Маленькие люди

На что рассчитывал Джон Буль, когда принимал подобное решение, достоверно неизвестно, во всяком случае, ирландцы шутку не оценили, скорее наоборот. Первым государством после Великобритании, официально установившим дипломатические отношения с Хоуллендом, был советский Лимерик. А вторым – Свободная Ирландская Республика. И вообще, ирландцы, народ суеверный, сочли сам факт существования Хоулленда добрым предзнаменованием и после обретения независимости старались не забывать о своих во всех отношениях маленьких соседях.

Население Хоулленда выросло в годы Второй мировой войны за счет бежавших с континента карликов. Гитлер, как известно, преследовал все и всех, что, по его мнению, имело признаки вырождения.

Город стал больше, но не стал богаче.

– В общем, лепреконы у нас бедные, – грустно сказал таксист. – Примерно три четверти населения Хоулленда – карлики. И хотя они гордо зовут себя лепреконами, но чудес делать не умеют. Страна живет только за счет полиграфкомбината, печатающего марки и миниатюрные книжки. Но спрос на эту продукцию сейчас резко упал. Все эти компьютеры… И… как их? Гаджеты. Ведь электронные письма не требуют марок, а вместо бумажной книжки можно читать электронную, со смартфона. Кроме полиграфического комбината, в бюджет поступают деньги и туристического агентства, организующего экскурсии в Хоулленд с посещением все еще работающего цирка лепреконов. Цирк, кстати, у них неплохой. Советую…

Водитель притормозил перед светофором и продолжил, когда мы тронулись на зеленый сигнал:

– Многие уехали на Большую землю. Я вот и подумал грешным делом, что вы как раз из таких, – закончил свое повествование водитель, его звали Дэн, и уставился на меня, стоя в очередной пробке.

Я понял – пришел мой черед рассказывать свою историю. И тогда я решил не скрывать ничего.

Меня зовут Фокс Райан. Если вы хоть немного интересуетесь наукой, вы наверняка слышали обо мне. Два раза я номинировался на Нобелевскую премию, причем в двух разных номинациях, а третий раз – в составе группы исследователей. И уж точно вряд ли вы ничего не слышали о моем скандальном докладе в ЮНЕСКО, после которого мне и пришлось уехать куда глаза глядят.

Меня зовут Фокс Райан, и мне сорок девять лет. Я профессор физики, астрофизики и биохимии, член Лондонского Королевского общества, почетный профессор Кембриджа, лауреат медали Больцмана, королевских медалей по физике, химии и биологии, множества премий и прочая, и прочая. Первую профессуру я получил в двадцать восемь лет. Какое-то время меня буквально носили на руках, а я упивался наукой, занимаясь астрофизикой, биохимией, исследованиями в области энергетики и гибридного материаловедения. Первые наноботы, искусственная кожа и технологии монокристаллов – все это плоды моего труда, которыми вы пользуетесь каждый день или будете пользоваться в близком будущем.

Меня зовут Фокс Райан, и когда я говорю, что мой рост составляет четыре фута, я лгу. На самом деле всего три фута и девять дюймов. Но еще девять месяцев назад я был совершенно не таким. Нет, гигантом я не был никогда, но до шести футов недотягивал всего каких-то полдюйма. Нынешний мой рост – последствие моего непомерного, можно сказать фанатичного научного интереса. Я был одним из наиболее активных участников WWF и активно сотрудничал с ее исследовательским отделом в изучении энергетической экологии и сохранения окружающей среды. Наша цивилизация в процессе своей жизнедеятельности излучает в атмосферу огромное количество энергии, и это непосредственно влияет на климат и природу в целом. Мои коллеги боролись за энергосбережение, меня же больше интересовало создание эффективного источника энергии с повышенным коэффициентом полезного действия. Причем повышать его я планировал именно за счет сокращения рассеивания при выработке и передаче энергии.

Могу сказать, что я почти создал такой источник. Для меня были открыты все двери, вплоть до лабораторий Вестингауза, Лос-Аламоса и Ливермора. Девять месяцев назад у меня в распоряжении был свой собственный ядерный реактор с КПД около семидесяти процентов – вдвое больше, чем у любого существующего, и в полтора раза выше, чем у российского «царь-токамака».

