Маленькая волшебница

В комнате было светло, мужчина неопределенного возраста явно гордился молодым, сильным телом и демонстрировал его зажатой в углу женщине во всей красе. Для этого и свет зажег. Демонстрировать, правда, было некому. Женщину, почти сразу после входа в Беличий дом заменила очень качественная иллюзия. А магом богопродавец не был, так что ничего не замечал. И дары чужого бога в этом деле помочь не могли, бог, который эти дары раздает, вообще глух и слеп.

Наверное, поэтому Золотые Туманы так за всю историю и не рискнули воевать с империей. Понимали, что их бог не всемогущ. Вся его сила в жертвах, чьи жизни он пожирает.

Бесшумно соскользнув с подоконника и разбудив сразу три амулета, Веливера шагнул к мужчине. Он чужое приближение почувствовал, только когда до него оставалось всего два шага — то ли слишком увлекся иллюзорной девушкой, то ли слишком врос в своего глухого и слепого бога.

Воином этот мужчина не был и повел себя глупо — вместо того, чтобы отойти с линии удара, развернулся и окинул капитана презрительным взглядом.

— Ты знаешь, кто я?! — гневно спросил он.

— Знаю, — выдохнул Веливера, и иллюзорная девушка истаяла, пробивая дыры в божественной защите гневливого мужчины.

— Да я тебя! — пообещал неведомое богопродавец, не замечая исчезновения любовницы, и, мерзко улыбнувшись, выставил перед собой ладонь, над которой запылал черный огонь.

Юмил схватил его за запястье и резко дернул вправо, размазывая огонь вместе с кистью о стену. Вторая рука капитана, направляемая чувствительным амулетом, нашла дыру в защите и вогнала меч между ребрами, снизу вверх, попав в сердце. Выдернуть клинок сразу не получилось, богопродавец стал заваливаться набок, скорее от испуга, чем действительно понимая, что фактически умер. Тем более люди, которые умеют проводить сквозь себя божественный огонь, мгновенно умереть не могут.

— Проклятье, — прошептал Юмил, выпуская рукоять меча и отскакивая назад и вправо.

Богопродавец дернулся, как марионетка, управляемая неумелыми руками. Растопырил пальцы единственной уцелевшей руки и, вытянув ее перед собой, бросился на убийцу. Капитан упал на пол и мгновенно вырастил щит на той стене, в которую должен был прийтись удар божественной силой. Стена сама по себе этот удар бы не выдержала. Мертвый богопродавец ее бы и не заметил, впрочем, как и ту, которая была за ней.

От щита он отскочил и свалился на спину, но сразу с явно не присущей ему при жизни ловкостью вскочил на ноги и попытался ударить Веливеру сверху вниз, пока не успел встать. Капитан вставать не стал, выдернул из наручных ножен один из кинжалов и попытался отрубить кисть, второй рукой хватаясь за застрявший меч.

Черный огонь мертвым осьминогом растекся по защите, прожигая в ней дыры и исчезая на втором слое. Рука марионетки повисла на клочке кожи. Зато удалось выдернуть меч, удачно его развернув и располосовав ребра. Капитан, не вставая и не ожидая, пока слепое божество придумает, чем заменить такие удобные для провождения своей силы человеческие руки, полоснул богопродавца по шее, отделяя голову. Потом по плечу. И только после того, как марионетка застыла, словно божество думало, а нужна ли она ему еще, бросил испепеляющий амулет.

Марионетка полыхнула и осыпалась пеплом. А остатки божественной силы взметнулись по стенам комнаты, сжигая мебель и обивку, собрались на потолке тяжелой каплей и рухнули вниз.

— Беременная черепаха! — ругнулся Веливера, подставляя очередной щит.

Сила по нему расплескалась чернильной кляксой, выжигая щит и сжигая саму себя. Брызги полетели во все стороны, уничтожая то, что еще уцелело. Бок Юмила, именно в том месте, где совсем истончился второй слой щита, обожгло, но сразу же пропало. А потом с потолка пошел черный снег.

— Ненавижу это, — проворчал капитан, пятясь к окну.

Похоже, божество опять решило пошутить, и больше в эту комнату никто и никогда не войдет. А если один практически позабросивший практику ночной волк немедленно не уберется, то не сможет отсюда выйти.

В окно он почти вывалился, едва удержавшись на довольно узком карнизе. Захлопнул окно, поспешно нарастил на стекле очередной щит, чтобы осколки силы не вырвались наружу, пока не замрут в безвременье. Бок опять стало жечь, но пришлось сцепить зубы и пойти к соседней комнате. Где сидела одна дуреха и наверняка боялась.

Дуреха капитана удивила. Она бодро, как молодая козочка, прыгала на кровати, заставляя доски предсмертно скрипеть, комкала в объятьях подушку и что-то злобно бормотала.

— Что вы делаете? — спросил Веливера, спускаясь с подоконника.

— Прыгаю, — ни капельки не смутившись, ответила девушка. — Бурную страсть изображаю.

— А, — сказал капитан.

Откровенно говоря, чтобы доски скрипели так, страсть должна быть очень бурной, а люди ей предающиеся — довольно тяжелыми.

— Стучат тут всякие, — пробормотала девушка, сев на кровати. — Думать мешают.

Вид у Лиин был кровожадный, а подушку она сжала так, словно пыталась ее задушить. Поэтому капитан только хмыкнул и не стал больше задавать вопросов. Вместо этого оперся спиной об стену и попытался рассмотреть, что там у него с боком. Зрелище не порадовало, хотя и ничего особо ужасного не было. Щит все-таки рассеял божественную силу, и в результате на боку получился ожог, будто кто-то кипятком плеснул, а не дыра, в которой загадочно белеют ребра.

— Ох, ты ж! — воскликнула девушка и, соскочив с кровати, подбежала к капитану.

— Ничего страшного, даже пузырей нет, — проворчал Веливера.

— Это пока, — мрачно сказала Лиин, еле удержавшись от того, чтобы потыкать в ожог пальцем. — Я умею лечить.

— Хм, — сказал капитан, скрыв ожог под рубашкой.

— Если вы снимете браслет…

— Не сниму, — сказал Веливера и стал натягивать подобранную куртку. И даже не поморщился, зараза.

— Но…

— Не глупите. Такие браслеты даже добровольно носят, когда хотят скрыть свой дар. Или вам хочется, чтобы вас вычислили и завтра на вас начали охоту богопродавцы?

Лиин не хотела, но говорить об этом не стала.

— Вот и хорошо, — все понял без слов капитан.

— Уходим и возвращаемся на корабль?

— Нет, это привлечет внимание, — сказал капитан. — Посидим здесь и уйдем не первыми. Лучше с толпой, когда все начнут сбегать.

— Ага, — сказала Лиин и зябко поежилась.

Бегущую в панике толпу она не любила. Потому что была невысокой, изящной и хрупкой. И не любила бежать влекомая толпой, не видя куда.

Капитан почему-то улыбнулся, а потом мягко сказал: