МакРив

– МакРив!
– она рванулась вперед.
– Твоя рубашка горит!

Он повернул голову.

– Зачем ты пришла сюда, Хлоя?
– Без интереса, он снял рубашку с покрытой волдырями кожи, и отбросил её в сторону. Затем выражение его лица сделалось жёстким.
– Как долго ты здесь?

Достаточно долго, чтобы увидеть его агонию, чтобы понять, что именно это - причина его боли, она лишь не знала, почему.

– Не очень долго.

– Тебе не следует здесь находиться. Я отведу тебя обратно.
– Его тело тряслось.

То же самое было и с ней. Чувствуя, что ноги долго её не удержат, она всё равно сказала:

– Я никуда не уйду, пока ты не объяснишь, в чём дело.

– У тебя мертвенно бледное лицо. Ты должна вернуться в поместье.

– Это будет границей, МакРив. Расскажи мне всё, что я хочу знать, не то между нами всё кончено.

Он посмотрел в направлении Коналла.

– Дома я расскажу тебе обо всём.

– Бред собачий. Ты расскажешь мне сейчас.

– Если я это сделаю, ты позволишь мне отвести тебя обратно?

Она кивнула, понимая, что, наконец-то, узнает его тайну. Он готов рассказать, но будет ли она в силах выслушать? Хлоя обошла столп дыма, усевшись на свежесваленное дерево. Каждый шаг приносил невыносимую боль.

Когда она села, он начал расхаживать перед ней из стороны в сторону. Он открыл было рот, потом закрыл его, и процесс повторился ещё несколько раз.

– Пожалуйста, МакРив, - прошептала она.

Он с трудом сглотнул, его адамово яблоко подпрыгнуло. Наконец, он начал:

– Нам запрещали ходить в этот лес. Но я пошел на спор, и привлёк внимание суккуба, которая жила в этом доме. Её звали Руэлла.
– Он выплюнул эти слова, словно они оскверняли его язык.
– Она затащила меня в свою постель.

– Суккуб... изнасиловала тебя?

Он замахнулся кулаком на ближайшее дерево.

– Не говори так!

От его реакции она резко втянула воздух.

– Суккуб применила к тебе свою химию?

Резкий кивок.

– Я знал, что происходит, знал, кто она такая. Я думал, что люблю её. Когда она сказала, что является моей Подругой, я ей поверил.
– Дыхание опять стало со свистом вырываться из его груди?
– Я был... ещё мальчиком.

– Сколько тебе было?

Он не смотрел на неё, бормоча ответ.

Девять. Боже мой. Девять?

– Ей пришлось применить распыление. Для моего возраста это было... чересчур. Я чувствовал, будто задыхаюсь, будто умираю.
– Его грудь вздувалась, словно он и сейчас задыхался.
– Позже я узнал, что она могла убить меня, если б утянула слишком глубоко. Смертные мужчины едва выживают, а я ещё не вырос. Но каждый раз на защиту поднимался мой зверь.

Хлоя остолбенела. Он был просто маленьким мальчиком.

По-прежнему избегая её взгляда, он сказал:

– В первый раз я плакал. И во второй, и потом... Но похвала и подарки заставляли меня возвращаться. Не говоря уже о ядовитой связи. Иногда она наказывала меня болью.

Глаза Хлои увлажнились, но она изо всех сил сдерживала слёзы, зная, что он их возненавидит. Моего любимого мужчину насиловали подобным образом.

В промежутках между резкими вдохами он продолжал:

– В этом возрасте ликаны учатся контролировать своего зверя. Моя семья и члены моего клана обучали меня этому, но зверь поднимался каждый раз, когда я спал с Руэллой, так что любой прогресс сходил на нет. После четырех лет с ней я не мог вообразить себе секс без зверя. Это было всё, что я знал. Когда с Руэллой, наконец, всё закончилось, я был не... в порядке. До сорока лет я и помыслить не мог, чтобы переспать с кем-то снова. К тому времени шаблон зафиксировался, и я понял, что испорчен навечно.

Ей хотелось закричать, что он не был испорчен, что он теперь с ней, что она хочет его всей душой. Это и были те ворота, которых она никак не могла увидеть!

Но она понимала, что сейчас слишком неустойчивый момент. Самым ровным тоном, какой она только смогла изобразить, Хлоя спросила:

– Что с ней случилось? Как ты освободился от яда?

Как ему вообще пришла мысль о том, чтобы меня принять?Это стало для него наказанием.

В тот момент, когда он вновь заколебался - словно собираясь подтвердить самые худшие Хлоины ожидания - в её памяти всплыл один разговор. Ронан ведь сказал, что близнецы осиротели в тринадцать? Как раз к этому возрасту он провёл с Руэллой четыре года.

– Руэлла запретила мне приходить несколько дней подряд, и меня поразил её яд. Когда я пытался выскользнуть из дома, чтобы попасть к ней, меня перехватила мать. Боги, мама могла быть такой суровой. Они с отцом привели меня домой, где я во всём признался.
– Он провёл рукой по лицу, размазывая сажу.
– Словно это было вчера, я ясно помню, как был озадачен их явным отвращением. Я верил, что мы с Руэллой предназначены друг другу судьбой, что я поступал так, как было предначертано природой.
– Он бросил на Хлою быстрый взгляд.

И по сей день МакРив этого стыдился.

– Когда моя родители стали обсуждать её убийство, я был озадачен. Мой па собирался покончить с Руэллой на рассвете. Но, как я уже говорил, мама была суровой и импульсивной. Она не могла выносить боль, которую я испытывал, так что тайно выскользнула в метель. И пришла сюда.

Хлоя понимала, к чему он клонит.

– Манро, па и я кинулись за ней, но было уже слишком поздно. Руэлла была не одна. К моему изумлению, у неё оказался другой любовник. Молодой вампир. Он убил мою мать.

– О, Боже, МакРив, мне так жаль.

Его взгляд был устремлён куда-то в пространство.

– Отец обезглавил и вампира, и Руэллу. На следующий день он последовал за своей Подругой.

Она поднесла ко лбу дрожащую руку. Ей почти хотелось, чтобы в желудке находилась еда, тогда её могло бы вырвать.

– В последнюю ночь своей жизни родители, должно быть, считали, что я — безвольный, бесхребетный тюфяк. Моя мать была беременна маленькой девочкой.
– По его лицу скатилась очередная капля.
– Из-за моей слабости была уничтожена вся моя семья.

– Ты не был слаб! Ты был ещё мальчиком! Обвиняй Руэллу, а не себя! Эта сука тебя обработала. Хотела бы я, чтобы она оказалась жива - тогда бы я сама могла её обезглавить.
– По его взгляду, направленному на неё, она поняла, что её глаза от эмоций сверкают.
– МакРив, ты был слишком мал.

– Может быть тогда. Но в последующие годы я был огорчен смертью Руэллы почти так же, как смертью матери.
– Уставившись в землю, он прохрипел, - я знал, что так делать неправильно, презирал себя за это столько лет. Ненавидел себя так, как ты и представить себе не можешь. Потребовались века, но, в конце концов, я принял свою участь. В сексе я никогда не был правильным. Я никогда не спал ни с одной партнёршей дважды. Я никогда не знал женщину без выпущенного зверя. Так что я просто пережидал время до начала очередной войны. Войны мне подходили. На поле боя все с радостью принимали моего зверя; все, кроме врага. Я был... управляем.