Мальчик с лесного берега

— Котел-то двухдюймовый, — похвастался между тем Рой.

— Да, стенки у него толстые, — согласился я.

— И хоть бы где прогорел. Вот пойдем-ка со мной. Я тебе покажу.

Он мне уже и раньше показывал, но я все-таки закрепил удилище камнем и пошел за Роем. Он прошел через калитку и повернул щеколду на «Дома». Потом открыл тяжелую металлическую дверцу топки и, согнувшись, пролез внутрь. В котле было множество всяких предметов, сделанных большей частью из старых жестянок. Пол был настлан дощатый, а кругом стояли всевозможные часы в жестяных корпусах. Тут же были цветочные горшки, вставленные в жестянки с отогнутыми краями, жестянка с вырезанным боком служила печкой, и даже кровать представляла собой несколько сколоченных вместе жестянок из-под керосина. Все было выкрашено красной краской. В одной из стенок был вынут целый лист, так что получилась дверь в пристройку, которую Рой соорудил из старых досок. В стенках виднелись дырки в тех местах, где раньше были трубы.

Рой сунул мне в руку кувалду и сказал:

— Ну-ка, ударь. Бей куда хочешь.

Я вовсе не хотел бить. Потому что, когда я ударял по стенке котла, все вещи с полок падали на пол. Но он настаивал:

— Бей куда хочешь.

Я выбрал свободное место, покрепче уперся босыми ногами в пол и что было силы ударил по котлу кувалдой. Кувалда отскочила от железной стенки, и все с грохотом попадало с полок.

— Сильней! — кричал Рой. — Попробуй в другом месте!

Я еще раз ударил кувалдой по тому же месту, но сильнее.

— Тебе сколько лет? — разозлившись, спросил Рой.

— Одиннадцать.

— Неужели ты не можешь ударить сильней?

— Размахнуться негде.

— То есть как это негде? А если ты станешь выстукивать котел для проверки и будешь так слабо бить, что не заметишь прогоревшего места — знаешь, что тогда может случиться? Струя пара ударит, и все разлетится вдребезги. Давай сюда кувалду. Вот смотри.

Старый Рой размахнулся и обрушил кувалду на стенку котла. Все затряслось. Загремели жестянки. Он ударил опять — в другом месте. Все попадало и с грохотом каталось по полу. Отшвыривая ногами жестянки, Рой подошел к заднему днищу и ударил в него. Он колотил в днище до тех пор, пока не выбился из сил.

— Вот видишь, — сказал он. — Как новенький.

Рой весь трясся; все-таки он был уже старик.

— Что же теперь со всем этим делать? — Я кивнул на жестянки, валявшиеся на полу.

— Все это — барахло, — сказал он. — Единственная стоящая вещь здесь — котел.

Потом мы выбрались наружу и спустились по земляным ступенькам к воде.

— Ты что ловишь-то? — спросил он.

— Большую треску, — ответил я. — Двадцатифунтовую.

— Раньше ты ловил лещей.

— То раньше. А теперь мне нужна большая треска.

И я рассказал Рою про Тома Вудли, про лисицу и про треску.

— Тебе попадалась треска в последнее время? — спросил я.

— Нет. Только окуни. Ничего больше и нет в этой реке. Одни желтопузики.

— Рыба, она свои места знает, — сказал я.

— А почему бы тебе не попытаться на Большом Муррее?

— Вода еще не спала, мне не переплыть.

— Хочешь, я перевезу тебя в лодке?

— Ну, нет, спасибо, — поспешно ответил я.

Рой уже однажды перевозил меня в своей лодке, пообещав вернуться за мной, когда я покричу ему с того берега. Я кричал-кричал, но он так и не приехал. Видно, успел забыть обо мне. Вода была тогда высокая, течение сильное, и пришлось мне целую ночь провести на Пентал-Айленде, а назавтра получить еще дома хорошую трепку.

— Я тоже с тобой поеду, — заявил он. — Опротивели мне эти окуни.

— Ну что ж, — сказал я.

