Макиавелли

Философы прошлого, от Платона до св. Августина, тоже приходили к неутешительным выводам относительно человеческой натуры. Но их пессимизм смягчался возможностью искупления грехов (посредством идеализма или христианства). Наблюдая за поведением папы и Церкви, Макиавелли отбросил подобные сантименты.

Государь никогда не должен терять бдительности, поскольку, как выразился Макиавелли, «все вооруженные пророки победили, а все безоружные погибли». Этот совет одновременно и метафора (то есть государь также должен быть вооружен разумом), и намек на судьбу Савонаролы. Отношение Макиавелли к Савонароле явно неоднозначное. Циник и иконоборец, он не одобрял пуританский теократический режим, установленный Савонаролой, но в то же время полагал, что о такого рода людях надлежит говорить с почтением. Савонаролу он считал духовным человеком, а не политиком. Несмотря на нигилизм политической философии Макиавелли, его вера в христианского Бога оставалась непоколебимой. Взгляды Макиавелли полностью совпадают с известным изречением Христа: «Кесарю кесарево, а Богу богово». (По-итальянски «кесарь» – «Чезаре»). Управление государством – дело кесаря.

Макиавелли и его политическая философия кажутся абсолютно безнравственными. Но вот что говорил человек, которого называют современным Макиавелли: «На протяжении веков Макиавелли считали воплощением цинизма. Однако сам он не считал себя лишенным моральных принципов. Он описывал мир таким, каким он его видел, а не таким, каким ему хотелось бы его видеть. В самом деле, он был убежден, что только сильный духом правитель может твердо соблюдать намеченный курс в условиях постоянных заговоров, от которых, к сожалению, зависит его жизнь». Если не принимать во внимание очевидный элемент самооправдания, Генри Киссинджер прав. Макиавелли не высказывал этой мысли прямо, но именно она лежит в основе его философии. К несчастью, мы склонны не замечать подобных допущений, если они не выражены явно.

Рассуждая о хитрости, Макиавелли прибегает к метафоре и советует правителю брать пример с животных. «Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса – волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков».

Обладая львиной силой, правитель отразит все угрозы, как внутренние, так и внешние. А для того чтобы в наилучшем свете предстать перед собственным народом и внешним миром, он должен быть хитрым как лиса. «Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами». Если это поможет поддержать его репутацию, государь должен казаться добрым, человечным и даже милосердным. Но страх перед ним должен незримо присутствовать всегда. Пышность и торжественность, поддерживающие дистанцию между правителем и подданными, помогут сохранить ореол благородства и добродетели. Приближенных государя, конечно, эта видимость не обманет, но они поймут тщетность попыток свергнуть того, кого так любит народ.

Однако в другом месте Макиавелли напоминает: «Кто полагается на народ, строит на песке». Непоследовательность? Однако мы уже видели, что непоследовательность признается Макиавелли одной из спасительных добродетелей государя. Другой вопрос, является ли это качество добродетелью для философа. Макиавелли заботила эффективность его советов, а не логичность или этичность его философии.

Далее мы вновь сталкиваемся с неявным допущением Макиавелли. В данном случае оно озадачивает еще больше. В «Государе» Макиавелли присутствует скрытая повестка дня, которая в конечном счете во всем своем блеске раскрывается в последней главе под названием «Воззвание к овладению Италией и освобождению ее из рук варваров». (Под варварами следует понимать иностранцев. Похоже, Макиавелли снова отдал предпочтение политическому реализму, а не корректности.) Но где же тут непоследовательность? В своей патриотической тираде Макиавелли убеждает государя сбросить иноземное ярмо и объединить Италию «с почетом для себя и на благо всех жителей» (то есть того самого народа, который сравнивают с песком). Тут же Макиавелли с восторгом вспоминает Древний Рим («доблесть духа итальянцев») и Чезаре Борджиа («…некто избран Богом для ее спасения, потом, однако, судьба отвергла его в самую решающую минуту»). О самом правителе он отзывается так: «Трудно выразить, с какой любовью был бы он встречен жителями тех областей, которые пострадали от нахлынувших захватчиков…» Это тот самый государь, которого научили, как завоевывать любовь народа. Недаром Муссолини лично написал предисловие к «Государю».

Патриотизм Макиавелли понятен, даже если его циничные манипуляции кажутся непростительными. Италия не объединялась под властью итальянского правителя более тысячи лет, со времен распада Римской империи. (И объединится вновь только через триста с лишним лет, после прихода Гарибальди.)

И вот пришла пора распределить роли в этом грандиозном спектакле. Кому достанется главная роль? Кто будет государем? Макиавелли посвятил свою книгу герцогу Джулиано Медичи, правителю Флоренции. Джулиано – именно тот человек, который спасет Италию. К сожалению, еще до того как Макиавелли закончил «Государя», Джулиано передал власть над Флоренцией своему двоюродному брату Лоренцо Медичи. Но это не имело значения. Не важно, кто именно станет во главе доблестных обманутых итальянцев в борьбе против «варварских обид и жестокостей». Главное – кто будет его политическим советником. По мнению Макиавелли, на эту роль годился только один человек. За книгу Макиавелли взялся в первую очередь для того, чтобы вернуть благосклонность правителя Флоренции. (Тот факт, что Макиавелли руководствовался несколькими мотивами, не обязательно умаляет значение одного из них, за исключением бескорыстия, единственной категории, отсутствующей в «Государе».)

