Мальчик с саблей

У Савушкина онемела шея. Что ж ты за тряпка, спрашивал он себя. Обернись! Хотя бы обернись…

Они проехали МКАД.

– Из Джалал-Абада, – ответил водитель.

– Это в Киргизии? – уточнил Савушкин. – У меня там дядя работал.

Всю Волоколамку счастливый водитель пытался выяснить, нет ли у них с Савушкиным общих знакомых в Джалал-Абаде.

Время уходит, печально думал Савушкин. Ни черта ты не сделаешь, и знаешь это. Слишком дорого тебе далось это место. Слишком много «слишком». На «Белорусской» ты покорно попрощаешься с ними, стараясь не смотреть Рите в глаза, по дороге домой купишь в ларьке крепленого пива и зальешь его в себя поверх всего, что было намешано за вечер. А через неделю будет уже другой год, и как-нибудь всё образуется…

– Ах, шайтан! – водитель резко перестроился из крайней левой и сбавил ход. – Город-шайтан! Даже ночь ездить нельзя!

Через несколько секунд в гирлянде красных тормозных огней перед ними не осталось зазоров, и «ласточка» замерла. Пушистый снег опускался под скрипучие дворники.

Ленинградка стояла в восемь полос при имеющихся шести. Борт к борту, зеркало к зеркалу.

Савушкину стало совсем тоскливо.

– А что стоим-то? – Трушин вытянул шею, выглядывая из-за спины водителя.

– День снег – ночь лёд, – объяснил киргиз. – Колесо скользит – машина плывет. Один баран другой баран бодает – всех приличных людей задерживает.

– Зимнюю резину надо вовремя ставить, – презрительно сказал Трушин, невзначай забросив руку за Ритин подголовник. – Четыре на четыре и хорошая резина – вот и всех делов!

– Чем круче джип, – процитировала Рита, – тем дальше бежать за трактором.

Ее коленка прижалась к локтю Савушкина. Буквально на пару секунд. SOS! Помоги! Не будь же офисной крысой!

– Снег снегу рознь, – задумчиво сказал Савушкин. – На Сицилии, Пал Игнатьич, там же тепло, снег раз в сто лет, так вот: в ноябре началась метель. Влажность – сто процентов, снежинки – с ладонь. Падают – и сразу льдом застывают. С автострады семьсот человек где-то в школе на матах ночевали.

– Это почему это? – недоверчиво спросил Трушин почти трезвым голосом.

– Ледяные кочки образовались – по полметра высотой. Только на танке проехать можно.

Трушин попытался приоткрыть дверь, но соседняя машина прижалась слишком близко.

– Вот у нас в Киргизии один раз… – начал было водитель.

– Ты еще про киргизские пробки расскажи! – перебил его Трушин. – Верблюды на тропе не разминулись!

– У нас в Киргизии, – поучающе сказал водитель, – каждый дорога – змея! Узкий, обочина – пропасть, два машина еле-еле… – не найдя слова, он потер ребра ладоней. – Камень дорога сыпаться, машины стоять! Мно-ого часов!

– Может, хватит болтать? – Трушин опустил стекло и высунул голову в окошко, пытаясь увидеть что-то впереди, – обзор закрывала грязная корма фургона. – Рули давай, а не сказки рассказывай!

– Слушай, куда рули?! – удивился киргиз.

– И что же там у вас случилось? – с интересом спросил Савушкин.

– Э-э… – скорбно вздохнул водитель. – Стояло сто машин – больше! Зима, как сейчас. С горы – не лавина, просто снег пополз. А все ни вперед, ни назад – тесно!

Трушин обернулся, зажмурился от света фар поджавшего их сзади джипа. Поток машин медленно двинулся и снова замер.

– А снег с гора ползет, – продолжил киргиз. – Закрыл машина по колеса, потом по окошко, потом по крыша. Только через пять дней откопали… Один девочка выжил, рассказал потом!

– Да это что! – подхватил Савушкин. – Зимой и без снега – такое бывает!.. Вон, под Флоренцией в прошлом году: на перевале машины встали, так за ночь человек десять насмерть замерзло, у кого печки плохо работали.

Трушин резко закрутил ручкой, закрывая окошко.

– Это просто удивительно, как быстро остывает машина зимой, – сказал Савушкин.

Трушин поправил шарф, закутывая горло.

– Надо было на «Соколе» выйти, – недовольно сказал он. – На метро бы доехали, не развалились. Эй, поставь там обдув на тепленькую!

Киргиз сдвинул рычажок печки до упора вправо и чуть приоткрыл свое окно. Савушкин расстегнулся и отвернул в сторону сеточку вентиляции.

В несколько ходов они снова оказались в крайней левой. Встречный поток пролетал призрачными золотыми огнями.

– А в Париже этим летом до плюс сорока пяти доходило, – Савушкин обернулся назад и встретился с озлобленной физиономией шефа. – Французы и так плохо водят, а в жару совсем с катушек съезжают. Несколько человек на самом деле с ума сошли. И всё больше в машинах черного цвета – они же сильнее нагреваются.

Трушин распахнул дверь и, встав на порожек, поднялся в полный рост.

– Да что ж там у них…

– Эй, эй! – крикнул киргиз. – Назад садись, нельзя! Один мой сосед так высунул – его вместе с дверью оторвало. Другой грузовик ехал, да. Нельзя-опасно!

Трушин рухнул на свое сиденье и шмякнул дверью.

– Жуткая история в Перу приключилась, – вздохнул Савушкин. – От землетрясения вулкан проснулся. На магистрали треснуло полотно, и тысяча машин попала в капкан.

Трушин нервно заерзал.

– С неба падает серый пепел, залепляет стекло, и всё как в тумане. А пепел – как сухая кислота! Сначала на коже ничего, потом пятнышко, потом язва…

Трушин машинально начал расчесывать шею.

– Завалило их там – до сих пор скрывают, сколько человек. Говорят, когда от пепла очистили, в машинах прямо мумии сидели. Тронешь – а они рассыпаются! В труху!..

Впереди показался спуск в тоннель – ковер из красных огоньков уходил под землю.

– В Швейцарии, – вдруг сказала Рита, – есть тоннель под Сен-Готардом – семнадцать километров, представляете? Узкая червоточина в скальной глыбе!

Трушин втянул голову в плечи, а Савушкин аж сжал кулаки, так неожиданно и вовремя пришла поддержка.

– Там под потолком тоннеля, – продолжила Рита негромко, – огромные вентиляторы, в два человеческих роста. Гонят воздух, чтобы выхлопные газы не застаивались. А пробки в Сен-Готарде – те еще, вся Германия летом на выходные к морю ломится.

– В семнадцать километров можно тыщи две машин поставить, – заметил Савушкин. – В каждую полосу.

– И однажды в воскресенье днём, в самую пробку, вырубают электричество. В тоннеле гаснет свет и останавливаются эти ветродуи! Но все же прут! В бампер друг другу дышат!