Макс Суров. Второй шанс

– Смотри, это броня из наноткани, – показал поношенный костюм сыну солдат. – Он и сейчас работает, но нужно немного подлатать эту вещицу.

– А что с ней сделают потом?

– Потом перепродадут на черном рынке, и мы с тобой получим очередной оклад с этого, и со всех остальных костюмов. Вот так и зарабатываем.

– А ты помогаешь их чинить?

– Да, иногда. Я немного разбираюсь в наноткани. На войне нам провели краткий курс о броне, дабы быстро выводить солдат противника, вдруг что.

– Класс!

Следующая комната, в которую они вошли, оказалась комната с оборудованием «вепрь». Здесь отец показал сынишке всякие часы с камерами, недавно созданные отмычки, наборы бойца и другую фигню, которая не смогла заинтересовать Макса. Выйдя из помещения, паренек уже вздохнул, потому как коридор кончался, и совсем скоро они должны были войти в кабинет отца, маленький и неудобный, где совсем нечем заняться. Стэнли именно туда и направился, держа сына за руку. Внезапно, Макс заметил еще одну комнату. Она также была открыта.

– Пап, а что здесь? – почему-то, именно это место манило Макса, буквально говорило – «подойди ко мне, войди в меня, осмотри все внутри меня!»

– Эта комната с вооружением класса «зверь» и «зверь+» (класс «зверь» шел сразу после класса «вепрь», соответственно, созданные здесь «приборчики» были куда круче даже того самого костюма из наноткани).

– Ого! Я слышал, класс «зверь» настолько крут, что только профессионалы своего дела могут использовать что-то такое. Мы же войдем? Ну пожалуйста! Прошу!

– Нет. Туда нам вход заказан. Тем более, камеры там со всех сторон. Если войдем, то нас сразу заметят, а я не имею права туда…

Но Стэнли так увлекся своей речью, что не заметил, как Макс выскользнул из его хватки, и уже направлялся ко входу. Совсем чуть-чуть, и он бы уже оказался внутри, но отец вовремя схватил мальца за руку, снова.

– Ты меня слышал?! – нахмурился Стэнли. – Туда вход запрещен. Ты хочешь, чтобы меня уволили, и мы остались без еды и средств выживания?!

– Нет, прости, – Макс поник, послушал отца.

– А теперь идем в кабинет. Там проведем часть дня, а потом поедим. Попробуешь еду солдат.

– Думаю, она не лучше еды мамы.

– Ох, да, – засмеялся Стэнли. – Здесь еда гораздо хуже – твоя мать прекрасно готовит.

Так прошло много времени. Макс сидел и скучал. Он ходил по кабинету, и вздыхал. А затем, в один момент, заметил, что отец уснул. Это была прекрасная возможность! Правда, он знал обо всех этих камерах, и не хотел подставлять отца, ведь его работа, действительно, тянула всю семью. Мать, Кэрол Суров, не могла работать после травмы рук. Точнее, обе руки она обожгла себе, когда в детстве вытащила своего сынишку из огня – дом, где они или раньше, почти полностью сгорел. Пока Стэнли ехал с работы, она позабыла о собственной безопасности. Макс тогда еще даже ходить не мог, отчего его пришлось вытаскивать из кроватки в дальней комнате. Кэрол сожгла себе обе руки, и теперь они были покрыты ужасающими на вид ожогами, шрамами. Конечно, готовила она после того случая медленно, но, многие говорят, что именно благодаря этой медлительности, ее блюда считают лучшими блюдами во всем городе. На последней выставке еды Кэрол заняла первое место и, с улыбкой на лице, поднялась на стол, куда ее пригласил мэр городка, рядом с которым стоял офицер полиции. На нее укоризненно, с завистью смотрела Стефани Роджерс, которая победила в прошлом году. Она считала, что в прошлый раз победила своими силами, а в этом году просто неверно выбрала блюдо. Но все в городе знали, что, на самом деле, Кэрол просто стало плохо в прошлом году, и она не могла сосредоточиться. Сама она об этом не говорила, но, когда люди попробовали ее торт, сразу поняли, что женщина серьезно устала, отравилась, или по какой-то другой причине, не важно какой, отвлеклась от готовки, и это не ее вина.

Выйдя из кабинета, Макс лишь подошел к металлической двери, которая до сих пор была приоткрыта, и снова вздохнул. Как же хотелось войти внутрь! Но, по словам отца, его мгновенно заметят камеры, и будут проблемы. Не у него. А у Стэнли. А затем у него. У его семьи. У всех. И все из-за какой-то любознательности девятилетнего мальчишки. Вот он уже развернулся, отошел на пару метров, а затем все же вновь вернулся к двери. Проделал то же самое несколько раз. В один момент он вспомнил, что видел специальное устройство для слежения в другой комнате. Добравшись до комнаты с оборудованием класса «вепрь», Макс вошел внутрь, и хотел уже подбежать к столу, как вдруг замер. Он вспомнил, что его отец выключал камеры, но мальчику было все равно, что именно он переключает на стене, отчего сейчас варианты моментально закончились.

Вновь выйдя из комнаты, Макс потерял всякую надежду взглянуть на такое крутое оборудование профессионалов военного дела. Как вдруг судьба решила все за него. На всей базе просто выключился свет. Макс испугался, даже не того, что все потемнело, а, скорее, того, что раздался гул сигнализации, такой громкий, что мальчик закрыл уши руками. Он побежал в кабинет отца, но остановился. В голову его пришла мысль, что теперь он мог войти в комнату с тем самым оборудованием. Немного подумав, он заметил, как дверь кабинета отца открылась. Макс нырнул в комнату с классом «зверь» и «зверь+», затаился. Он слышал, как Стэнли прошел мимо, слышал, как тот звал сына.

