Малькольм

— Но он похож на него как вылитый, — настаивал Малькольм, потирая шишку на черепе.

— Миллионы мужчин похожи на миллионы других мужчин. Особенно американцы, — сказала Мельба, отпивая из очередного бокала, принесенного официантом. — На самом деле, большинство мужчин похожи на других мужчин. Вот почему я тебя выбрала, малыш. Ты весь уникальный.

Она мокро поцеловала Малькольма в оба глаза, и он зарделся от возбуждения.

— Он не мой отец? — спросил у нее Малькольм через некоторое время и поерзал в кресле.

— С моей славой и деньгами, — сказала ему Мельба, — и с твоим особым талантом твой отец может идти нахуй, — и она потянулась к нему, чтобы он мог отпить из ее бокала.

— Мой отец нахуй! — эхом отозвался Малькольм. Он услышал собственный голос, и у него отвалилась челюсть.

— Эй, малыш, ты чего? — спросила Мельба несколько озабочено.

— Мой отец нахуй!

— Не надо повторять, — предупредила Мельба и стиснула зубы.

Малькольм невидящим взглядом смотрел на Мельбу.

Приглядевшись к жениху, она спросила:

— Малыш! Скажи-ка, кто это тебе дал по голове? Еще и фонарь серьезный на подходе!

— Мой отец… — завел Малькольм и прикрыл рукой рот, чтобы показать, что он не продолжит фразы.

Мельба поднесла пальцы к голове мальчика и увидела, что ее пальцы смочила хорошо известная жидкость, которая от ее прикосновения начала стекать по лбу и лицу Малькольма, как весенний ручеек.

Мельба быстро остановила поток салфеткой, которую она взяла с пустого ближнего стола.

— Выпей, малыш, — сказала она, — это чудесно помогает от порезов, синяков и любых ссадин.

— Может, моего отца никогда не было, — заметил Малькольм. Его речь была сейчас похожа на Мельбину.

— Кто знает, кого не было, а кто был? — ответила она, но без прежней веселости. — Ты расслабься, малыш. Забудь все, что случилось в туалете, и пей. Знаешь, как говорят, что-то стало холодать… Пей давай.

Двадцать лет не прошло

Когда Малькольм проснулся следующим утром, его волосы стали белоснежно седыми, кроме тех мест, которые кровь расцветила устрашающим малиновым: седее даже, чем волосы его отца, как он заметил Мельбе в кровати.

— Ты выглядишь просто грандиозно, — сказала Мельба, — не говоря о том, что это какое-то дурацкое чудо. Боже, ты прекрасный. Я хочу оставаться в постели и смотреть и смотреть на тебя. Боже, ты седой, малыш.

— Так со мной все в порядке, Мельба? — спросил Малькольм, и его голос опять прозвучал как чужой.

— Ты никогда еще не выглядел лучше, малыш, — уверила его Мельба. — Дай мама поцелует своего седого ангелочка.

Мельба поцеловала его в новые волосы.

Потом, развязав верх пижамы Малькольма, она начала целовать его в грудь.

Он хотел ответить на ее комплимент, поцеловать ее в волосы, но его голова болела слишком сильно.

— Седые волосы так идут твоей розовой коже, — отметила Мельба. — Ты выглядишь одновременно темным и светлым.

— Мельба, дорогая, попроси принести кофе. Ты меня возбуждаешь, как всегда, но у меня слишком кружится голова, чтобы заниматься любовью.

— Я пошлю за кофе, — сказала Мельба, все еще под впечатлением. — И я сегодня буду только заниматься любовью. Не говори мне ничего. Зачем же я тебя купила, малыш?

Она снова поцеловала его в грудь.

— Отвечай мне, — потребовала она, — зачем я тебя купила?

— Ты меня купила? — простонал Малькольм под ее ласками.

— Со всеми потрохами, — ответила Мельба, оставляя мокрый поцелуй. — Ммм… Настоящие сливы. Еще и седина!

Позднее, попивая кофе, она вышагивала по комнате и время от времени поглядывала на Малькольма, который оставался в постели, тихий и смирный. Она отыгрывала новый репертуар и спела одну из любимых песен, специально для Малькольма:

Во мне всякого есть понемножку, Но я целиком твоя!

Малькольм улыбнулся ей из кровати, слабо, но благодарно.

— Если и есть в мире что-то губительное для большинства мужчин, то это брак, — всегда повторял своим последователям мистер Кокс. Малькольм не стал взрослым мужчиной в полном смысле слова, но он был мужчиной, и в его случае брак оказался губительным.

Ни один человек из круга мадам Жерар и мистера Кокса не думал, что Малькольм, пробывший с ними недолгий срок, покинет их таким путем, каким пошел он. Но когда все окончилось, каждый согласился, что этот путь был для него едва ли не единственным.

Слишком юный для армейской службы, слишком неподготовленный к тому, чтобы продолжать образование и становиться ученым, слишком необученый для рядовой работы… что ему оставалось, кроме брака? Брак ему предоставил все, чего до сих пор не доставало, а также открыл особый способ покинуть мир, в котором (как говорили иные) ему и так не было места.

Брак, который многих вводит в жизнь, привел Малькольма к счастью — и смерти.

Чувствовала ли Мельба, что Малькольм умирает, никому не известно. Она была слишком занята разговорами со всеми на свете. Кроме того, она не была знакома с мадам Жерар и мистером Коксом и их кругом, а они были единственными, кто мог подсказать ей, в каком состоянии сейчас Малькольм.

Основной момент, интересовавший Мельбу в этот период, заключался в том, что после многих недель непрестанного брака она нашла, что все еще не беременна, а следовательно, может окунуться в свою профессиональную карьеру и супружеские обязанности без страха и препон. И вдобавок они, муж и жена, могли свободно идти разными путями, как и было до брака.

В ту ночь, как он опознал «отца» и раскроил себе голову, Малькольм обнаружил, что слишком слаб, чтобы покидать кровать. В этом состоянии его осенила счастливая мысль записать все его разговоры с мистером Коксом, Жераром Жераром, Кермитом и другими на английском языке. Но вскоре после того, как он начал записки, он подхватил свирепую простуду, которая, по словам его кубинского слуги, была и вовсе пневмонией. С тех пор он все записывал по-французски: при его нарастающей слабости этот язык казался ему более легким.

Мельба знала французский очень хорошо, но после того, как почитала его записи на английском, она утратила к ним и без того не сильный интерес. Поэтому никто не видел его работу до того времени, когда Малькольма уже не было в живых.

Поскольку Малькольм чувствовал, что его силы скорее убывают, чем возвращаются, у него развилась постоянная меланхолия, и вид падающих листьев и ноябрьского неба укреплял в нем это ощущение все глубже.

Мельба порекомендовала ему больше пить и чаще с ней сочетаться. Он попробовал оба средства и стал еще сильнее от них зависим, но его меланхолия не только не исчезла, но стала отчетливей и злей.