имуществами (например, новеллы 7, 16, 17) царь рассуждал совсем иначе, чем его предшественники. Его новеллы, по обыкновению, пестрят ссылками на Священное Писание, апостольские и святоотеческие правила, гражданские законы прошлых лет, внося и закрепляя тем не менее новые идеи.

При этом император строго разделял сферу действия своих новелл и освященных древностью канонов, заявив как-то: «В делах гражданских полезнее законы гражданские, а в делах церковных, для благоустройства всех, полезнее священные постановления». Правда, на практике эта граница неоднократно нарушалась Львом Мудрым – да и могло ли быть иначе в условиях все еще сохраняющейся «симфонии властей»?

В частности, царь заметил как-то, что память многих святых подвижников Православия не празднуется в Римской империи, а потому 38-й новеллой установил эти праздники. В другом случае (2-я новелла) царь установил правило о том, что лица, имеющие детей, также вправе претендовать на епископство118. Кроме того, василевс определил обязательное празднование воскресного дня, запретив в этот день любые работы – исключение делалось лишь для земледельцев в летнюю страду. Подтвердив узаконения своего отца о принудительном крещении иудеев 55-й новеллой, Лев VI обязал тех жить по христианскому обычаю.

Заботясь о благочестии клириков, император установил 15-й, 36-й и 39-й новеллами, что архиереев и священников, унижающих свое достоинство адвокатской практикой и выполнением частных поручений, следует на время запрещать в священничестве, а также налагать на них епитимию. После покаяния они могут вернуться к священнодействию, отмечал Лев Мудрый, поскольку эти прегрешения вполне понятны по слабости человеческой природы и нашей немощи. Но если они вновь будут пойманы на этом, то должны быть навсегда запрещены к служению. Конечно, это было известным отступлением от некоторых канонов, установленных Вселенскими Соборами, но вполне оправданным с точки зрения жизни119.

Развивая идеи, изложенные в 82-м Апостольском правиле, император 11-й новеллой установил, что раб, достигший епископского сана без ведома и разрешения своего господина, лишается его. «Мы не только не прощаем тех, кто достиг какой-либо цели обманом или воровством, и не позволяем им пользоваться тем, что они приобрели, но и нередко наказываем их как преступников. Тем более мы не позволяем, чтобы спокойно жил и пользовался двумя самыми почетными преимуществами – свободой и священством тот, кто осмелился получить их путем воровства, пронырливости и постыдного обмана».