Маленькая хозяйка большого дракона

Правда – недолго. Даша вообще обладала удивительной способностью успокаиваться очень быстро. Словно тумблер нажали внутри. Щелк – и через минуту она уже встала, отряхнулась и принялась быстро оглядываться.

– Ну шо, дракон, как выбираться мы будем?

Если бы Гвидон мог пожать плечами – он бы пожал. Так далеко в местных лес ему заходить еще не приходилось. Когда зайдет солнце и наступит ночь, он почувствует дом. Драконы всегда ощущали то место, куда возвращались. Но местное солнце отчего-то его очень сильно сбивало. Мог бы, конечно, вспомнить уроки отца…

Но Дашка уже решительно обхватила руками его шею.

– Ты меня только не жри, маленький, – тихо шепнула.

Что она делает? Неужели…

Да. Ошейник под ее пальцами сполз легко и просто.

Гвидон глаза вытаращил, все еще не веря себе.

– Ну шта вылупился? – проворчала Дашка. – Давай, трансформируйся. Ты ж летать сможешь, да? Вот над лесом и погляди, как нам обратно идти.

Ненормальная! Да разве можно вот так… доверять ему? Он ведь может теперь с ней что угодно сделать! Вот прямо сейчас обернуться человеком и ее изнасиловать. Или стать величиной с дом и сожрать. А она смотрела так доверчиво, спокойно и мягко, поглаживала его по голове и улыбалась.

Черти морские с хвостами и жабрами, что же делается? Чтоб его чешуе стать вдруг розовой!

Расправил с хрустом огромные крылья – блаженство! Они, что так долго бездействовали, сладко заныли, загудели. Сильно меняться не стал, чтобы ее не пугать. Наклонил к девушке голову и опустил на плечо. Ему показалось – очень осторожно, а Дашка аж пошатнулась. Крыло опустил, изо всех сил внушая: залезай давай быстро верхом. Полетели уже, полдень на дворе, а к вечеру гости припрутся. Ну давай, не ломайся. Сама же ошейник сняла, так что не ври, что боишься.

А Дарьянка и не боялась нисколько. Только зажмурилась от того, какой он, оказывается, красивый. И сильный. И куда делась только его болезненная неуклюжесть? Он словно обрел завершенность, идеальную форму. Красавец! Ну и как на такого верхом?

А очень запросто! Переметные сумки наполнила доверху, тщательно все ремни подтянула, потому что грибы да ягоды бросить – это совсем дурой надо быть. Как бы невзначай притрагивалась пальцами к новой его чешуе. Он блестел, будто бы весь драгоценный. В сумраке темного леса выглядел будто огромная куча искристого льда. И эти крылья – переливались, светились, огромные, сильные. Дракон молча косился на нее своими голубыми глазами. Даже морда его изменилась – огромная, с массивным клювом. Вот не даром потратила Дашка на него такую уйму деньжищ, не продешевила. Залезла на спину, устроилась поудобнее, ноги согнула в коленях.

– Н-но, лошадка моя!

Взлетать в густом лесу с всадником и грузом, пусть и пристегнутым – тот еще акробатический трюк.

Даже совы и те это делали с веток вековых деревьев. Оглянулся вокруг, краем глаза заметив, как хозяйка смотрела сейчас на него – со смесью восторга и обожания. Криль и трепанги! Надо не опозориться, а вот как? Он не ракета совсем реактивная, хотя даже тех запускают с площадок.

Пытаясь сохранить важность, медленно и горделиво прошел к просвету между огромными дубами, туда, где один был повален и очень давно. Что дальше? Посмотрел наверх, повертел головой – пауза затягивалась. Что же, придется вспомнить уроки матушки по выныриванию из бездн и глубин океана. Как помесь дракона с касаткой, он должен был это уметь. Сильно напрягся, свернулся всем телом в могучую пружину и прыгнул – почти вертикально, стремительно, мощно работая длинным хвостом и огромными крыльями. Дашка визжала, как местная дикая белка, цепляясь за свои драгоценные сумки с грибами. Удивительно и невозможно: орала она не от страха. С восторгом голосила что-то дикое, какие-то страшно воинственные песни во всю силу девичьих легких. Безумная девка. Никому он ее не отдаст!

