Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Я был удивлен, что Геккон оказался таким общительным и умным. Он ненавидит всех в нашей спальне, кроме Верна и меня. Хотя и сказал, что часто я пытаюсь казаться «крутым» и это ему не нравится. Я почувствовал себя виноватым, вспомнив, сколько раз вставал на сторону большинства и издевался над Гекконом, потому что его постоянно тошнит. Геккон также убежден, что Макартура и Криспо убили, и сделал это Глок.

— Говорю тебе, Милли, тут хуже, чем в психушке! Маньяки повсюду, даже наш директор маньяк! Неужели ты этого не видишь? Как будто все каждую минуту хотят тебя подловить, посмеяться и заставить чувствовать себя идиотом или трусом…

Геккон был прав — если ты не дружил с «крутыми», школа была адом. Судя по всему, он думал, что я-то как раз дружу с кем надо — а я-то всегда считал себя изгоем, как Геккон и Верн. Может,

занять нейтральную позицию и не быть ни тем, ни другим?

Вдруг у меня сжалось сердце. Порывшись в сумке, я с огромным облегчением удостоверился, что дневник на месте. Секундой раньше я с ужасом представил, как его передают из рук в руки в нашем корпусе, в то время как я беспомощно лежу в медпункте. Сунув его под подушку, я стал ждать, пока сердце уймется.

Геккон покачал головой, ощущая мировую несправедливость, и печально посмотрел в окно. Потом вдруг повернулся ко мне и сказал:

— Знаешь, Малёк, когда ты поешь, у меня такое чувство… не знаю, может, это странно, но у меня как будто не остается сомнений, что Бог есть. Бог есть. — Смущенный своими же словами, он повернулся на другой бок и застыл.

Здесь, среди белых кроватей и простыней, пилюль, шприцев, ночных горшков и окон с блеклыми кремовыми занавесками, человек, от которого я меньше всего это ожидал, сказал мне самые удивительные слова на свете. Тяжесть в груди вернулась, глаза наполнились горячими слезами, и мне пришлось сжать зубы, чтобы не разреветься. Мне стало ужасно стыдно и совестно. Я вспомнил, сколько раз смеялся над Гекконом, глумился и издевался над ним перед другими — а все потому, что благодаря этому чувствовал себя сильнее и ощущал свою принадлежность к стае. Но это Геккон был сильным, а не я. Сколько мужества требуется, чтобы сказать человеку, что он особенный. Геккон с его вечной тошнотой и зеленым цветом лица оказался храбрее, чем вся Безумная восьмерка, вместе взятая.

16 июня, пятница

День Соуэто [39]

Звонили предки и Русалка. С Русалкой нам не о чем было говорить, и повисла ужасно длинная пауза, после чего мы затараторили одновременно. У меня не было сил продолжать этот разговор, поэтому я сказал, что у меня болит горло, повесил трубку и почувствовал себя виноватым.

После обеда Коджак зашел меня проведать. Он принес свой плеер и кассету с музыкой из «Оливера», чтобы я не дай бог не забыл роль. Сказал, что репетиции сводят его с ума, а перед уходом выпросил у сестры Коллинз бесплатные таблетки от высокого давления. Я слышал, как он орет на улице на какого-то мальчика, чтобы тот заправил рубашку.

39

День памяти общественных беспорядков в Соуэто (район Йоханнесбурга), где в 1976 году произошло столкновение между чернокожими студентами и южноафриканской полицией. Погибли более 500 человек.

На перемене зашел Лутули и сказал, что сегодня юбилей беспорядков в Соуэто. В этот день в 1976 году полицейские убили и ранили множество невинных невооруженных демонстрантов. Я переполнился гордостью оттого, что староста нашего корпуса поделился со мной этой новостью, и сделал в дневнике большой заголовок.

Сестра Коллинз повесила на входную дверь большой список, озаглавленный «Правила поведения в медпункте». Сказала, что ей надоело каждый день повторяться.

Правила поведения в медпункте:

1. Вход в спортивной обуви запрещен!

2. Если ученик так болен, что не пошел на урок, то пусть лежит в медпункте!

3. Нельзя ложиться в медпункт без разрешения медсестры! (Нарушители должны будут выпить РЫБИЙ ЖИР.)

