Маленький журавль из мертвой деревни
Шрифт:
Мать велела Эрхаю не тревожиться: семья Чжу понимает, что к чему, они сами боятся, что Чжаны дадут Сяохуань отпускную [20] .
— Зачем я буду отпускную давать? — Эрхай кипятился, верблюжьи глаза глядели почти бодро.
— Кто сказал отпускную? Разве мы бесстыжие люди? — тараторила мать. — Я тебе толкую, что у семьи Чжу четыре дочери. Сяохуань замужем удачней всех, и ее родители сами нас побаиваются.
Сначала Сяохуань Эрхаю вовсе не нравилась, но уговор есть уговор, пришлось на ней жениться. Было даже такое, что он затаил злобу на жену — оказалось, ей в документах подделали год рождения. После свадьбы однокашник Эрхая из села Чжуцзятунь рассказал, что Сяохуань засиделась в девках: из-за вздорного характера семья Чжу
20
В старом Китае при разводе муж мог отослать жену домой, дав ей бракоразводное письмо (отпускную).
Дурной нрав Сяохуань разом переменился после потери ребенка. Недоношенный, семимесячный, он был размером с годовалого младенца, такой же ладный. Эрхай сам почти ничего не помнил, он знал эту историю по рассказам матери, родни и друзей: они снова и снова повторяли ему, как Сяохуань наткнулась на четырех японских солдат, как ее подружки бросились врассыпную, как она вскарабкалась на вола, что пасся у дороги — но разве вол с нею на спине мог убежать от японских солдат? Так и непонятно, за кем должок: за японцами или за тем волом — это он на бегу вскинул зад, Сяохуань отлетела на чжан [21] с лишним в сторону, и у нее до срока начались роды.
21
Чжан — мера длины, около 3 м.
Зато Эрхай хорошо помнил ее кровь. Кровь Сяохуань носили из палаты тазами, и старенький врач уездной больницы тоже оказался с ног до головы одет в ее кровь. Разведя багровые руки, он стоял перед семьей Чжан:
— Решайте, кого спасать — мать или дитя.
Эрхай ответил:
— Мать.
Родители молчали, а врач все стоял на месте. Взглянув на Эрхая, он тихо предупредил, что если спасти Сяохуань, она больше не сможет родить, у нее там живого места не осталось.
— Тогда спасайте дитя. — вставила старуха.
Эрхай прокричал доктору в спину:
— Спасите мать! Спасите Сяохуань! — Врач обернулся: пусть родственники решат спор. Начальник Чжан еще раз от лица семьи объявил:
— Если можно сохранить только одну жизнь, спасайте внука семьи Чжан.
Эрхай вцепился доктору в ворот:
— Ты кого слушаешь?! Я отец ребенка, я муж Сяохуань!
По правде, Эрхай не помнил за собой такого. Это потом Сяохуань ему рассказывала. Она вспоминала: «До чего же ты брыкливый, перепугал старенького доктора, он из-за тебя чуть штаны не намочил!» Потом Эрхай крутил это в голове снова и снова: значит, он любит Сяохуань, раз сказал те самые слова, от которых старенький доктор чуть штаны не намочил. И не просто любит, а так, что готов идти против воли родителей, готов пресечь род семьи Чжан, любит всей душой и всем сердцем.
Повозка завернула во двор Чжу. родители Сяохуань вынесли на улицу скамейки, чтоб Эрхай с матерью выпили чаю на солнышке. Семья Чжу в селе считалась зажиточной, у них было тридцать с лишним му [22] хорошей земли, да к тому же они торговали масличными семенами. Теща и кричала, и бранилась, еле заставила Сяохуань выйти из дому. Та коротко поздоровалась со свекровью и удивленно вытаращилась на мать:
— А кто это в новой стеганке? Мы его звали? Как это у него стыда хватило приехать?! — говорила она резко, отрывисто, никого не стесняясь.
22
Му — мера площади, около 1/15
гектара.Старики Чжу вместе со сватьей деланно засмеялись, а Эрхай знай себе пил чай. У него словно камень с души упал — какая же Сяохуань понятливая, из этакой заварухи разыграла обычную супружескую ссору. По лицам тестя с тещей он видел: жена не сказала им, что на самом деле случилось.
