Малой

— Ещё есть паладины, фанатики веры, рыцари света, — Светлый стал загибать пальцы.

На что Сатана охотно продолжил его пародировать, загибая уже свои пальцы:

— Да-да, последователи с мусором в голове, да и тех ещё призывать надо. А прочие вообще воскрешения ждут. А это мероприятие не на один вечер. Времени порядочно требует. Полагаешь многие сейчас готовы отложить телефон, и пойти за знамениями в небе? Я бы даже предположил, что у них и мечи с мягким лезвием, чтобы не пораниться или не дай чёрт никого не поранить.

— Надо будет, призовём, — посуровел Светлый. — Тут после прошлого начальства знаешь сколько проблем? Не могу же я за пару дней всё исправить.

— Да-да, ломать — не строить! А пока людям объяснишь, пока найдёшь добровольцев на перестройку, так революцией выходит проще.

— Я ещё не решил, как лучше.

— Почему вообще люди должны за вас воевать? Души творят, на вас лишь обязующие контракты по хранению и обережению их с момента рождения в этом конгломерате. Но вы берёте на себя роль истины, удерживая и после окончания физического существования. С какой стати?

— Разве ад не пленит души на вечность?

— Люцифер, конечно, сам определяет даты. Но как по мне, так даже нержавеющие цепи не могут ржаветь вечность. Всё распадается в прах звёзд по итогу и даже самая тёмная душа получит свободу. В отличие от вашей Резервации с вечным блаженством.

— Но у нас лучшие условия пост-существования во всём Конгломерате! — снова заспорил Светлый.

— Да-да, когда не с чем сравнивать — любой вариант приемлем, — выступил в пику ему Сатана. И они начали спорить изо всех сил, приводя весомые аргументы с обеих сторон.

А война продолжалась.

Глава 37

Апокалипсис

Артур Гедеонович Вернадский не любил Апокалипсисы всех видов. Хотя бы потому, что самого прозвали — «Армагеддоныч». Но особенно он не любил Армагеддоны по пятницам. Ну скажите на милость, какой конец света ближе к выходным? Отдыхать надо, а не дурью маяться. А когда забываешь про будни, погружаясь в очередное приключение, то ничего ни захватывать, ни разрушать не хочется.

Поэтому, как только Сатана оставил его в покое, и рыба была развешана на просушку, первым делом Вернадский отправился в горы. И не какой-нибудь захудалый Тибет, где туристов видимо-невидимо и из интересного можно найти лишь табличку на пике, а на Дальний Восток, где и не горы вовсе, а так, хребты, перевалы.

Но хребет чем хорош? Внимания к нему гораздо меньше. Вот там и пересидит все мировые проблемы, набрав консервов в рюкзак, палатку и прочных походных шнурков с запасными носками.

— Мне не нужен рай, мне не нужен ад. Одинок по жизни. Я — природе рад, — напевал Армагеддоныч себе под нос, поднимаясь всё выше на хребет Сихотэ-Алиня.

А там туристов днём с огнём не сыскать. Настолько далёкая глубинка, что бери палатку в первый день, на второй строй шалаш, затем со временем землянку делай, зимовье и полноценный дом — никто даже не заметит. Ни со спутников, ни так — нос к носу. Отличное место для тех, кто хочет убежать от налогов и социума. А если суждено здесь встретить последний день планеты, то так тому и быть. Лучше места не придумаешь.

Переступая с пятки на носочек в походных ботинках с высокой подошвой, Вернандский любовался пейзажами Сихотэ-Алиня. К сожалению, он не мог мгновенно материализоваться в любой точке земного шара, как Сатана. Приходилось летать самолётами, ездить поездами или автобусами. А в конце маршрута даже заказывать такси, чтобы точно до тайги доставили. Но оно того стоило — ни одного человека в той тайге. Только следы животных. А они его не тронут. Как и комары. Хотелось бы думать, что из-за природной вредности зверьё его стороной обходит. Но нет, кое-какие бонусы Сатана всё оставил.

Вот только… зачем?

Вроде из Армагеддоныча вышел не важный Всадник Апокалипсиса. А Сатана всё ещё пас его, оберегал. То на чай заглянет с тортиком, то на рыбалке присоединится и ведро рыбы наловит. Очевидно при таких вложениях, что далеко идущие планы строит. А какие — не говорит. Только советуется. Как будто ему больше поговорить не с кем, а психиатра заводить стесняется.

Любил Армагеддоныч Сихотэ-Алинь всей душой. Не надо ему никаких Гавайев, Тайландов и лунных кратеров с Марсами. Туда пусть дураки стремятся, а его тянет на природу. В глухую тайгу, подальше от всех человеческих споров и согласий.

А всё почему? Да иногда надо просто побыть одному. А то так затянет в водоворот людских страстей, что сам опускаешься до уровня человека, забывая, что ты Человек с большой буквы. И вообще это звучит гордо.

На пиках хребта чаще всего господствовала зима. Внизу зелено всё, а тут — бело. Уже предвкушая как будет слепить снеговика на вершине, Вернандский прислонился спиной к тысячелетнему дубу. Выше деревья есть. Секвойи в Северной Америке. Но шире нет. Обхватывай хоть всем хороводом — всё равно рук не хватит, чтобы ствол обнять.

Отдохнув с минуту и переведя дыхание, Армагеддоныч сунул руку в карман.

На ладони показались три шарика: один переливался пурпурно-чёрным, другой сиял лазурью, третий был небесно-голубого цвета.

Для чего они? Этого Артур Гедеонович не знал. Но знал, что сразу три вещи подобного рода спокойно жить не дадут. И тут же взял один двумя пальцами. Только не учёл, что пальцы вспотели. Конечно, шарик тут же выскочил и образовался большой синий портал.

Из него тут же вышла рыжая девушка лет тринадцати-четырнадцати. Хлопая густыми ресницами, спросила:

— Где я?

— А куда бы ты хотела попасть? — уточнил Армагеддоныч, не понимая толком зачем ему подростки в походе.

— Домой, — тут же ответила она. — Я же только из лимбо вернулась. Мама даже праздничный пирог не успела испечь. Мне бы ещё хоть часов дома побыть, с родными и близкими.

Говорить она начала сразу, много и так, что не остановишь. Вернандский тут же узнал, что зовут её Ленка, хотя друзья называют её «Граммофон», а ещё у неё есть знакомый мальчик демонической наружности, который ради неё крылья распустил и хвост развесил.