Рой пошел за жерлицей и веслами. Лодка его всегда была привязана тут же, возле ступенек. Он сам ее сделал, и это была лучшая плоскодонка на реке.

Спустившись обратно, он посмотрел на мою удочку и сказал:

— Зачем тебе удилище? Треску лучше ловить прямо на лесу. Эти рыбы сами идут на крючок.

— А я люблю удочки, — ответил я. Я и вправду любил ловить на удочку. И если мне суждено было поймать свою двадцатифунтовую треску, я хотел поймать ее на удочку.

— Оставь свою удочку здесь, — сказал Рой.

— И не подумаю. Я возьму ее с собой.

Рой заорал:

— Эй, как тебя! Сейчас же брось удочку!

Я стоял на месте и не лез в лодку.

— Ну, едешь ты или нет? — крикнул Рой. Лицо у него побагровело.

— Только с удочкой!

— А ну, залезай. Живо! Бери свою удочку, пожалуйста. Мне-то что. Ты ничуть не лучше, чем все остальные. Плевать я на тебя хотел! Залезай. Слышишь, ты?

Он орал во весь голос, и пока мы переправлялись через реку, он тоже все время орал и ругался. На середине нас подхватило течением и понесло вниз, но Рой знал точно, куда его вынесет. На берегу Пентал-Айленда у него тоже были сделаны ступеньки, и мы причалили прямо к ним.

Пентал-Айленд лежит между двумя реками: Большим Мурреем и Малым Мурреем. Малый Муррей ответвляется от Большого милях в двадцати выше по течению, отходит в сторону, а потом опять соединяется с главным руслом чуть пониже того места, где жил Рой. Там, где сливаются обе реки, растет несколько эвкалиптов; к ним мы и направились, высадившись из лодки.

По дороге я рассказал Рою про лисицу на пригорке. Как он думает, куда она могла деваться?

— Видел ты когда-нибудь, как лисицы удирают от змей? — спросил он.

— Нет.

— В этом все дело, Эдгар. В этом все дело. Ее спугнула змея, и она удрала.

— Разгона от меня не удрала, то она и от змеи не стала бы удирать.

— А я тебе говорю, что ее спугнула змея. — Рой опять разозлился. — Они боятся змей больше, чем человека.

Но я ему не поверил.

Мы прошли через рощу прямо туда, где под нависшим над водой эвкалиптом был глубокий бочаг. Треска всегда прячется в бочагах. Лещи, те клюют на песчаных отмелях. А окуни — в стоячей воде. Окуня нужно ловить с поплавком, а треска и лещ клюют у самого дна: тут нужно грузило с двумя крючками.

— Можешь занять корягу, — сказал Рой.

Это было самое лучшее место. Я поблагодарил его, хотя и знал, что толку от этого не будет: откуда бы я ни удил, он все равно будет забрасывать свою лесу поближе к моей, а потом подойдет и сам и станет разговаривать. Он не верил, что шум может распугать рыбу.

— Ты видел когда-нибудь у рыбы уши? — спрашивал он бывало.

Я говорил «нет», и он продолжал:

— Как же она тогда может слышать? Если б рыбы слышали, они бы и говорили или там лаяли. Ты когда-нибудь слыхал, как рыба говорит?

— Нет, — отвечал я, — а вот, как рыба лает, я слыхал.

— Врешь ты все, Эдгар, — отмахивался старый Рой. — Разве рыбы могут лаять? Ведь у них нет ушей.

Я прошел по коряге и уселся на развилке. Коряга была наполовину в воде. Я мог бы опустить с нее лесу прямо в бочаг, но только я люблю закидывать удочку. Я насадил на крючки по куску беззубки, примерно на ярд опустил леску, надавил большим пальцем деревянную катушку и взмахнул удилищем. Грузило, описав дугу, потянуло за собой леску и плюхнулось в воду как раз там, где мне нужно было. Рой размотал накрученную на рогульку толстую леску, наживил и, раскрутив над головой, забросил. Болт, служивший ему грузилом, бултыхнулся в воду совсем близко от меня, слишком близко. Я даже подпрыгнул — ведь я-то знаю, что шум может распугать рыбу.