Мальчик-Которого-Нет
Шрифт:
В списке так же был ряд повторяющихся ритуалов, менялись только имена. И если имя леди Блэк не удивило, то вот интерес ко мне Нарциссы Малфой озадачил.
Хотя… она ведь мне, если подумать, довольно близкая родственница. По меркам магического мира.
Ребенком я делила персонажей поттерианы на черных и белых, но чем старше становилась, тем более серыми они все казались. И с возрастом я начала любить и уважать тех, кто в детстве вызывал только раздражение.
Например, Малфоев. С возрастом я поняла, что они в истории представляли собой семью, в которой каждый готов на все, чтобы спасти остальных. Один за всех, и все за одного — это про Малфоев.
Да, блондины выглядели ужасными людьми на разных этапах истории, но неизменным было одно: не было ничего, что они
Уизли пусть и казались не менее идеальной и любящей семьей, но таковыми не являлись. Мистер Уизли явно больше любил свою работу и хобби, чем семью. Чем еще объяснить то, что жило семейство, как бог на душу положит. Одним днем. Сам их дом был доказательством этому. Карточный домик, надстраиваемый тогда, когда в этом была необходимость. Непрочный, ненадежный. Не потому ли миссис Уизли запрещала своим детям аппарировать и колдовать в доме, что он мог развалиться под их напором?
А любовь? Была ли она внутри семейства рыжих? Один старший сын удрал от семейки в Египет, второй — в Румынию. Третий со всеми рассорился, пусть и вернулся в самом конце. Шестой рос неудачной попыткой завести, наконец, дочку и чувствовал себя обделенным. Особенно на фоне обожаемой девочки. Но даже любимой доченьке мать не смогла втолковать, что брать непонятные артефакты и использовать их опасно. А ведь Молли, вроде как, была чистокровной, из достаточно старой семьи. Вряд ли ее воспитанием не занимались. Но она каким-то образом умудрилась все это воспитание растерять.
Но это все ладно, личное дело Уизли. Но вот отношения к Гарри я простить этой семейке не смогла даже в детстве, а с возрастом неприязнь лишь выросла. Всем и каждому заявлявшая, что воспринимает Поттера как своего сына, Молли никогда о нем по-настоящему не заботилась. Ее не насторожило то, что Дурсли запирали Гарри, не смутило то, что при хорошем финансовом положении мальчик ходит в драных шмотках и даже ее дети выглядят упитаннее. Конечно, можно рассказывать о дружбе с родителями ребенка, обнимать его при встрече, снабжать раз в год свитером, а в остальное время закрывать глаза на жестокое обращение. Мальчик, не знавший любви, и этому будет безмерно благодарен.
— А как же Книга Душ? — передернув плечами, чтобы избавиться от негативных мыслей, я вернулась к разговору.
— Да, там сведения появляются при магическом выбросе достаточной силы, — ответил Костехрум. — У маленьких волшебников они начинаются примерно в возрасте двух лет и старше. Более ранние случаи редко дотягивают до нужного минимума излучаемой в пространство магической энергии. Но Книга Душ — артефакт. Истинное имя, данное при ритуале имянаречения, Книга не отражает. Только то, которым родители нарекли ребенка для повседневного использования посторонними. Но в вашем случае имя вряд ли появилось в Книге.
— Почему?
Вместо ответа гоблин ткнул в одну из строчек в перечне ритуалов. Там значилось таинственное «Ритуал «Паутина»» и инициалы Дамблдора.
— Это чары запутывания. Они сбивают поиск, почтовых сов и экранируют магические выбросы.
Я невольно расхохоталась и уточнила:
— А этот ритуал можно временно отменить или ослабить?
— Только снять полностью. Единственное… в действие чар можно внести исключения.
— Значит, мое имя в Книге Душ не появится. Так как меня тогда добавят в список поступающих в Хогвартс?
— Будь вы иностранным студентом, поступающим в школу, ваше имя добавили бы в список рассылки вручную, но из-за скрывающего ритуала послание все равно не дойдет. Кому-то придется заняться отсылкой вам письма в индивидуальном порядке, ориентируя сову не на имя, а на адрес.