На опушку опустился так мягко и аккуратно, что сам собой возгордился. Никогда он еще так не старался!

Дашка соскочила, обхватила его за морду, поцеловала в нос – Гвидон чуть не завилял хвостом от счастья. Растаял, как мороженое, размяк – и совершенно упустил тот момент, когда эта маленькая коза ошейник проклятый снова у него на шее застегнула. Вот же! Надо было мужиком оборачиваться, а не в благородство играть!

И-ди-от! Ну какой же он идиот!

—Ладно, не обижайся, – весело сказала Дашка. – Полетал и будет. Ты всё же мое имущество. Причем ценное. Сокровище ты мое! Поэтому – не отпущу и не думай.

И как ей это удалось вот так вывернуть? И слова какие нашла! Сокровище! Это Гвидон хорошо понимал, он в сокровищах разбирался.

Поплелся за ней следом, опустив голову. И ненавидел ее сейчас, и удивлялся подлости человеческих женщин. Вот так – подразнила свободой и тут же назад забрала, разве можно так? Впрочем, чему вообще удивляться – он для нее имущество. Зверь бессловесный. Над которым и поиздеваться всласть можно. Ничего, Дашунь. Драконы – они, знаешь ли, твари злопамятные. Мстительные. Этот вот ошейник и предательство Гвидон в своей большой голове отложил на не самую дальнюю полочку памяти. Еще сочтемся, красавица.

А уж визг, раздавшийся из избы, когда он героически привел эту непутевую девку домой и дотащил ее корзины, он и вовсе ей припомнит. Ну, пироги. Что значит, когда успел? Тогда и успел, еще перед выходом. И не все ведь съел, оставил немного для гостей. Целых четыре штуки. А она его – полотенцем! Его, который ее сегодня спас ценой своей свободы! А мог бы просто улететь, бросив ее там в лесу на съедение диким зверям.

Конечно, Дашка потом извинялась – не прошло и получаса, как она ему те самые оставшиеся пироги притащила и буквально в рот запихала с многословными извинениями. Сама себя дурой неблагодарной называла – и он был с ней совершенно согласен.

10. Своб

ода?

Следующая партия пирогов – уже больших аки каравай, круглых, открытых (Гвидон назвал бы это блюдо пиццей с малиной, если бы ему позволили хотя бы нос к печке сунуть) – подоспела аккурат к приходу гостей. К счастью, в деревнях принято, чтобы “гости дорогие” вот по таким делам приходили по темноте, а летом темнеет поздно. Тетка Маланья сказывала, что традиция эта неспроста пошла. Сватов видеть не должны, чтобы не сглазить – ну, так Дарьянка всю жизнь думала. А тетка расхохоталась и сказала, что это для того, чтобы непонятно было в темноте, к кому в дом они ходили. А то вдруг из дома невестиного их метлой поганой погонят, и все это увидят. Позору же не оберешься.

Только вот нормальные люди ночью по дворам не шастают, только сваты да тати, и порой еще неясно, кто из них опаснее. Завтра вся Малиновка как пить дать будет обсуждать, кому там счастье по осени привалит.

Насчет счастья Дарьяна весьма и весьма сомневалась. С каждым днем ей все больше чудилось, что брак – это вот вообще не для нее.

И то – по хозяйству она и сама справлялась, а уж с драконом и вовсе припеваючи жила. Желаний каких-то особых у нее не возникало, разве что сны срамные снились под утро, но она их в суматохе дня почти сразу же забывала.

Хотя Гринька, конечно, жених завидный. Даже если на красоту его не смотреть, то все равно – единственный сын у родителей, две сестры у него еще младших, да ведь отец – тоже скорняк, дело свое зятю не передаст, всё Гриньке останется. Мать у него тоже тетка неплохая, строгая, конечно, но не склочница и сплетни не распускает. Строгая баба, ее все Погорелки боятся.

Дарьяна пока не боится, хоть возможно, и зазря.

В семье Прасковья Никаноровна всегда была главная, тут даже спорить бессмысленно. Вон, муженек ее, такой же большой и кудрявый, как Гринька, молчит, сидит у окна, киселек ложкой тихо только хлебает. А тетка Прасковья в каждый уголок дома нос свой длинный уточкой засунула, в каждую чашку заглянула.