Маленькие истории Большой жизни

Чудовищная боль пронзила его в районе груди, тело стало вдруг не послушным, начало заваливаться и наливаться тяжестью. Андреич не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть.

Время как будто замедлилось или вовсе остановилось, оно словно давало ему ещё один шанс, сделать что-то очень важное для него, для Семёна Белобородова.

Андреич вдруг успокоился внутренне и как будто отрешился и от боли, и от тела.

«Господи, всё принимаю от тебя, благодарю за всё. Благодарю, что дал понять, осознать и снова стать человеком».

В этот момент двери автобуса открылись, и над всей округой раздался пронзительный Варюхин крик: «Андреич, нееееетттт!!!» Стали сбегаться люди, кто-то вызывал скорую, кто-то помог вытащить его из автобуса, освободить шею, грудь.

Андреич провалился в забытьё. Из взрослого мужика он вдруг снова превратился в маленького Сеньку. Вот он несётся с пацанами по крышам и, как все, прыгает вниз и снова эта боль, сковавшая всё тело и перехватившая дыхание. Вот он лежит на земле, скрюченный и не может вздохнуть. К нему подбегает друг Сашка, со слезами обнимает его и шепчет Варюхиным голосом: «Ты только не умирай, слышишь, милый мой, родненький, ты только держись!..»

Андреич непослушной рукой нащупал Варькины волосы. «Какие шелковистые, – подумал он, – и пахнут свежескошенной травой. Как он раньше не замечал…»

«Только теперь и начинаю жить, Варюха», – еле слышно, но твёрдо произнёс Андреич.

Максим

Максим сидел на лавочке в парке и улыбался солнечному дню. Впервые за долгое время ему стало как-то… легче на душе что ли, кажется, так говорится. Ни в душу, ни в Бога Максим не верил, был таким атеистом-скептиком и даже посмеивался над дураками, которые верили в карму, Божий суд и всё такое. Но в этот день он ощутил именно облегчение и какую-то особую радость внутри. Как будто тяжелый груз сбросил с плеч. А сбрасывать было что.

Уже прошло два года, как они расстались с женой. Уйти – была её инициатива, и сказать, что Максим был в бешенстве, значит, ничего не сказать! Он просто рвал и метал! Весь такой правильный и крутой, состоятельный, видный, Максим часто бывал на публике, имел кучу поклонников и позиционировал себя успешным во всём, и тут такое. Страх потерять свой статус был таким сильным, что Максим перестал спать ночами. Все его планы на будущее рушились, как карточный домик, и вместе с ними пропадал и он сам, пропадала его значимость, уверенность в себе и даже его тело, он как будто растворялся, переставал существовать.

Кроме жены у Максима был ещё и сын. Сыном он скорее гордился, чем любил, и всё по той же причине. Сын полностью вписывался в его картину мира и поддерживал его «пьедестал», как и красавица жена.

Удерживать жену силой Максим не мог, но позволить ей уйти и разрушить его жизнь – тем более. И Максим принял единственное, на его взгляд тогда, верное решение. Он решил опорочить жену и забрать у неё сына.

Осуществить задуманное оказалось проще простого. Жену он привёз из другого города, когда она была ещё девчонкой. Ни квартиры, ни работы, ни денег у неё не было. Уйдя от мужа, она сняла жалкую лачугу и устроилась на самую простую работу, которую только смогла найти, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. На фоне мужа с его хоромами в центре города и прибыльным бизнесом, она выглядела жалко. Ювенальщики только потирали руки от радости. Конечно, условия для проживания ребёнка у отца были признаны лучшими, тем более Максим вовремя подсуетился и сделал благотворительные взносы в разные городские фонды и выглядел очень заботливым и респектабельным. Судья, оценив ситуацию и доводы социальной службы, вынесла решение в пользу отца.

Убедить сына, что мама плохая и разрушила их семью, тоже было не трудно. Максим не давал жене видеться с сыном, и тот считал, что мама его бросила. Когда украдкой мать, подкараулив сына у школы или на улице, пыталась с ним заговорить или обнять, сын только супился и не поднимал на мать глаз, а то и вовсе, отталкивал и убегал.

Окружающие и друзья тоже вздыхали, осуждали горе-женщину, бросившую семью, а Максима жалели и сочувствовали.

