Мальчик на вершине горы

После завтрака они вышли во двор, где Эрнст, небрежно опершись на автомобиль, читал газету. Он поднял голову, заметил их, улыбнулся, сложил газету пополам, сунул ее под мышку и распахнул заднюю дверь. Пьеро восхитился его формой: какая красивая! Интересно, не удастся ли уговорить тетю купить что-то подобное и ему? Пьеро всегда нравилась военная форма. У отца в парижской квартире хранился яблочно-зеленый мундир — воротник-стойка, шесть пуговиц в ряд — и еще брюки в тон. Папа никогда этого не надевал, но однажды застал Пьеро, когда тот пытался стащить мундир с вешалки, и буквально окаменел в дверях. Мама страшно ругалась: нельзя трогать чужие вещи.

— Доброе утро, Пьеро! — весело сказал шофер и взъерошил мальчику волосы. — Как спал, хорошо?

— Очень хорошо, спасибо.

— А мне сегодня снилось, что я играю в футбол за Германию, — поведал Эрнст. — Против англичан. Я забил решающий гол, и меня унесли с поля на плечах, а кругом все ликовали.

Пьеро кивнул. Он не любил, когда пересказывают сны. Это напоминало некоторые рассказы Аншеля, весьма хитроумные, но на самом деле бессмысленные.

— Куда прикажете, фройляйн Фишер? — Эрнст низко склонился перед Беатрис и театрально коснулся фуражки кончиками пальцев.

Тетя, усаживаясь, смеялась:

— Очевидно, Пьеро, меня повысили в должности. Эрнст никогда еще не обращался ко мне с таким почтением. В город, пожалуйста. Пьеро нужна новая одежда.

— Не слушай ее, Пьеро. — Эрнст сел за руль и включил зажигание. — Твоя тетя прекрасно знает, какого высокого я о ней мнения.

Пьеро посмотрел на Беатрис. Та встретилась глазами с шофером в зеркальце на лобовом стекле, ее лицо осветила легкая полуулыбка, а щеки порозовели. Машина тронулась с места. Пьеро в заднее окошко успел увидеть дом, исчезающий за поворотом. Деревянный, светлый, он был невероятно красив и средь сурового заснеженного ландшафта казался сказочным.

— Помню, как меня в первый раз поразило это зрелище, — сказала Беатрис, проследив за взглядом Пьеро. — Абсолютная безмятежность! Я не могла поверить, что такое бывает. И была уверена, что здесь всегда царит полный покой.

— И царит, — пробормотал Эрнст тихо, но Пьеро все равно услышал. — Когда его нет.

— А давно вы тут живете? — поинтересовался Пьеро, поворачиваясь к тете.

— Ну, когда я только приехала, мне было тридцать четыре, значит… уже чуть больше двух лет.

Пьеро внимательно на нее посмотрел. Она, безусловно, была весьма хороша собой. Длинные рыжие локоны, чуть завивающиеся над плечами, и бледная, удивительно чистая кожа.

— Так вам тридцать шесть? — помолчав секунду, вычислил Пьеро. — Значит, вы уже старая!

Беатрис громко ахнула и тут же расхохоталась.

— Пьеро, нам с тобой надо будет кое о чем потолковать, — сказал Эрнст. — Если ты хочешь когда-нибудь обзавестись подружкой, то научись обращаться с женщинами. Нельзя говорить, что они старые. Всегда называй возраст лет на пять меньше, чем тебе кажется.

— Не нужна мне никакая подружка, — поспешно заявил Пьеро, в панике от самой этой идеи.

— Это ты сейчас так думаешь. А посмотрим, что скажешь лет через пять.

Пьеро всем видом показал, что такое попросту невозможно. Он вспомнил Аншеля, который сошел с ума из-за новенькой девочки в классе, писал ей рассказы, подкладывал в парту цветы. Пьеро пробовал провести с другом серьезную беседу, но без всякого толку: Аншель потерял голову. Все это, с точки зрения Пьеро, было до ужаса нелепо.

— А вам, Эрнст, сколько лет? — Пьеро, чтобы лучше видеть шофера, просунулся между передними сиденьями.

— Двадцать семь, — глянув через плечо, ответил Эрнст. — Знаю, в это трудно поверить. На вид я совсем еще юн и зелен.

— Смотри на дорогу, Эрнст, — тихо произнесла тетя Беатрис, но в ее голосе угадывалась улыбка. — А ты, Пьеро, сядь нормально, потому что так опасно. Вот наедем на кочку…

— Вы собираетесь жениться на Герте? — не слушая, продолжил допрос Пьеро.

— На Герте? Какой Герте?

— Служанке.

— Герте Тайссен? — Эрнст аж привзвизгнул от ужаса. — Святое небо, нет конечно. С чего ты взял?

— Она сказала, что вы красивый, веселый и заботливый.

Беатрис прыснула и прикрыла рот ладонью.

— А может, это правда, Эрнст? — поддразнивая, спросила она. — Наша нежная Герта в вас влюблена?

Эрнст пожал плечами:

— А в меня все женщины влюбляются. Таков мой крест. Только взглянут на меня — и готово дело, пропали навеки. — Он щелкнул пальцами. — Нелегко, знаете ли, быть таким красавцем.

— Да, и таким скромником, — добавила Беатрис.

— Может, ей нравится ваша форма, — предположил Пьеро.

— Всякой девушке нравится мужчина в форме, — согласился Эрнст.

— Всякой девушке, вероятно, — заметила Беатрис. — Но не всякая форма.

— А ты знаешь, зачем люди носят форму, а, Пьеро? — продолжал шофер.

Мальчик помотал головой.

— Затем, что человеку в форме кажется, будто ему все дозволено.

— Эрнст, — тихо сказала Беатрис.

— И что он волен поступать с людьми так, как никогда не посмел бы в обычной одежде. Лычки, шинели, высокие сапоги — все это дает право проявлять жестокость без всякого зазрения совести.

— Эрнст, хватит, — потребовала Беатрис.

— По-твоему, я не прав?

— Тебе прекрасно известно мое мнение. Но сейчас не время для подобных бесед.

Эрнст промолчал и дальше ехал не раскрывая рта, а Пьеро обдумывал его слова и пытался найти в них смысл. Он вообще-то был не согласен. Форма — это красиво, он и сам бы против формы совершенно не возражал.

— А тут есть дети, с кем можно играть? — спросил он чуть погодя.

— К сожалению, нет, — ответила Беатрис. — В городе — да, там детей много. И ты, конечно же, скоро пойдешь в школу и обязательно заведешь друзей.

— А они смогут приезжать ко мне на гору?

— Нет, вряд ли хозяин будет доволен.

— Нам, Пьеро, надо теперь стоять друг за друга, — снова подал голос Эрнст. — Мне в доме давно не хватало еще одного мужика. А то, знаешь, эти женщины помыкают мной как хотят.

— Но вы ведь старый, — ответил Пьеро.

— Ну, не так чтобы очень.

— Двадцать семь — это древность.

— Если это древность, что же ты скажешь обо мне? — поинтересовалась Беатрис.

Пьеро на пару секунд задумался.