Мала и Инквизитор. Как избежать костра

— Иных слов от тебя и не ждала, — огрызнулась, быстро отмерев. — Неисправимый ты олух!

И со всей дури, непонятно откуда черпнув сил, шлепнула его по заднице.

Дон вздрогнул, резко обернулся, впиваясь в меня свирепым взглядом ярких, как изумруд, глаз. Рука мгновенно запульсировала, кожа зажглась, но — боги! — оно того стоило. Я бы повторила этот смачный шлепок только ради того, чтобы подольше лицезреть гремучую смесь удивления, злости и раздражения, исказившую жесткие черты лица.

Ухмыльнувшись, торжествующе сложила на груди руки, даже не пытаясь скрыть, как сильно довольствуюсь собой, ведь выводить из себя этого гиганта было особым видом удовольствия и поистине захватывающим занятием.

Будь моя воля, раздражала бы его круглыми сутками.

— Что у нас на обед, господин Торион? Вижу, ты приготовил много вкусностей. Для меня старался? — решила добить его еще и словесно.

Но моя радость совершенно незаметно испарилась, когда инквизитор схватил меня и грубо усадил на стол, перед этим одним резким движением смахнув с него все.

Грохот посуды заложил уши, звук разбившихся флаконов дрожью пронесся по телу, и я напряглась, оказавшись сдвинутой к самому краю стола.

Сердце подлетело к горлу, жар залил щеки, а рана снова заныла, но все это было такой мелочью по сравнению с яростью и диким желанием, горящими в глазах мужчины.

Ярость, которая меня душила. И желание, которое ласкало, нежно касаясь щек, ключиц, груди…

Желание неправильное, порочное, но такое осязаемое, будто оно принадлежит мне.

— Ты… — тяжело выдохнул Дон, наклонившись, беспощадно сократив расстояние, и сильнее впился пальцами в мои бока. — Ты даже не представляешь, как сильно меня бесишь.

Дыхание стало прерывистым, частым. Он дышал так от гнева, а я — от страха и… предвкушения.

— Но в то же время ты для меня важнее собственной жизни. Представляешь?

Нервный смешок вырвался из его горла, и он наклонился еще ближе, так, что его губы небрежно мазнули по щеке. Спустился к ушку, шепотом заставляя вздрагивать в его руках и сбивая все мои мысли в кучу.

— Хочу предупредить тебя… — Я чуть не задохнулась от ощущения жаркого дыхания на шее. Вся сжалась, впилась ногтями в его напряженные плечи. — Я еле держусь, чтобы не подмять тебя под себя прямо на этом столе. Поспеши, ведьма, и прикажи мне отстраниться, иначе я не остановлюсь. Чувствую, что не смогу.

Глава 7. Дон

У меня не получалось отпустить ее.

В голове чеканно и сурово набатом звучали слова, что я должен касаться ее непрерывно. Должен целовать губы, шею, грудь, все те места, от прикосновений к которым она будет вздрагивать и тихо вздыхать.

Нестерпимо хотелось не дожидаться позволения, впиться в эти губы, размыкающиеся чаще для того, чтобы задеть меня и позлить. Хотелось сжать плечи до красноты на персиковой коже, овладеть ею без промедления, сорвать желанные стоны с уст.

Но я терпел. О дьявол, как же я терпел!..

Сколько же усилий приходилось прикладывать, чтобы не сотворить задуманное здесь и сейчас. Я чувствовал, как кипит кровь в венах, обжигая нервы и испепеляя терпение. Слышал, как грохочет сердце, заглушая звук дыхания девушки и торопливый стук в ее груди. Чувствовал, что нахожусь на грани, что мне не позволяют сделать шаг назад, желают сбросить меня в пропасть, из которой невозможно выбраться.

Не мог не смотреть на нее и не желать. Без воли, с навязанной сильнейшим колдовством жаждой я ощущал себя совершенно беззащитным, так, будто стоял, обнажившись, посреди поля, окруженный толпой незнакомых людей…

Безумие. Все это. Притяжение. Она.

И эта… эта чертова рубаха!..

Ведьма сидела передо мной в одной рубашке с сильно растянутым воротом, открывающим вид на ключицы. И сводила с ума. Маленькая, аккуратная грудь тяжело вздымалась, дразня, словно так и крича, чтобы я освободил ее от этой проклятой тонкой материи.

Кожа ее покрылась капельками пота от сухого жара печи, соблазнительно раздвинутые голые ножки подрагивали, несмело касаясь моих ног, а ее запах…

Я готов был вечность вдыхать это наивкуснейшее сочетание сладости и горьковатой ромашки.

Но нельзя. Нельзя, черт возьми!

— Как же тебя ломает, охотник, — глухим шепотом произнесла она, не спуская с моего лица своих больших глаз. Ярких, пронзительных, таких красивых… Проклятье. — Интересный побочный эффект. Или мои чары были настолько сильны? Просто потрясающе…

— Перестань, — прорычал хрипло, сжимая кожу на узкой талии, не придавая особого значения тому, что Мала кривится, должно быть, от боли. — Просто… останови это. Убери свое колдовство. Избавишь от помутнения, и я уйду. Не буду гоняться и искать. Забуду тебя, ведьма, потому что у меня больше нет сил выносить твое присутствие.

— Да я бы с радостью, знаешь ли… Но я не имею ни малейшего понятия, как облегчить твою нелегкую участь.

Неожиданное откровение придавило меня холодным гигантским валуном. Я даже оторопел, на какой-то миг выскользнув из-под влияния порочных мыслей и желаний.

Она говорила с легкой издевкой, но достаточно искренне, чтобы я поверил ее словам.

Не сможет. Она не сможет освободить меня.

И что, теперь я всю жизнь буду рабом ее прихотей? Всю жизнь таскаться за ней и терпеть влияние связи? Подавлять жажду убить, тесно переплетенную с жаждой обладания ее телом?

Отказаться от своей сути, чтобы прислуживать одной из тех, кого с юношества истреблял?

Да черта с два!

— Придумай что-нибудь, — выпалил нетерпеливо, вновь ощутив, как остатки благоразумия захватывает что-то поистине сильное, тяжелое и темное. Меня снова жестоко поставили на грань — с каждым разом балансировать на ней становится все сложнее и сложнее. — Так не должно продолжаться вечно.

— Не должно, конечно, — Мала согласно качнула головой с абсолютно серьезным выражением лица. И я бы дал себя обмануть этими эмоциями, если бы не улавливал, как рокочет ее хлипкое сердечко и как на дне ярко-синих глаз плещется чудовищных размеров волнение. — Но, признаться честно, мне очень нравится наблюдать за тобой. За таким тобой.

Робкая улыбка преобразила ее лицо, ладошки, сжимающие мои плечи, заметно задрожали.

Говорит одно — столь дерзкие слова — а чувствует лишь страх да какую-то толику вожделения. Полна противоречий, как и я. Но для нее все это игра. Для меня же — тошнотворное испытание.

Новая волна гнева и похоти ударила по сознанию, и я рывком приблизил ведьму к себе, вынуждая ее вытянуть руки, которыми она тут же обвила шею. Сердце ее буквально завопило, но внешне она никак не показала, что взволнована.