Все закончилось в одну роковую для меня ночь. Если бы дело происходило в фантастическом романе, той ночью непременно грохотала бы гроза и ветвистые ослепительные молнии рассекали бы небо. На самом деле был душный августовский вечер, а в природе царил полный штиль.

Слава богу, что я был в тот вечер в лаборатории один. Мой допуск позволял мне работать в любое время суток, а после захода солнца мне всегда работалось легче и прдуктивнее. Я запустил первый цикл моего реактора, чтобы выработать энергию для защитного контура, который и был моим ноу-хау – реактор покрывала невидимая и почти неощутимая, но абсолютно, как мне казалось, непроницаемая «рубашка» из электромагнитного поля. «Рубашка» служила надежной ловушкой для излучений. Я как раз спустился в машинный зал, чтобы лично снять показания с ряда приборов, фиксирующих параметры внутри защитной оболочки.

Я был абсолютно уверен в прочности этой «рубашки» и ни о чем не беспокоился. Но, как известно, где тонко, там и рвется. Потом выяснилось, что дело было в бракованном ТВЭЛе, который внезапно выдал столько энергии, что перегрузил все щиты. Этот момент, наверно, я запомню на всю жизнь – нерукотворный трещащий салют со стороны предохранительного щитка, реакторная стенка, постепенно становящаяся от нагрева темно-вишневой, и паническая мысль, что это конец и хорошо, если только мне одному. А потом внезапно все вокруг стало как-то больше, как в сказке про Алису в Стране чудес, и я потерял сознание.

Когда я очнулся, сказка продолжилась, но уже в форме кошмара. Я лежал в больничной палате, а вокруг меня копошились огромные фигуры в костюмах биозащиты. Я ничего не мог понять. По моим ощущениям, со мной все было в порядке, кроме странной галлюцинации (по крайней мере, я полагал, что это была именно галлюцинация) о том, что все предметы необычайно увеличились. Как-то, я бы сказал, агрессивно выросли в своих размерах. Лучше бы это действительно была галлюцинация! Когда консилиум у моего одра досконально проверил все возможные показатели и убедился в моей полной биохимической безопасности, все с облегчением стали снимать капюшоны, и первым появилось на свет божий красное, как после сауны, бородатое лицо моего старого знакомого, профессора Бенджи Мак Ги.

– Скажите честно, Райан, – сказал он взволнованно, – зачем вы, ученый, пили из бутылочки с надписью «Яд»?

– Хотел узнать, куда ведет нора кролика, – ответил я в тон ему. – Что со мной?

– Вы уменьшились в размерах, – ответил он совершенно серьезно. – Такое впечатление, что ваши прежние размеры умножили на коэффициент Фибоначчи.

Я мысленно посчитал в уме… М-да, выходит, что в метрической системе теперь мой рост был всего сто десять сантиметров. Я поднял руку к лицу. Ладонь казалась совершенно нормальной, но Мак Ги тотчас же поднес к ней свою, и его толстопалая клешня показалась мне настоящей ластой исполинского тюленя.

Вообще говоря, нельзя сказать, чтобы я был как-то особенно шокирован или напуган. Что ж, наука, как и искусство, требует жертв. Я скорее заинтересовался, что именно могло послужить причиной подобной трансформации, а главное, каковы были ее механизмы. Хотя размышлять над этим мне пришлось недолго – начали сказываться последствия этой самой трансформации, и приятными они отнюдь не были.

Мозг и желудок, словно сговорившись, активно запротестовали против моего уменьшения в размерах. Мозг по-прежнему воспринимал мое тело таким же, каким оно было раньше, поэтому координация движений у меня разладилась напрочь. Какое-то время даже пользоваться вилкой или ложкой для меня стало невероятно трудной задачей. Мне пришлось учиться не то что ходить – просто вставать. Одновременно с этим желудок взбунтовался против обычной пищи, так что на какое-то время мое меню состояло из соков и детского питания. Все это, вкупе с медленно приходящим осознанием того, каким я стал, конечно же, вогнало меня в неслабую депрессию, но…