Малахит

Паша говорил и понимал, что обвинения эти чудовищны. Он видел, как белые щеки Александрита вспыхивают алыми пятнами. Мало того, он осознал вдруг, что Агат не может быть с ним согласна. Вот сейчас она скажет ему что-нибудь резкое!..

Но Агат молчала. Она стояла между двумя мужчинами и молча переводила взгляд с лица на лицо.

— Мне, — тихо и четко произнес Александрит, — было тяжело принимать это решение. И все же я и другие члены военного совета — мы его приняли. Здесь, в городе, тоже живут люди. И если вражеские солдаты возьмут город, вся страна достанется им.

Паша был готов провалиться сквозь землю от стыда. Больше всего ему хотелось сейчас извиниться перед принцем, но это означало выставить себя дураком и слабаком перед Агат. Александрит спас его.

— Я извиняю Вас, — сказал он, справившись с волнением и злостью. — Я понимаю: война. Мы все издерганы, мы все очень переживаем. Ваша боль — и моя боль тоже. Я хотел бы, чтобы вам никогда не приходилось принимать таких решений, — и принц протянул Паше руку. Тот пожал ее и удивился, что кисть, которая издали казалась почти прозрачной, очень изящной и даже женской, сжала его руку крепко и уверенно. Пальцы Александрита были сильными и прохладными.

— Ваше Высочество… — оба, и Паша, и Александрит, вздрогнули, когда раздался резкий голос старшей Берилл.

— Да, что вам?

Берилл остановилась, смутившись. Паша еще раз удивился тому, какая же она нескладная. Девушка попыталась сделать реверанс, но запуталась в юбке и упала бы, если бы принц не поддержал ее.

— Так что же?

— Ваше Высочество, нас обокрали!

— Что? Как?

Берилл говорила громко и резко, и на ее голос начали оборачиваться люди.

— Отец обнаружил сегодня, что замок на двери нашей старой мастерской взломан.

— Что украли?

— Мы пока не знаем. Отец проверяет по записям. Но взломан только один сундук — тот, где хранились книги и карты.

— Книги и карты?

Александрит нахмурился и, сопровождаемый Берилл, направился к выходу. Дворяне двинулись было следом, но он знаком велел всем остаться.

К Паше и Агат подошла Лазурит, потом появился Вадим.

— Кража? — Лазурит обратилась к подруге. — Ты когда-нибудь слышала о подобных кражах?

— Нет.

— А как же Малахитовая Купальщица? Куда же она тогда пропала? — к компании присоединилась Сардоникс.

— Я думаю, ее припрятал Смарагд, и она хранится теперь в каком-нибудь тайнике… — предположила Агат.

— А зачем вообще кому-то нужны книги и карты? — спросил у девушек Паша.

— Ты что, они же стоят дороже многих украшений! — взволнованно ответила Лазурит. — У Бериллов их очень много. Дед и отец Брилле были Нефритами-книгоделами, а мать, Агат, составляла карты. Фортификационные агаты — большая редкость, такой дар дается не каждому. Да и книги делать — это ведь и писать надо без ошибок, и быть сильным камнем, чтобы работа не затягивалась на годы. Да, стоит это дорого, но все же — у меня в голове не укладывается…

— Я не думаю, что дело в деньгах… — прозвучал сзади голос Ксилолит.

— Тогда в чем же? — удивилась Сардоникс.

— Им могли понадобиться именно карты.

— Но зачем? Да и кому?

— Может быть, кто-то хочет найти вход в крепость?

— Найти вход? Вы имеете в виду армию Алмазника? Но зачем им карты? Алмазник ведь и так знает все ворота и двери. Да это и не секрет.

— А если им нужны потайные входы?

— А в замке есть потайные входы? — Сардоникс искренне удивилась и Паша подумал, неужели в Камнелоте нет ни одной легенды о тайных ходах?

— Конечно, есть, — Ксилолит скрипуче усмехнулась, — по крайней мере, они очень даже могут быть! Необходимо свериться по плану замка.

— Но, насколько мне известно, нет никакого плана замка, — сказала Агат.

— Нет, он есть. В заброшенном крыле. В малом тронном зале Малахита. План высечен на плите за троном и во времена моей молодости был прикрыт пологом синего бархата. Детьми мы часто забирались туда играть и часами рассматривали малахитовую карту. Иногда нас ловили, но Янтарь, отец Смарагда, не зря получил прозвание Добродушный — он никогда не наказывал детей за шалости. Так вот мне помнится, что есть еще два — три хода, которыми ныне не пользуются.

— Ну, все это надо еще проверить… — голос Агат был полон недоверия. Она и Сардоникс вновь отошли к рабочему столику.

Паша остался стоять рядом с Вадимом и Лазурит.

— А знаете, что я подумал? — вдруг сказал он. — Я понял, почему Александрит показался мне сначала неприятным.

— И почему? — поддержал разговор Вадим.

— Он очень похож на Алмазника. Тот же цвет волос, фигура, рост… Нос такой же прямой, глаза почти черные.

— Так они же родственники, чего ты удивляешься?

— Кто?

— Как — кто? Алмазник и Александрит. Ты думаешь, Александрита зря называют принцем?

— Точно. А как же я не сообразил? И кто они друг другу?

— Ой, я не помню. Александрит ему племянник какой-то: двоюродный или троюродный.

— А, кстати, чего ты здесь делаешь? — Паша сменил тему.

— А где я должен быть?

— Ты же, вроде, ходил все время с Лал…

— Да с ней все уже в порядке. И вообще, больные они какие-то, эти красные камни. Повернуты на своей войне. Больше ни о чем и думать не хотят. А если из лука промажешь, будут потом обсуждать сто лет, учить… Стреляют, стреляют. А чего стрелять, если и так знают, что попадут? Нет, мне больше нравиться нормальная компания…

Вадим приготовился было долго говорить об этих странных женщинах, но тут что-то похожее на эхо далекого землетрясения наполнило гостиную. И тут же запел боевой рог: один, потом второй, третий. Раздался клич «К оружию!», гостиная в минуту опустела. Мужчины убежали к месту сбора, женщины вышли на открытую галерею — оттуда почти ничего нельзя было увидеть, но слышны были бы звуки боя, если бы он был. Но его не было. Начинающаяся ночь была тиха и светла. Небо было усыпано звездами, ветерок едва колыхал тонкую ткань занавесок.

Глава 8 Наследники престола

К тому времени, когда Паша и Вадим прочно обосновались в Камнелоте, Карат был уже мертв.

Оставив спутников у Липы, он побежал на северо-запад. Он должен был найти хозяина.

Карат бежал быстро и красиво, как бегают только большие собаки; травы хлестали его по брюху, осыпались нежные лютики, ромашки склоняли свои головы с белыми коронами, клевер почтительно и пугливо прижимался к земле под тяжелой царственной лапой.

Карат бежал несколько часов, отдыхал, переходя на размеренную и вальяжную рысцу, останавливался, слушал, нюхал, словно в задумчивости опускал голову на грудь.