Малавита - 2

— Я от Гриола. Вы продали ему черепаховый столик.

Ему не пришлось даже показывать фотографию.

— Надеюсь, он получил за него хорошую цену.

— Эта вещь была украдена, и я знаю даже у кого. Если вы скажете, как вы ее получили, я обещаю, что вас никто не потревожит.

— Не потревожит?

Слово было выбрано неудачно, и Уоррен тут же пожалел об этом. Старьевщик нисколько не опасался быть потревоженным каким-то там проходимцем, который явился требовать у него объяснений. Но молодой Уэйн не проявлял особой враждебности, ему просто надо было узнать все обстоятельства ограбления, даже если правда окажется хуже, чем сама потеря вещи, без которой все прекрасно обходились. Не важно, был этот человек скупщиком краденого или нет — какое Уоррену до этого дело? Подобные истории лишили его детства, и в свою новую жизнь он их не допустит. Мир таков, каков он есть, ему его не изменить, но он не позволит чтобы этот мир помешал его любви.

— Похоже, вы знаете об этой вещи больше, чем я. Слушаю вас.

Уоррен заново сформулировал свой вопрос, вложив в него больше дипломатии, но желаемого ответа так и не получил. Дело его было правое, и он хотел разобраться во всем самостоятельно, не причиняя никому вреда, — так будет лучше, в том числе и для этого незнакомого человека, который, похоже, терял уже самообладание.

— Убирайтесь отсюда…

Молодой Уэйн начинал сердиться, больше всего именно от того, что он не хотел сердиться, но его не поняли, так что… Он схватил старьевщика за воротник, поставил его на колени и, протащив несколько метров, засунул его голову в нижний ящик металлического шкафа. Тот взвыл, забился, пытаясь освободиться, начал задыхаться, но Уоррен утихомирил его ударом ноги по ящику, край которого врезался ему в горло.

В наступившей тишине Уоррен удивился той легкости, с которой он исполнил это короткое па-де-де. Он немного приоткрыл ящик — не для того, чтобы дать своей жертве вздохнуть, а чтобы услышать, что она скажет.

— Старушка разбирала свой гараж… В списке вещей был этот столик… Она не представляла, сколько он может стоить, я этим воспользовался… Нехорошо, конечно, но все так делают… Если хотите, у меня есть бумага с ее подписью, там, в папке, наверху…

Нет, в наличии этого документа, позволившего составить фальшивый сертификат, Уоррен не сомневался, а вот в изложенной ему версии — да. Ему впервые доводилось заниматься таким нелегким делом — пытаться уловить правдивые нотки в голосе человека, голова которого засунута в металлический ящик. Самое трудное тут — поймать момент, когда человек перестанет попусту трепать языком, а начнет выдавать именно то, чего ждет от него мучитель. В промежутке между этими двумя мгновениями обычно и появляется правда.

Да, когда представляется случай, старьевщик занимается скупкой краденого, да, он принимает у себя взломщиков, промышлявших в округе, да, столик краденый, у кого — он не знает, но может позвонить парням, которые ему его сбыли.

Уоррен попросил его быть поубедительнее, говоря по телефону, чтобы они приехали как можно скорее, а то запру тебя вот в этот сундук и подожгу. Затем он обошел сарай в поисках какой-нибудь дубинки и некоторое время колебался между обрезком канализационной трубы и металлической ножкой садовой скамьи, валявшейся там в разобранном виде. Он взвесил в руке и то, и другое и остановил свой выбор на свинцовой трубе, достаточно тяжелой, чтобы одним ударом раскроить череп.

Приготовившись таким образом к встрече с грабителями, он вспомнил вдруг написанные его отцом слова из «Крови и долларов». Почему они запомнились ему и именно сейчас всплыли из памяти?

Видеть, как бьют за дело, и бьют сильно — это зрелище, которое никогда не надоест и за которое не чувствуешь вину. Вот единственный вид насилия, которого я уж точно никогда не боялся.

* * *

Джерри Костанца, приятный шестидесятилетний господин в коричневом костюме, встретил Бэль с любезностью джентльмена. Сопровождавшие его головорезы, напротив, осмотрели ее с ног до головы, как делали это со всеми женщинами, тем более с такими, каких никогда не смогли бы себе позволить. Один из них был типичный представитель вида; сильный как бык, мускулов столько же, сколько жира, навеки задержавшийся в подростковом возрасте, он беспрекословно подчинялся боссу и смертельно боялся женщин. С его стороны Бэль нечего было бояться, чего не скажешь о другом; с такими типами, редкими и очень опасными, надо проявлять особую осторожность. Такие с годами не теряют стройности, всю жизнь занимаются спортом, равнодушны к еде и к женским ласкам, и, в отличие от откормленного итальяшки, в них трудно признать мафиозо. Они быстро делают карьеру и становятся чемпионами среди убийц Обычно они не создают семьи и умирают в перестрелке, оставляя после себя горы трупов.

