Малахит

Невысокая серая лошадь протянула морду, и ее теплые губы ткнулись в самое ухо мальчика. Он ласково похлопал ее по шее. Потом отвязал от дерева, вскочил в седло и ускакал…

Отпустил лошадь в поля, когда впереди показались огни засыпающего села.

Веточка мёл двор, стараясь не думать. Но думал: что все-таки стало с теми людьми, которых он и Алмазник бросили умирать на гати?

И даже мысль о том, что отец одобрил бы его поступок, Веточку не утешала.

Глава 6 Изумруды и топазы

— Детей воруют! — Павел сгреб с парапета горсть свежего снега и мял его в руке, пока комок не стал твердым, как лед. Король размахнулся и запустил им со стены в поле, где искрился под солнцем свежевыпавший снег. — Крестьяне опять приходили жаловаться.

— И что ты думаешь делать?

— Я не знаю, Вадь, — взмах рукой, и в пропасть полетел, распадаясь на синие и золотые блестки, небольшой сугроб. — Они сидят в Торговцах плотно — не подступишься. Оборона организована хорошо, боеприпасы есть. Бог знает, сколько мы потеряем людей, если пойдем в наступление! А если вообще проиграем?

— Но ведь нельзя совсем ничего не делать. Они начали разбойничать. Теперь они воруют детей. Зачем им дети?..

— Я ничего не знаю! Но я должен что-то делать! Народ меня больше не любит. Ты помнишь, как они вопили от восторга на коронации? И где теперь эта любовь? Я король уже полгода, а что я сделал?

— Ты разрешил людям уйти из Выселок. Они вернулись домой и стали жить нормальной жизнью. Неужели этого мало? Их дети больше не умирают от болотной лихорадки. У них достаточно еды. Мы научим их жить и без особых способностей. Наши же все живут так!

— Этого мало, Вадим.

— Ты хочешь защитить крестьян от разбойников, я понимаю…

— Я хочу, чтобы они опять любили меня и верили мне. Без этого я никто. Я должен сделать что-то, чего они от меня ждут, пусть это даже будет что-то неправильное. Я…

— Это неправда.

— Это правда!

— Ты должен думать о них, и тогда они будут думать о тебе. Ты не обязан восхищать или поражать их чем-то. Ты должен потихоньку, очень медленно и осторожно изменять их жизнь к лучшему.

— Не знаю…

— Паш…

— Не знаю, я сказал! — Павел пнул каменный парапет так, что застонал от боли в ноге. Лицо его побагровело, на шее проступили жилы.

Длинный дубовый стол занимал едва ли не половину королевского кабинета. Обитые красным бархатом кривоногие кресла были отодвинуты к окну. Хмурые, задумчивые люди стояли вдоль стола, иногда переходили с места на место, разглядывая фортификационные агаты и карты, нарисованные Павлом на шелковых, натянутых на рамы, тканях.

— У пришлых заканчивается еда, — докладывал Авантюрин. — Они уже разграбили Яблоновку, Картофельное, Ельню… Вчера приходили жаловаться из Кузнецово. Но там напали только на два дома на окраине.

— А что же наши патрули? — Павел старался скрыть свое отчаяние, но чувствовал, что это у него не выходит.

— Людей у нас немного. Мы не можем предсказать, куда они направятся в следующий раз. Патрули ходят почти бестолку. Да и куда камни против их оружия — в открытом поле, с топорами, без защиты родных стен? Крестьяне прячутся, едва увидят бандитов. Кузнецы могут дать отпор — но с кузнецами пришлые особо и не связываются…

— Так, ладно, — Павел потер лоб. — А что с детьми?

— Раньше мы считали, что люди Алмазника тут не при чем. Ну, посудите сами, приходят ремесленники из предместья, говорят, что украли их ребенка десяти лет. Зовут ребенка Бриллиант, первый благородный камень в семье. Потом с такой же жалобой появляется обедневший дворянчик. Следом еще несколько. Всего-то человек двенадцать и было. Но сами знаете: это бывает, убегают дети из дома. Они могут уйти в Малышневку, могут заблудиться в лесу, пропасть в болоте. А теперь… Теперь приходится поверить, что эти исчезновения не случайны, — и Авантюрин развел руками.

— Значит, правда то, о чем мне докладывал Вадим?

— К сожалению, правда.

— Сколько? Ну, сколько?!

— Двести крестьянских семей за последние два дня.

Первые пленники появились в усадьбе Алмазника еще летом, в тот день, когда армия Берковского высадилась в Камнях. Небольшой отряд ее направился в Торговцы. Это были разведчики во главе с Веселовым, которые должны были посмотреть, с какой стороны лучше подступиться к городу.

Они шли лесом, обходя деревни, и внезапно наткнулись на странный фургон, одиноко стоящий в лесу. Веселов послал двоих солдат посмотреть, что это такое. Фургон выглядел жилым: паслась невдалеке лошадь, на оглоблях висели недавно выстиранные рубашка и панталоны. Послышались детские голоса, и через минуту на полянку между фургоном и теми кустами, за которыми прятались разведчики, выбежали мальчик и девочка. Здесь было не так жарко, и здесь они могли долго не попасться на глаза матери, которая так и норовила дать им какие-нибудь поручения.

Изумруд и Топаз играли в игру, придуманную ими самими. Для нее нужны были камешки, ограненные особым образом.

Солдаты, наблюдавшие за детьми, не верили своим глазам. Осторожно отойдя обратно в лес, один из них доложил Веселову:

— Нищенский фургон. Похоже, бродяги путешествуют. Вот только… Показалось мне… Не изумрудами ли у них дети играют?

Веселов пошел смотреть на детей сам.

— Мне надоело, — сказал Изуруд, и Топаз заныла:

— Ну братик, давай еще поиграем! Давай!

— Пошли лучше на реку.

— Я уже купаться не могу…

— Ну ладно, плакса, не реви. Давай играть. Только знаешь что? Давай теперь у каждого будет по четыре камня?

Девочка обрадовалась и смахнула с глаз набежавшие было слезинки.

Брат и сестра сосредоточились, склонили головы, сложили ладони лодочками, прикрыв одной другую, и замерли.

Веселов тоже застыл, боясь даже выдохнуть, и ему показалось, что птицы перестали петь, прислушиваясь к тому, что происходит в этих детских ладошках.

Почти одновременно Изумруд и Топаз раскрыли ладони. Два камня — нежно-голубой, прозрачный, как озерная вода, и ярко-зеленый, блестящий, как лист, просвеченный солнцем — лежали у них в руках. Каждый из камней был размером с перепелиное яйцо. Веселов захлебнулся слюной.

Он отошел от фургона в лес, и один из солдат доложил ему, что в фургоне никого нет, а двое взрослых замечены у ручья метрах в пятистах от этого места.

Веселов прихватил чудесных детей с собой.

Нефрит шагал к реке. Он собирался перейти через мост и войти в Камнелот. Принц хотел взять ответственность на себя и попытаться исправить то, что случилось из-за трусости его брата. Он бил рукой по высоким травам, ломая тонкие, наполненные влагой стебельки, и срывал хрупкие былинки. Солнце светило, и уже чувствовалось впереди свежее дыхание реки, как вдруг Карат остановился и обернулся. Встал в стойку, напряженно и настороженно вглядываясь. Потом тихонько гавкнул, словно позвал.