Мальчики (Рассказы)

Тетка с вязаньем рассмеялась. Еще кто-то ухмыльнулся, кто слышал с других сидений, а парень посоветовал:

– Не загадывай.

К сожалению, разговор завязался, и парень его продолжил:

– Далеко едешь?

– Далеко, - ответил Саша и отвернулся к окну.

– Сердитый, - сказал парень, обращаясь к тетке.

– Серьезный, - поправила она.

– Отличник, наверное, - сказал парень.
– А я вот никогда отличником не был. Двоечником тоже не был, правда. И хулиганом не был. Отчебучивал, правда, иногда. Старуху только свою боялся. Думал, что она меня в камень может превратить. Или в собачонку. Ей-богу. Она ведь и заговорами лечит. Я ведь считаю, это она могла нам с Нюшей напортить. А что? Ей одной без меня скучно, я все-таки помощник, а Нюша в нашу глухомань с Тишинки вряд ли бы. Так что все может быть.

– Чего ж ты к ней возвращаешься, коли боишься?

– Да ведь жалко. Старуха совсем. И не только к ней. Там у меня работа, друзья. И девчонка там есть, по мне сохнет.

Электричка остановилась, вошли какие-то люди, и Саша почуял запах сладких, с повидлом, пирожков; он их обожал, эти уличные пирожки за пять копеек. Есть захотелось безумно. Саша открыл глаза. Обернулся, увидел жующего пирожок военного без фуражки. Фуражка лежала возле него на сиденье. Военный ел осторожно, держа пирожок над полом, чтобы, если что, повидло упало на пол, не запачкав брюк и башмаков. Руки у него были изящные, музыкальные, как будто и знать не знали никогда тяжелой воинской работы.

Одним быстрым взглядом все это захватив, Саша отвернулся. И вновь парень встретил его взгляд.

– Вкусно ест. Даже завидно. Хотя не люблю я ведь сладкого.

Саша не ответил. Раскрыл свой рюкзак, распутал стягивающую его веревку, растянул, вынул хлеб в газете, складной нож. Отрезал нетолстый ломоть, протянул парню.

– О, - сказал парень, - спасибо, брат.

И не начал есть, пока Саша и себе не отрезал такой же ломоть.

Умяли хлеб.

– Больше у тебя ничего нет в рюкзачке интересного? Он у тебя пузатый.

– Нет.

– А я там фляжку углядел. У тебя там что, во фляжке? В них, бывает, спирт таскают.

– Вода.

– Жалко. Такая фляжка... обещающая.

Дорога всех укачивает, как младенцев. С голода, хоть и от малой еды, и без спиртного ведет. Парень осоловел, глаза смежил, голова его опустилась. Уснул. И женщина руки с вязаньем опустила. Задремала. Саша к окну приткнулся. И во сне рот приоткрыл.

Проснулся он, когда уже вечер настал. Зажглись в вагоне огни, осветили все желтым, призрачным светом. Парень похрапывал, привалившись спящей женщине на плечо. Поезд гнал. Саша потянулся сладко и тут увидел, что рюкзака нет. Он вскочил и даже заглянул под сиденье, не завалился ли.

Он стоял, маленький, потерянный, в куда-то спешащем вагоне, почти пустом. Сжал кулаки и беззвучно заплакал.

Вагон мотнуло. Парень проснулся и увидел, что Саша плачет.

Решили в конце концов всем миром, что рюкзак упер красивый военный. Кто-то слышал о таких грабителях в военной форме.

– Очень удобно, - объяснили.
– Военный внушает доверие. Это раз. Не запоминается. В смысле, люди больше запоминают форму, чем лицо. Это два.

Саша вспомнил музыкальные руки военного, держащие сладкий пирожок, и заплакал еще горше. Он не рассказал, что было у него в рюкзаке, и от всякой помощи отказался. На ближайшей платформе сошел. Домой он вернулся поздно ночью, уже успели вызвать милицию.

Путешествием для него оказались спички, нож, фонарик, соль, сухари, кулек слипшихся леденцов, катушка черных ниток, громкий железный пистолет... Во всяком случае, с утратой этого имущества и путешествие утратило для него всякий смысл.