Выходило интересно. Гарри был самым известным юным волшебником двадцатого века. Ему наверняка писали письма все, кому не лень. Но он этих писем не получал. Дамблдор оградил его от «тлетворного влияния славы». Но письмо о поступлении
Поттер получил. И не одно. МакГонагалл вряд ли бы сидела и отправляла по сотне писем в день, это не в ее характере. Значит, письма отправлял сам директор, используя стандартные бланки и самопишущее перо, чтобы всякий раз вносить то имя, которое он считал верным. А вот адрес… Нет ли в кабинете седобородого хитрюги какого-нибудь прибора, который отслеживает точное местонахождение Гарри, вплоть до комнаты в доме? Именно поэтому так быстро менялся адрес. И так по-идиотски проходили попытки доставить письмо и впечатлить мальчика. Поток писем прервался лишь в тот момент, когда дядя увез семью на островок. Вода помешала совам.«А как же та сова, которая принесла утреннюю газету?» — спросил скептик внутри меня.
Возможно, тут есть какое-то простое объяснение. Например… Например, Хагрид привез сову с собой. Как ту, с которой вроде как отправил ответ директору. Гарри ведь даже не посмотрел дату на газете, а Хагриду явно было поручено с самого начала внушать мальчику любовь к директору, презрение к Министерству и министру и ненависть к Слизерину.
В дальнейшем Гарри получал письма от Хагрида, Уизли, Грейнджер. Но письма от поклонников или ненавистников не доходили. Возможно, ему мог писать летом после первого курса кто-то еще из одноклассников, но эти письма мальчик так и не увидел. Мало ли, какая-нибудь… Панси могла прислать письмо с едкими издевками. Или… Джинни… с признаниями. Невилл, решивший хотя бы в переписке ближе сойтись с сокурсником. Но нет, ни одного письма. Да и Добби… Кому он служил на самом деле? Эльф не был злым, просто глупым и немного свихнувшимся. А потом… Сириус тоже мог пытаться написать Гарри, но его письма не доходили, лишь после третьего курса Блэк смог вести с мальчиком переписку.
Но письма-предупреждения из Министерства дошли…
— Скажите, мистер Костехрум, а письма из Министерства способны преодолеть эти чары? Предупреждения о нарушении Статута, например. Или о том, что ученика Хогвартса исключили и его палочку должны сломать.
— Нет, конечно! — фыркнул гоблин. — Даже чары Министерства не преодолеют запрет такой силы. Что до сломанной палочки… Ученик Хогвартса должен совершить что-то по-настоящему ужасное, чтобы его исключили и сломали палочку. До малого совершеннолетия юные волшебники в принципе неприкасаемы. Они не могут наколдовать что-то слишком опасное, что нельзя устранить Репаро и Обливэйтом. Так что для юных магов все заканчивается предупреждением и воспитательной беседой. Если волшебник совершает что-то серьезное после четырнадцати, то его могут наказать, но это не исключение и не сломанная палочка. Детей в принципе почти невозможно исключить из школы, пока они не сдали СОВы. За практику запрещенной магии можно попасть в Азкабан. Но только в том случае, конечно, если маг совершеннолетний. Несовершеннолетние получают ограничители магии и общественные работы. Переламывают палочку и исключают… только за убийство. Но в Азкабан попадают лишь те из студентов, кому есть четырнадцать лет.
Я сидела и хлопала ресницами, переваривая интереснейшие сведения. Как много можно узнать, если поговорить с тем, кто живет в магическом мире. Точнее, с тем, кто живет в магическом мире и не против просветить других.
Дальнейшее исследование висящих в воздухе надписей выявило, что у меня нет никаких блоков, ограничителей на магических способностях. Как нет и зелий в крови. А из уже проявившихся способностей значатся парселтанг, высокая регенерация и сверхвысокая интуиция.
— Я ожидала увидеть больше, — искренне призналась гоблину. — Какой-нибудь семейный дар…
— Ничего странного, — успокоил Костехрум. — Вам только-только одиннадцать. Обычно так рано дары и не проявляются. Лишь в исключительных случаях. Думаю, повторная проверка немного позже покажет иной результат. Зато нет и чего-то такого, что вызвало бы опасение. Так что вы решили?
Я вздохнула и на миг прикрыла глаза. Решение было очень и очень важным. И его стоило как следует обдумать. Как и многое другое. Не хотелось бросаться с места в карьер.
— Мне нужно немного времени, — призналась гоблину. — Пройтись и подумать.