Макроскоп

— Я пока еще не выяснил иерархию программ, но у меня сложилось впечатление, что почти все они старше разрушителя. По крайней мере, он в них не упоминается, и передаются они издалека. С другого рукава галактики.

Если сигнал разрушителя идет к нам четырнадцать тысяч лет, то программы — двадцать или даже сорок. Может, некоторые ретрансляторы закончили передачу до появления разрушителя, но мы узнаем об этом только через тысячи лет.

— Это меня и смущает, — заметила Афра. — Даже если не брать во внимание разрушитель, пройдут тысячи лет, прежде чем какая-то цивилизация примет их сигнал — это абсурдно, ведь невозможен обмен информацией между культурами.

— А может, пройдут и миллионы лет, — поправил Иво. Он рассортировывал в голове полученные знания. — Все передачи имеют точный обратный адрес. Но как я уже говорил, не могу пока точно установить пространственно-временные координаты, но, надеюсь, мне это удастся в ближайшее время. Но по некоторым признакам можно сказать, что кое-какие из них очень древние. Одна уж очень отлична от других. Совершеннее, что ли, я не знаю, как это выразить, но впечатление производит сильное. Будто икринка в капсуле…

— Миллионы лет! — воскликнула Афра, подавленная услышанным. — Это, должно быть, внегалактический источник. Но ведь макронные поля сильно искажаются?..

Иво пожал плечами.

— Может, для макронных передач есть другие законы. Насколько я понимаю, самые важные для нас станции находятся на расстоянии в три миллиона световых лет. Я прослушивал одну из них, самую мощную, да я уже говорил об этом.

— Я сняла с вас шлем и окуляры, как только вы потеряли сознание, — не унималась Афра. — Сколько же времени вам оставалось на прослушивание?

— Время не имеет значения. По крайней мере, при приеме. Все относительно… ну, как со светом, только…

— А! — сказал Гротон. Его это не так удивило, как Афру. — Ну, это известная аналогия. Скорость света в системе координат наблюдателя не зависит от скорости движения источника света. Эксперимент Майкельсона-Морли.

— Что-то в этом роде. Я получил информацию одной порцией и должен впоследствии все переработать и рассортировать. Мне нужно еще раз войти, чтобы выяснить детали, но я уже знаю, что искать.

— А что вы ищете? — спросила Афра. — Есть ли там что-то, способное помочь нам?

— Да. Это, по всей видимости, общая проблема — выживание при сильных перегрузках. Об этом можно узнать из внегалактической передачи, но все довольно сложно.

— И все же я не могу понять, — недоумевала Афра. Когда она чего-то не понимала, то обижалась, как ребенок. — Ведь не имеет смысла передавать программу, если вы знаете, что ответ придет лишь после вашей смерти. Три миллиона лет! К настоящему моменту умерла и сама цивилизация, и память о ней.

— Именно поэтому, — ответил Иво. — Ведь память не умирает, потому что каждый, кто примет программу, узнает о величии ушедшей цивилизации. Это все равно, что издать книгу, — пусть даже на свои деньги, тщеславия ради, — но если автору есть что сказать, люди прочтут ее, и она им понравится, они будут помнить об этом человеке долгие годы после его смерти.

— Или написать хорошую музыку, — подхватил Гротон. — Неважно, когда она была написана, важно то, насколько она заставляет слушателя сопереживать.

— Но ведь в нашем случае отсутствует обратная связь! — возразила Афра.

— Она здесь и не нужна. Не тот случай. Древние цивилизации заботились о далеком будущем. Они не заботились о величии в своем времени или своей звездной системе. Они знали себе цену. Но величие в веках, величие во вселенной — этого можно достичь, лишь передавая знания другим. Это доказывает, что они существовали не зря. Они оставили Вселенную богаче, чем приняли ее.

— Может и так, — задумчиво кивнула Афра.

— Нужно быть поэтом в душе, чтобы понять это, — сказал Иво. — Я не желал бы для себя лучшего памятника. Знание — что может быть лучше?

— Я, конечно, не поэт, — подхватил Гротон. — Но я понимаю это. Иногда мне бывает очень плохо, и я начинаю думать, что когда умру, никто, кроме моих близких, не вспомнит меня. Что я уйду без следа.

Иво кивнул.

— И что же, — спросила Беатрикс. Тон ее напоминал сейчас тон Афры. — Жизнь идет — радуйся, а как умрешь — друзья тебе вряд ли понадобятся.

— Это, должно быть, половые различия, — заметил Гротон. — Довольно часто моя жена изрекает то, чего я от нее никак не жду. Интересно, вот в данном случае различие возникает из-за того, что мужчина, как правило, активен, а женщина пассивна?

Женщины гневно посмотрели на него.

— Как бы там ни было, программы включают в себя культуру, — сказал Иво, и две пары женских глаз уставились на него. — Космическую культуру, — поспешил объяснить он. — Во всяком случае, в некоторых из них есть упоминания об этом. Незабываемое зрелище, мне такое даже во сне никогда не виделось.

— Но как это нам поможет не поджариться на ООНовском лазере? — Афра ни на минуту не забывала о нависшей опасности.

— Несколько станций передают информацию о способах адаптации к сверхускорению. Но только в интергалактической программе содержится информация о том, которым мы в состоянии воспользоваться. Для других у нас нет подходящего оборудования.

— Одного вполне достаточно, — сказала Афра.

— Будет не так просто. Он биологический.

— Гибернация! То есть, если мы заморозим себя или поместим в защитный раствор…

— Но у нас нет ни криожидкости, ни криостатов для хранения, — возразил Гротон. — Мы же не можем просто выбросить тела в шлюз для экстренной гибернации. А кто нас разбудит, когда мы будем на месте? Хотя, я могу запрограммировать компьютер, чтобы он потрепал по плечу первого, когда пора будет вставать.

— Никакого замораживания, никаких криостатов, — сказал Иво. — Никакого сверхсложного оборудования. Все, что нужно — немного времени и чистый тазик.

Афра посмотрела на него с подозрением, но от замечаний воздержалась.