В общем, план Максима удался на все 100%. Бывшая уже жена тоже вела себя тихо и незаметно, никому не жаловалась, на Максима не наговаривала, с общими знакомыми не общалась, она вообще, как будто испарилась, как будто её и не было вовсе. Можно было бы и выдохнуть Максиму, но он не мог. Что-то мешало ему даже физически. В груди, повыше сердца, что-то свербело и давило. И всякие мысли лезли в голову. Но с мыслями было проще. Когда они появлялись, Максим говорил сам себе: «Я прав. И всё сделал правильно. Ушла из семьи – и на здоровье! Новое счастье найду, вынужден буду найти. И всё будет в шоколаде. А она пусть локти потом кусает».

Примерно с такими мыслями Максим и жил. Но новое счастье почему-то не находилось, с бизнесом тоже начались какие-то заморочки, но главное сын. День ото дня он становился всё грустнее и замкнутее. Если раньше они вдвоём с радостью устраивали какие-то вылазки и походы, то сейчас ничего этого сын не хотел, от всего отказывался. Да и сам Максим больше по делам, да по командировкам мотался, оставляя сына на мамок, да нянек.

Так и жили два года. Вдвоём, но каждый сам по себе. Измотался Максим в конец, дёрганый стал, со здоровьем сбои начались. Чаще, чем раньше, стала посещать Максима мысль, что если бы не гордыня его и не амбиции, можно было бы решить всё по-другому. Всё равно ничего хорошего не вышло. Как бы он не хорохорился перед людьми, себя-то не обманешь. Была у Максима в городе ещё старая «двушка», доставшаяся ему от тётки. Он всё собирался там косметический ремонт сделать и сдать, да так и не собрался. Стояла квартира, пылилась, никому не нужная, а ведь мог отдать её бывшей жене и пусть бы жили они там с сыном.

И отношения бы могли поддерживать ровные, и сын бы при матери рос, и у самого Максима руки бы развязались, и уважение к себе бы появилось. Какой он благородный и щедрый! Да и сыну пример бы дал, каким можно быть в сложной ситуации. Почему-то эта мысль грела его и вдохновляла.

И вот в это весеннее солнечное утро проснулся Максим раньше обычно и понял! Сделает так, как решил! Поедет к бывшей жене и скажет: «Ну, всё, хватит мыкаться, собирайся! Сын уж заждался тебя, плохо ему без матери!» И выложит ключи от квартиры. А потом с сыном сделают там ремонт, глядишь, и сын переменит к нему отношение. С такими мыслями Максим и сидел в парке не далеко от дома бывшей жены. Он знал её адрес из документов суда.

Совладав с волнением, Максим позвонил в дверь. Заворочался дверной замок, дверь открылась, и на пороге появилась неопределенного вида и возраста женщина. Она была явно пьяна. Посмотрев на Максима какими-то стеклянными глазами, женщина распахнула дверь и сказала: «Заходь». Сама она на шатающихся ногах отправилась, видимо, на кухню, откуда доносились тихие разговоры и стук посуды. Максим перешагнул через порог и обмяк. В коридоре на тумбочке стояла фотография его жены в черной рамке, а рядом – две гвоздики в бутылке из-под водки.

Максима обдало жаром и оглушило. Внешние звуки вдруг исчезли, и не только звуки. Вся реальность как будто поплыла. Максим пытался поймать хоть какую-нибудь мысль, чтобы сосредоточиться на ней, но не мог. Его голова словно отключилась, и всё, что он мог, это слышать тяжёлые медленные удары в груди, которые отзывались гулким эхом в ушах и голове, и видеть улыбающиеся до боли знакомые глаза.

Из оцепенения его вывел раздавшийся рядом голос: «Парень, ты кто?» Максим повернул голову. Перед ним стоял средних лет мужик, за ним ещё одна дама, тоже без возраста. Мужик, в отличие от дам, был трезвым. «Знаешь её?» – кивком головы он показал на фото. Максим еле заметно кивнул. «Так ты родственник чё ли?» Максим снова кивнул.

«Вона что, родственник, – удивился мужик, – а мы думали, что у неё никого нет и искать не стали родню-то. Да и сама давеча сказывала, что одна она совсем…»

«Эх беда, беда, жалко девку, уж больно хорошая была, добрая, приветливая, – продолжал мужик, – заболела только вот сильно, второго дня и преставилась… Как чё и есть, в кровати при параде одетая лежала. Валька, соседка-от, так её и нашла… А нонче вот, поминки…»

Реальность возвращалась к Максиму, а вместе с ней до него стал доходить весь ужас происходящего. Нарастающий ком в горле сдавил шею, и Максиму стало тяжело дышать. На негнущихся ногах он развернулся и вышел за дверь. «Погодь, – крикнул в спину мужик. – Вот, тут вещи ейные, сама и сумку собрала». И он подал Максиму небольшой дорожный саквояж.