Поэтому Макиавелли просто переписал посвящение своей книги и внес соответствующие изменения в текст. Теперь «спасителем Италии» был назван «il magnifico Lorenzo» [11] (не путать с Лоренцо Великолепным, который умер более двадцати лет назад). Преодолев эти мелкие трудности с распределением ролей, Макиавелли благополучно закончил «Государя».

Теперь он столкнулся с не менее сложной задачей – как доставить книгу человеку, которому она посвящена. Макиавелли впал в немилость, и при дворе Медичи у него было много врагов. Добиться личной аудиенции у Лоренцо оказалось невозможным. Макиавелли прекрасно понимал, что, если его труд попадет в руки врагов, они либо уничтожат книгу, либо присвоят себе его идеи.

11

Великолепный Лоренцо (ит.).

Стоит также отметить, что сама книга воплощает почти неразрешимую проблему, стоящую перед автором. По мнению Макиавелли, государю не следует показывать, что он воспользовался полезными советами других; правитель должен выдавать эти идеи за свои. Если бы Макиавелли удалось передать книгу тому, кому она была посвящена, то сегодня мы, возможно, читали бы «Государя» Лоренцо Медичи.

Но эта проблема, достойная Бэкона и Шекспира, оставалась гипотетической, по крайней мере пока. Макиавелли по-прежнему пребывал в немилости, а его усилия вернуться ко двору ни к чему не привели. Тем временем он написал еще несколько великолепных произведений, которые гарантировали ему место в ряду классиков итальянской литературы. Пьеса «Мандрагора» представляет собой фарс с банальным, как в оперном либретто, сюжетом (добродетельная красавица, старый муж, молодой повеса и т. д.). Это была сатира на распущенность общества, особенно духовенства. В пьесе Макиавелли использовал свой жизненный опыт.

«Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» преподносятся как критика великого римского писателя Ливия и его истории раннего периода Римской империи. В действительности это еще один трактат по политической теории. Эта книга сочинялась не в порыве отчаяния, и многие считают, что в ней изложена более взвешенная политико-философская позиция, чем в «Государе», отражающая истинные взгляды Макиавелли. От «Государя» книга также отличается большей правдоподобностью, зрелостью и умеренностью – ничем не примечательные качества, не позволившие «Рассуждениям» затмить «Государя».

В «Рассуждениях» Макиавелли заявляет о своей вере в республиканскую форму правления, особенно ту, которая существовала в Римской республике. Теперь он становится на сторону граждан и дает им самые разные советы, особенно о том, как добиться свободы внутри государства. Макиавелли придерживается принципов, впервые сформулированных Аристотелем: личная свобода и самоуправление достижимы лишь в государстве, которое также свободно и самоуправляемо. Макиавелли верит в коллективизм (другими словами, обращаясь к людям, он верит в их силу). Удивительным в свете его взглядов, изложенных в «Государе», выглядит утверждение, что «народ постояннее и много рассудительнее всякого государя» [12] . В обеих работах присутствует еще один важный элемент, который остается за пределами практически всех политических теорий, – удача, или судьба. Макиавелли подчеркивает необходимость судьбы. Как и государю, народу также нужна virt`u, хотя в данном случае этот ницшеанский, индивидуалистический и аморальный элемент уже уступает главенствующую роль гражданской добродетели, моральной стойкости и коллективизму.

12

Здесь и далее «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» цитируются в переводе Н. Рыковой.

В 1519 г. умер Лоренцо Медичи, и власть во Флоренции перешла к кардиналу Джулио Медичи. Наконец фортуна улыбнулась Макиавелли. Зная о прошлом дипломатическом опыте Макиавелли, Джулио отправляет его с мелким поручением в соседний город Лукка. Макиавелли успешно справляется с заданием и возвращается во Флоренцию, полный надежд. Продемонстрировав верность Медичи, он теперь уверен, что его таланты найдут применение на высокой должности. Однако Джулио назначил его официальным историком республики с жалованьем 57 золотых флоринов – по крайней мере, это обеспечивало постоянный доход. Макиавелли скрыл свое разочарование и приступил к исполнению официальных обязанностей: стал писать

«Историю Флоренции». На этом пути его поджидали немалые трудности. «Историю Флоренции» следовало составлять так, чтобы не обидеть Медичи, которые играли важную и отнюдь не самую невинную роль в истории города. Как говорил сам Макиавелли, давая совет одному из своих коллег чиновников: «Если иногда требуется скрыть факт с помощью слов, сделайте это так, чтобы этого не поняли. А в случае, если это станет ясным, вы должны быть в состоянии дать резкий отпор». К сожалению, его современник и друг, великий историк Гвиччардини, впоследствии раскрыл многие факты, о которых умолчал Макиавелли, но к тому времени самого Макиавелли уже не было в живых и он не мог дать «резкий отпор». К «Истории Флоренции» лучше относиться как к беллетристике.