«Он поищет меня пару минут, а потом я уже сам выйду», – думал Макс, радуясь собственной победе, пускай достигшей не его силами.

Обернувшись, он огляделся. Сигнализация в комнате также орала, а лампочка вертелась, каждое второе мгновение освещая помещение ярким красным светом. Затем снова тьма. Затем снова свет. В это второе мгновение Макс и подошел к столу. Глаза его тут же округлились. Он заметил небольшой контейнер с тремя цифрами – кодовым замком. Конечно, кода он не знал, но, стоило лишь прикоснуться к контейнеру, как ему в голову ударило что-то очень мощное. Макс буквально отлетел от стола, а очнулся уже в ярком помещении. Вся комната загорелась. Огонь полыхал на стенах, на полу, добрался до потолка. Почему-то противопожарная система не работала, но было совсем не до этого. Макс попытался подняться на ноги. Он чувствовал, как все тело ломило. Было ощущение, что на него упал старенький форд его отца, да еще и не один раз. Приложился так, что задел все косточки паренька. Но на ноги он все же поднялся. Кое-как подошел к столу и удивленно осознал, то контейнер раскрылся. Внутри лежала одна, всего лишь одна, перчатка черного цвета. Выглядела она не как боевой костюм, или шлем для наблюдения за местностью и собственным здоровьем. Простая перчатка, сотканная из, будто бы, нитей, настолько тонких и крепких, что Максу показалось – рука будет просвечивать через эту перчатку. Но, чтобы это проверить, нужно ее надеть и примерить. Как же хотелось это сделать. Мальчик полностью забыл об огне, о том, что его ищет отец, забыл о слабых мыслях – почему же солдаты еще не сбежались на дым, на огонь, бог знает, куда он успел распространится. Никого в комнате не было, кроме девятилетнего паренька. Никто за ним не наблюдал. Никто ничего не говорил. Но Максу казалось, что ему кто-то или что-то шепчет на ухо: «надень ее»; «я знаю, что ты хочешь надеть ее»; «я знаю, что ты хочешь ее надеть»; «ну же, вперед, мальчик».

Макс набрал полные легкие воздуха, и схватил перчатку.

2

Парень в черной кофте, черных джинсах, в больших, даже слишком, ботинках с военной базы, дошел до перекрестка, откуда дорога вела к главной центральной улице, к торговой площади, и к вокзалу. Именно туда он и направлялся – к вокзалу. Как же хотелось покинуть этот сраный город. Воспоминания наконец отпустили, головная боль прекратилась. Боже! Прошло уже одиннадцать лет! Все уже все забыли! Но не он… он не мог забыть, как жизнь изменилась в один миг, простой миг из жизни, каких было много, слишком много, наверное. Парень повернул налево, и двинулся к дороге, на другой стороне которой уже горел зеленый свет, яркий свет светофора. Он прошел уже полпути, как вдруг услышал детский смех. С каких-то пор именно детский смех, детский плач ему слышится слишком уж пронзительно – словно ребенок находился не где-то вдали, а прямо у уха, и орет со всей силой, набравшись духу! Парень обернулся, и заметил девочку, что выскочила на дорогу, пытаясь догнать свой мяч. На той стороне светофор показывал запрещающий сигнал, но маленькой девочке было плевать, она была глупой. Плевать было и грузовику… нет – огромной фуре, что тянула за собой несколько прицепов, закрепленных друг за другом. Водитель, похоже, попивал кофеек, и не заметил маленькое препятствие, что скрылось в тени носа смертельного грузовика, который был способен раскатать девочку не то что в лепешку – в мусор! Такая махина не оставила бы и костей – размазала бы маленькое тельце невинного ребенка по асфальту, а затем поехала бы дальше, подумав на простую кочку. И лишь мяч поскакал бы дальше.

До столкновения оставались считанные секунды, и парень сам не понял, как кинулся под смертельное авто, пытаясь спасти ребенка. Он присел рядом с девочкой за мгновение до удара, а ведь между ними всего лишь мгновение назад было больше тридцати метров! Парень направил на грузовик руку, будто бы говоря ею – «остановись, или я тебя заставлю!» Второй рукой он обнял девочку, надеясь, что это поможет. В последний миг перед, казалось, неминуемой смертью, рука паренька зашипела, засветилась. Кофта не смогла скрыть ярчайшего света. Под ней же творилось нечто – перчатка, та самая, с военной базы, сжала руку владельца настолько, что вены запульсировали на запястье правой руки. Но они не просто запульсировали – они покраснели. Краснота эта прогналась по всей правой руке, вернулась к перчатке, и черный цвет ее, казалось, стал еще более насыщенным.

В момент столкновения грузовик встретился с выставленной рукой простого человека, но не смог сдвинуть эту самую руку и на дюйм. Вместо этого «нос» огромного монстра на колесах смяло так, что кабина вскоре превратилась в хлам, а водитель остался жив только благодаря высокому положению. Прицепы же, из-за резкого торможения, развернулись в разные стороны, слетели с петель, и полетели влево и вправо на тротуары. Люди разбежались в стороны, охая и ахая. Обошлось без жертв, не считая огромной стоимости того, что вез грузовик. Изображение на прицепах означало лишь одно – доставка в государственный цех обработки стали. Другими словами – груз был очень ценным. Достаточно ценным, чтобы загнать того, кто уничтожил этот груз в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.