При взгляде на эти три фигуры Бэль вдруг увидела себя совсем маленькой в ресторане Беччегато, где все сидящие за столом мужчины дружно кричали «браво» при ее появлении. Она перелетала поверх тарелок с рук на руки, а потом после ужина каталась на бьюиках, шевроле и кадиллаках, которые эти господа предоставляли в распоряжение маленькой принцессы. От такого возврата в прошлое ей стало немного грустно.

Чувствуя, что волнуется, она решила сама разрядить обстановку. Выросшая среди хищников, Бэль обладала врожденным чутьем и могла спокойно проникать в места обитания этих зверей, ходить среди них с впечатляющей уверенностью, гладить их по голове. Не одного из них она выдрессировала, приучив повиноваться своим капризам. А они были примечательные личности, посолиднее этих двоих, взять, к примеру, Рико Франчиозу, или Рикки Француза, «чистильщика», работавшего на клан Галлоне, который мог сделать неопознаваемым любой труп или сжечь целый этаж, чтобы скрыть возможные отпечатки пальцев. Рикки обожал малышку и раз в месяц, в субботу, возил ее кататься на карусели. Вложив свою ручонку в лапищу Рикки, девочка проводила с ним несколько часов и была в восторге от своего первого кавалера. Однажды он позвонил сказать, что не сможет пойти с ней из-за неожиданного срочного задания, но, услышав ее горький плач, пообещал все же прийти. В тот день, пока она хохотала над клоунами, Рикки, взломав двери адвокатской конторы, устроил в архиве пожар. Бэль даже не заметила его отсутствия и поцеловала в лоб в благодарность за незабываемый момент. В тот день Рикки поклялся себе, что не умрет, пока не заведет детей, по крайней мере одну дочку.

Желая наслаждаться в одиночку обществом своей новой компаньонка, Джерри приказал охранникам — на нью-джерсийском варианте итальянского языка, который она прекрасно понимала, — покинуть стол до прихода Джакомо Реа. Джерри был неулыбчив, но его утонченные манеры, свидетельствовавшие о прекрасном воспитании, позволяли незнакомым людям, особенно женщинам, чувствовать себя в его обществе легко и непринужденно.

— Еще бокал, Азия?

Много не пейте, но что-то выпить надо, они не любят, когда их гость: остаются трезвыми, это портит им вечер и делает их подозрительными, Один-два бокала вина, не больше.

Она заказала второй стакан виски безо льда и выпила его с таким же удовольствием, как и первый.

Сосредоточьтесь на самом капо и не касайтесь его охранников. Они должны оставаться как бы невидимыми.

— Вы никуда не ходите без ваших телохранителей?

— Безопасность.

— Должно быть, вы очень важная птица, Джерри.

— Ну, не настолько.

Главное, не задавайте вопросов о его деятельности.

— А чем вы вообще занимаетесь?

— Бизнесом. Ничего особо впечатляющего. Вам быстро станет скучно, если я начну рассказывать.

И никаких вопросов о его делах в Париже.

— Вы в Париже проездом?

Костанца ответил что-то неопределенное и заговорил о том, какая это радость быть в Париже, об очаровании парижских улиц, о медовом месяце в Париже, который он обещал своей жене, но который так и не состоялся.

Ничего личного. Чтобы он не подумал, что вы копаетесь в его личной жизни.

— Я уверена, Джерри, что она будет ждать этого знака любви, пока вы его не проявите.

Конечно, Бэль не могла беседовать на трех языках о Вольтере с такой же легкостью, с какой это делают девушки по вызову, она не обладала их острым чутьем на мужскую галантность, но она как свои пять пальцев знала особенности тончайших отношений, которые боссы «Коза ностры» поддерживали со своими супругами. В детстве у нее всегда перед глазами был такой пример, и ни одна Миранда Янсен не могла знать об этом больше, чем она. Бэль видела их живьем, этих жен гангстеров, с одинаковой страстью поклонявшихся Богу и «желтому дьяволу». Им все казалось грубым и пошлым, кроме них самих, они производили на свет будущих королей, оставаясь в душе такими же простушками, как и прежде. Менее способные, чем мужчины, к соблюдению омерты, они зато прекрасно знали, что такое вендетта: они никогда ничего не забывали.

— Я слишком стар, чтобы разыгрывать романтическую любовь.

— Сегодня поездка в Париж приобрела бы для нее большую ценность, чем раньше. Она гордилась бы, что рядом с ней есть мужчина, который умеет держать слово, данное двадцать лет назад. А представьте себе, как бы ей было весело сознавать, что ее подружки дохнут от зависти, потому что им-то уж не светит заиметь такого мужа, готового на все ради жены.

— …?

Через три столика от них два федеральных агента, переодетые в богачей, потягивали абрикосовый сок, делая вид, что рассказывают друг другу анекдоты. На самом деле агенты Кол и Олден переговаривались с Томом Квинтом, который сидел в наушниках в своей «подлодке» и ждал от них подробностей операции.