4. Нельзя спать в корпусе в учебные часы без разрешения заведующего корпусом или медсестры!

5. Нельзя пропускать физкультуру без освобождения от медсестры!

6. Не курить в медпункте!

7. Посещение больных только в установленные часы!

8. Перекись

водорода только для медицинских целей, а не для окраски волос!

9. У кого болит горло, прополоскайте его красной жидкостью и примите две оранжевые таблетки из красной баночки! Не беспокойте меня, если вы не при смерти!

10. В медпункте не умирать! (Просьба делать это на каникулах.)

Мое состояние улучшается. Сестра Коллинз думает, что завтра к вечеру меня можно уже выписывать. Во время тренировки команды болельщиков услышал их кричалки и теперь мечтаю поскорее вернуться в реальный мир. Очень хочется снова начать репетиции и узнать, чем без меня занималась Безумная восьмерка. Да и до экзаменов осталось всего десять дней — надо начинать зубрить, чтобы оправдать свой грант (по правде, я с трудом понимаю, как вообще его получил; в нашем классе есть пара мальчиков, по сравнению с которыми я кажусь просто говорящей тыквой).

Весь вечер проболтал со своим новым лучшим другом Гекконом — он тоже в восторге от моих рассказов про Вомбат. Пожалуй, мне стоит написать книгу, которую я назову «Странные и невероятные приключения лукавой Вомбат». Это будет трагикомедия, а первая глава будет посвящена «Тайне исчезающих йогуртов». Темные тучи над моей головой рассеялись, и меня охватило чувство радости и вдохновения. Должно быть, Геккон почувствовал то же самое, потому что сказал, что ему уже лучше.

Около девяти сестра Коллинз села читать нам книжку — «Братья Харди». [40] Это было унизительно — выигравший школьный грант должен лежать и слушать детскую книжку! Я спросил сестру Коллинз, не могла бы она почитать нам нечто более взрослое.

40

Детский детектив про двух братьев-подростков, выступающих в роли детективов.

— Что за ерунда! — рявкнула она. — Все обожают братьев Харди, — даже мой покойный муж слушал как миленький, когда болел!

И она была права. Это было здорово. Как двое маленьких братьев, мы с Гекконом лежали в кровати и слушали нашу «маму» сестру Коллинз, которая читала низким грудным голосом. Дочитав главу, она закрыла книгу, подоткнула нам одеялки, поцеловала обоих в лоб и выключила прикроватную лампу.

Неудивительно, что Геккону тут нравится.

17 июня, суббота

Проснулся и обнаружил на прикроватном столике записку. Она была сложена вдвое и написана на кроваво-красной бумаге. Как только взгляд сфокусировался, я развернул письмо и прочитал:

Моему дорогому Мальку

Поправляйся скорее, малыш. Я по тебе скучаю.

С любовью,

Твоя верная Бет

(АМАНДА).

Забравшись обратно на кровать, с которой я чуть не упал, я держал записку дрожащими руками и перечитывал ее вновь и вновь, вновь и вновь…

Быстро приняв душ, перечитал записку еще раз сто, четыре раза зачитал ее вслух Геккону, а оставшееся утро мечтал об Аманде. Кажется, я влип!

Мистер Лилли вприпрыжку прибежал в санаторий и сообщил, что команда «Г» (бывшая «Е») снова проиграла. Со счастливым вздохом он сел на кровать Геккона. К сожалению, он не заметил, что на кровати лежал человек, и сел Геккону прямо на голову. Тот закричал, закашлялся, а потом его вырвало — струя чуть не попала в ошеломленного тренера по регби. Сестра Коллинз выгнала мистера Лилли из палаты, грозя ему вслед гигантским термометром.

17.25. Меня выписали и объявили частично здоровым. Сестра Коллинз приказала не напрягать голос по меньшей мере три дня. Завернутый в сто свитеров и шарф, я сделал первые осторожные шаги на улицу, ступая по хрустящей от инея бурой траве. Мимо прошел мистер ван Вуурен, наш учитель африкаанс.

— Добрый вечер, сэр, — прохрипел я со всей приветливостью, на которую был способен.

Грузный учитель с большим похожим на луковицу носом злобно зыркнул на меня и угрожающе прорычал:

Поделиться с друзьями: