Мало ли что говорят...
Шрифт:
Соня сидит одна около фонтана, на широкой парковой скамейке с видом на сияющий золотой купол, освещённый встающим солнцем. На плитах ещё не валяется ни одного окурка, мусорный бак девственно пуст. Ей легко и свободно дышится. Шумят деревья. Доносится звон башенных часов. Ни одного человека. Блаженство. Утро. Суббота.
«Что я здесь делаю в такую несусветную рань?»
У неё в руках пончик и пластиковая «непроливайка» с кофе. Тихо. Она на секунду закрывает глаза…
Пейзаж меняется. На солнце набегают тучи. Поднимается сильный ветер. И вдруг мгновение назад прозрачный утренний воздух сворачивается в торнадо, поднимающий невероятное количество невесть откуда взявшихся останков сигарет. Зловещая безлюдная пустота начинает мощно вибрировать. Из неё, разрывая омерзительными лапами-крючьями пространство, изрыгаются куцые грязно-рыжие твари. Они плотоядно смотрят на Сонин
– Будь здорова!
– Спасибо!
– Никогда ещё не встречала человека, настолько проваливающегося в себя. Кстати, пока ты тут летаешь по вселенной своей черепной коробки, белки сожрали твой пончик. Они здесь наглее крыс!
– Ната-аша…
«Господи, спасена!»
Над Park-Street было ясное небо, солнечный свет играл с листьями в блики, дул едва-едва заметный ровный нежный ветерок.
– Привет! Просто задремала… – Соня быстро приходила в себя. – Целый час тут торчу. Около меня уже свидания назначают. Как я рада тебя снова видеть!!!
– Что Наташа?! Три рубля и – ваша! Вы, гады, хотели без меня в State-House рвануть?! – Как же рада была Соня вновь слышать эти её вопли. – Могу я, наконец, увидеть эти «внутренности», не подлежащие осмотру?! Вот не позвони я вчера Майклу – так бы и проебала опять возможность, – и дородная красавица щедро одарила градом ласковых идиом стоящих рядом Джоша, Майкла и, разумеется, Джима.
Джим пригласил Сонечку в субботу посетить State House штата Массачусетс, да не с обычной экскурсией, а, так сказать, – по индивидуальному плану. Ибо в Бостон как раз приехал тот самый сенатор от «европейского» штата Америки, с которым он дружил с Вьетнамской войны. Соня намекнула, что, мол, неплохо бы и Джоша пригласить. Джош, разумеется, сказал, что придёт с Майклом, а последнему – вовремя позвонила Наташа. Так что вся честная компания оказалась в сборе. Джим был не очень-то доволен – видимо, старость – не радость. Но на его недовольство, кто по-русски, кто по-американски, как-то не обращали внимания. Соня, конечно, отчасти понимала свою нетактичность – ведь пригласили только её, а заявилась с компанией.
«Ну, дык, мы, «рашн-пейзане», протоколу не сильно обучены, и вообще, места много не займём, пить будем на свои, «не извольте беспокоиться, барин!»… Короче, «дайте закурить, а то так выпить хочется, что переночевать негде».
Впрочем, если отбросить вечное Сонино ёрничанье, она в последнее время как-то неловко ощущала себя наедине с Джимом. Ну да ладно…
В общем, с Джошем договорились, что Соня берёт тазик, а он, соответственно, носки и в 11.00 a.m. они встречаются неподалёку от здания, где на благо сограждан усиленно трудится правительство штата Массачусетс.
Глядя на их идиотское пятничное веселье в его лаборатории, Джим как-то досадливо крякнул и даже не предложил Соне за ней заехать. Да она бы, честно говоря, и отказалась. Тем более что уже полюбила бруклайновский трамвай-метро, как родной. Он был очень похож на одесский. Или – московский. Только зелёного цвета. Удивительное средство передвижения. Над землёй – вполне себе трамвай – тихонько едет, на остановках водитель ждёт, пока все пассажиры войдут. Заходишь, кидаешь в прорезь доллар – и едешь себе. Если под землю попал – всё как положено – турникет, карточки на разное количество поездок или на определённый срок. Всё как у нас.
Хотя Соня метрополитен имени дедушки Ленина любила, но… Не камерное оно, наше метро. Пугающее. Над землёй движение продолжается с «подземной» скоростью. У водителя… пардон, машиниста… не справишься, на какой остановке выходить. И вагонов в отечественных составах куда больше, чем в бостонских трамвайчиках. Помноголюднее будет и под землю упрятана глубже, чем старейшая в Америке линия – в 1897 году пустили – задолго до нашей первой отечественной ветки «От Сокольников до Парка».
Говорят, подорожала поездка в бостонском метро до двух долларов. А может, уже и больше?.. Эх, суета сует. И это пройдёт.
На первом месте у Сонечки маячило жуткое любопытство, подогретое Валериным комментарием по поводу предстоящей экскурсии: «Я в Бостоне уже сколько лет, а внутри State House ещё ни разу не был». Соня и его пригласила. Но он отказался, сославшись на неотложные субботние дела. «М-да… Мне есть чему у него поучиться», –
слукавила Соня про себя, припомнив кислую физиономию Джима.Проснулась Сонечка затемно. С детства страдая болезненной пунктуальностью, она раньше всех приходила в школу, на тренировки, а в последующем – в институт и на работу. С возрастом боязнь опоздать приобрела извращённые формы. Соня всегда давала солидный временной допуск на проблемы с транспортом, снегопады, обледенения, цунами и апокалипсис. Даже на свидания являлась минут за пятнадцать до назначенного времени с жутким ощущением того, что безнадёжно не успела. Ей казались дикостью рассказки о том, что женщина просто обязана опаздывать на подобного рода мероприятия. А уж собиралась она всегда со скоростью реактивного самолёта. Не важно, на другой ли континент, в город, в театр или в круглосуточный супермаркет в четыре часа утра за бутылкой. Соня и до сих пор не понимала – что там так долго можно красить?! Если несущая конструкция до такой степени неудачна – никакие фасадные работы не спасут.
Снимать квартиры, к примеру, ей нравилось абсолютно без мебели и жутких синтетических ковриков, чтобы видеть все огрехи и в случае отсутствия таковых – уже устраиваться по своему вкусу. Зачем же женщины тратят столько времени и сил на абсолютно бессмысленное действие? Единственное, что Соня могла делать долго, – это стоять под душем или лежать в ванне. До замужества она вставала не позже шести утра, чтобы не спеша принять душ, медленно и с удовольствием выпить кофе с парой-тройкой сигарет, созерцая «мировую скорбь» за окном, почитать книгу или просто предаться разным мыслям. Мужу, к слову сказать, пришлось бороться с её привычкой – по звонку будильника вскакивать и бесцельно метаться секунд тридцать, сшибая мебель и ударяясь о стены и косяки. Соне всегда хватало ровно пяти минут, чтобы одеться, расчесаться и вынестись из дому. При этом довольно неплохо выглядя, если не сказать – отлично. Любимый макияж – это хронический недосып. Он добавляет блеска глазам. И – спасибо Америке – там не нашлось востребованной необходимости «краситься» и обвешивать себя «златом-серебром». Как говаривала Наташа: «Если днём в метро увидишь даму в шубе, бриллиантах и при макияже – русская! Или проститутка, у которой деньги спиздили!» Действительно, пару раз Соня видела вышеописанные типажи. Кого именно из приведённой Наташей классификации, не решилась уточнять.
Кстати, знаете, почему Соня недавно решила жить в деревне, а не в мегаполисе? Ей стало жаль проводить и без того короткую жизнь в салоне автомобиля, слушая бесконечный «коротковолновый» бред. А уж после того, как она чуть не получила разрыв мочевого пузыря в насмерть стоящей пробке на девятиполосном проспекте… Это, разумеется, были не основные причины, зато – прекрасные поводы для принятия верного решения.
Итак, проснувшись в субботу в несусветную рань, Соня обстоятельно приняла душ. Неторопливо оделась. Ещё более неторопливо выпила кофе. Дважды. И в режиме замедленной съёмки покурила. Трижды. И… у неё оставалась ещё масса времени. Когда она была полностью готова, на часах было только восемь. Что было делать? Соня подумала, что степенно пройдёт три квартала по улице к трамвайчику. Ведь если проявить усердие в неторопливости – уйдёт не меньше часа. Это в будний день она проносится за три минуты. А сейчас она будет величественно шествовать, разглядывая каждую трещинку на дороге. Затем на трамвайной остановке она степенно сгрузит всю скопившуюся за неделю мелочь в прорези автоматов по продаже газет и, присев на скамейку, внимательно изучит заголовки каждого выплюнутого железным баком экземпляра – от федерально-муниципальных изданий до откровенной желтухи. Потом пройдёт пешком ещё пару остановок до последней наземной и тогда лишь сядет в вагон трамвая-метро. На это уйдёт ещё не меньше часа. Выйдет из метро-трамвая на станцию раньше положенной и прогуляется по утреннему Бостону («Не заблудиться бы, тьфу-тьфу-тьфу!») – это ещё час. Всё лучше, чем метаться среди четырёх стен комнаты Дэвида в мучительном ожидании. И с пользой для здоровья. Образ жизни у неё сейчас, надо заметить, был весьма и весьма гиподинамичный.
Увы, как обычно, Соня дала себе слишком большие временные люфты, поэтому, исполнив всё задуманное, оказалась на финише ровно в половине десятого. На сей раз не заблудившись. Походив минут пятнадцать около памятника «дяде, тёте и мальчику» в том месте Бостона, которое очень походит на центр Львова или Кракова, если не задирать голову вверх, она высмотрела кафе на другой стороне улицы. Но по субботам оно открывалось в десять. Так что Соня отправилась к большому книжному магазину кварталом выше, но… он открывался в одиннадцать. Посчитав количество красной тротуарной плитки, ушедшей на мощение внешнего радиуса аллейки вокруг памятника эмигрантам-переселенцам, и выучив на память режим работы заведения «Cambridge Eye Doctors», она купила в открывшейся наконец «кулинарии» целый пакет пончиков, четырёхсотграммовую «непроливайку» кофе и присела на скамейку с целью всё это проглотить. Двухчасовая прогулка сделала своё дело – аппетит у девушки разыгрался нешуточный. Соня вынула пончик и закрыла глаза…