На круглом личике Сяохуань сияли румяные щечки, веки у нее были сплошными припухлыми складками, а под ними прятались густые ресницы, и когда на Сяохуань ни посмотри — кажется, что она только встала с кровати. Жена была остра на язык, да и посмеяться любила; когда смеялась, на левой щеке у нее выступала ямочка, а уголок рта подпрыгивал, открывая зуб с тоненькой золотой каймой. Эрхай терпеть не мог людей с золотыми зубами, но этот зуб так и сверкал в улыбке и совсем Сяохуань не портил. Эрхай жену красавицей не считал, но людям она нравиться умела еще как, со всеми была ласкова и сердечна, даже когда бранилась.
Родители Сяохуань вынесли узел с лепешками, сказали, что тут хватит троим перекусить в дороге.
Сяохуань взвилась:
— Кому это троим? Кто это вместе с ними поедет?
Мать шлепнула ее по макушке, велела собирать вещи и ехать к мужу, родители ее больше кормить не собираются. Только тут Сяохуань передернула плечами, скривилась и нырнула в дом. Через минуту она уже вышла с платком на голове, на ватных штанах — обмотки. Вещи у нее, конечно же, были давно готовы, она собралась тут же, как услышала, что приехали муж со свекровью. Обычно неподвижные губы Эрхая дрогнули в улыбке: повезло ему с Сяохуань — и поругалась кстати, и помирилась вовремя.
Глава 2
Как-то апрельским утром япошка сбежала. Сяохуань встала пойти до ветру и заметила, что засов на воротах открыт. Едва рассвело, и кому приспичило идти со двора в такую рань? Выпавший за ночь снег прикрыл землю тонким сизым слоем, в снегу виднелась цепочка следов — она тянулась от восточного флигеля, заворачивала на кухню и уходила за ворота. Япошка с родителями Эрхая жила в северной комнате.
Сяохуань вернулась к себе, растолкала мужа:
— Волчицу-то японскую откормили. Она и убежала.
Эрхай открыл глаза. Вместо того чтоб переспрашивать: «Чего говоришь?» — он раскрывал свои верблюжьи глаза докуда мог; это значило, что собеседник, по его мнению, несет вздор, но пусть повторит свой вздор еще раз.
— Точно убежала! Уж твои матушка с батюшкой ее сладко поили, вкусно кормили, вот и выкормили японскую волчицу. Нагуляла жиру, побежала обратно в горы.
Эрхай, выдохнув, сел. Не слушая едкие насмешки жены (ох и жаден ты до этой японской бабенки, лет ей маленько, а уж умеет угодить мужику!), Эрхай торопливо натянул штаны, стеганку.
— Отец знает?
Сяохуань не унималась:
— Выгодная покупка, ничего не скажешь: за семь даянов столько раз с ней переспал! Как горбатому на рельсы ложиться — сплошная прибыль [23] . Загляни в любой кабак с нелегальными шлюхами — за ночь там целую горсть серебра придется выложить.
Эрхай разозлился:
— Закрой рот. Снег на улице, замерзнет насмерть — что делать будем?!
Выскочил во двор, а Сяохуань все кричала ему в спину:
— Надо же, как торопится! Смотри не упади: зубы выбьешь, целоваться станете — изо рта засквозит!
23
Недоговорка-иносказание сехоуюй: в китайском языке слова «выпрямлять» и «стоить, цениться» звучат одинаково.
Мать посмотрела в доме, оказалось, япошка ничего не тронула, взяла только несколько кукурузных лепешек. И оделась в то, что было на ней в мешке. Все вспомнили, как усердно она отстирывала свои японские штаны и кофту, как старательно прогладила их дном чайника, потом аккуратно сложила — значит, тогда еще готовила пожитки, чтоб сбежать. Мечту о побеге заносило снегом, заметало вьюгой, но она уцелела, пережила долгую зиму.
— Вот ведь япошка, и одежду нашу китайскую не оценила. Замерзнет, как пить дать! — пообещал начальник Чжан.