Мальвина

Чтобы вы понимали степень проблемы: отец у меня — бывший военный, отставной полковник. Очень хороший человек с очень тяжелым характером и неподдающимися трансформации взглядами на мир. И Влад ему не понравился. Новость хорошая — ему в принципе не нравится никто из наших ухажеров, новость плохая — именно поэтому папа не любит с ними знакомиться и уж точно никогда и никого не приглашал на семейные посиделки, тем более в святая святых — нашу дачу! Там даже мы строем ходит по насыпанным дорожкам, как буддисты, чтобы вдруг не задавить травинку, в которой живет душа слона.

Что может означать это приглашение? Понятия не имею.

Возвращаюсь в палату — и что там вижу? Смотр невест, это если очень коротко и культурно. Все медсестры тут как тут, и они вряд ли помнят, что вообще-то меня привезли еле живую. А даже если и помнят, то охотно поставят моему муженьку сотню милых диагнозов, лишь бы подержать здесь еще пару суток.

И меня это бесит. Раздражает. Злит неимоверно.

Нет, не потому что на почве храпа у меня случился приступ переосмысления самооценки, и я решила, что пора падать в руки этого Казановы. Просто должно же быть хоть что-то святое! У него кольцо на пальце, между прочим, а во всех формулярах записано, что я — его жена. И не важно, что после отека похожа на смесь очковой кобры и африканской жабы, раз жена, значит, лучше всех!

Как вы понимаете, в этот курятник я вхожу уже на взводе, и не без удовольствия замечаю, что Влад тоже не в восторге от такого внимания.

— У него столько дырок нет, сколько вы градусников принесли, — говорю, буквально источая сарказм.

Курочки оборачиваются, мгновенно превращаясь в самок гигантского козодоя. Милые птички, кстати, но видели бы вы их глаза…

Влад с облегчением идет ко мне, мы сталкиваемся посреди этого моря Возмущения и синхронно беремся за руки. Ну надо же хоть как-то поддерживать видимость счастливой супружеской четы.

— Валим отсюда, — говорим синхронно, прорываясь к двери, как сквозь полосу препятствий.

И уже на улице я вдруг вспоминаю, что через сорок минут у меня начинается рабочий день. А мы, между прочим, репетируем утренник с малышней, так что я должна быть на месте хоть больная, хоть кривая, потому что утренник в пятницу, а значит, осталось всего две репетиции.

Какая-то заколдованная пятница получается: утренник, потом поездка на дачу.

— Маша, а мы едем на сноуборде кататься, — выдает Влад, когда мы тонем в салоне его авто.

— Когда? — машинально спрашиваю я.

— В пятницу самолет.

Видите эту сморщенную палку, которая тычет в календарь? Это — Перст Судьбы.

— Я не могу, — уныло отзываюсь в ответ. Не думать о снеге, не думать о доске, не думать о даче и мешке цемента в гараже, который папа зачем-то всегда ставит в тазик.

— Почему не можешь?

— Потому что Баба-Яга, — грустно вздыхаю я.

Влад был бы не Влад, если бы не засмеялся. А смеется он громко и, что самое обидное, заразительно. Потому что, глядя на эту довольную физиономию с улыбкой до ушей и беззаботные чертики в глазах, хочется улыбнуться и засмеяться в ответ. Я бы и рада сдерживаться, но поможет разве что применение физической силы: зажать рот двумя пальцами и не давать ему растягиваться. То-то зрелище будет.

— Какая еще Баба-Яга? — придя в себя, переспрашивает он, хоть все равно изредка «булькает» сдерживаемым хохотом.

— В садике утренник, я буду ее играть. Других желающих не нашлось.

Может показаться странным, что на такого колоритного персонажа не выстроилась очередь, но именно так и было. Так уж сошлись звезды, что коллектив у нас большей частью молодой, воспитательницы в группе пару лет, как из институтов. А у одного мальчишки — Вити Дарского — папа — целый крутой боксер, чемпион и все такое. А мама от них ушла давным-давно. А папа Вити не пропускает ни одно его мероприятие, хоть там снег на голову. Однажды даже прилетел чартерным рейсом прямо из США, чтобы ничего не пропустить. Кстати, я предлагала к нему обратиться, когда начались проблемы с Донским, но меня дружно освистали, как полоумную. Мол, причем тут вообще спортсмен.

В общем, как вы понимаете, когда в зрительном ряду сидит красивый свободный самец, самочки не хотят выглядеть пугалом, а хотят быть райскими птичками. А мне все равно: кто-то же должен быть Бабой-Ягой.

— Маша, а перенести никак нельзя? — интересуется Влад, уже набирая какой-то номер.

— Ты что? В садик никогда не ходил? — «Уважаемые родители, утренник отменяется потому что няня Маша поехала в горы, просим прощения за неудобства».

— Няня и штат приходящих учителей, — говорит Влад шепотом, на всякий случай прикрывая ладонью динамик телефона.

Ну да, могла бы и догадаться. Он, наверное, и в школу ходил какую-то особенную, не для простых смертных. Это вам не «гуманитарку» получать со склада и думать, как бы так не выглядеть чучелом в свитере на два размера больше.

— Куда едем, Владислав Александрович? — спрашивает его водитель, глядя на нас в зеркало заднего вида.

— В детский сад, — командует Влад и тут же начинает что-то энергично говорить по телефону.

Не люблю подслушивать, но он сидит рядом, и я при всем желании не могу не слышать разговор. Можно, конечно, заткнуть уши, но на кого я буду похожа? На обезьянку, которая потеряла двух своих сестер? «Ничего не слышу, но всееее вижу и всем расскажу!»[1]

Суть разговора понять не сложно. Пока мы доезжаем до детского сада, он успевает отменить билеты и пытается найти альтернативу. Я несколько раз пробую привлечь его внимание, но это бесполезно, он словно в собственном вакууме и не замечает ничего вокруг.

— В котором часу заканчивается твое важное мероприятие? — спрашивает Влад.

Мысленно даю себе обещание больше никогда не повторять смертельный номер, зажмуриваюсь, собираясь с силами — и решительно забираю телефон прямо у него из-под уха. Влад пытается что-то сказать, вернуть свою какого-то совершенно нереального размера игрушку, но я запечатываю его звонким чмоком в щеку.

Мы замираем друг напротив друга, как будто только что произошло что-то выдающееся.

Между прочим, легкая небритость ему очень идет. Хотя и гладко выбритый он у меня тоже настоящий красавчик.

Так, Машка, стой, тормози. Никаких «у меня».

— Маша, ну хватит быть сушеным бубликом, — бормочет Влад, медленно приближая лицо.

Я знаю, что будет дальше. И знаю, что с вероятностью в двести процентов мне понравится с ним целоваться. Потому что… Ну просто знаю и все. И в животе странно ноет и тянет, словно карамелькой мешают теплый кисель, и пальцы на ногах поджимаются сами собой.

Вы когда-нибудь сидели на диете? Я вот сидела, еще лет в шестнадцать, когда мне казалось, что при моем росте в сто шестьдесят сантиметров, весить сорок девять килограмм непростительно много. Ну а кто в шестнадцать бывает доволен своей внешностью? В общем, я тогда жила, как гусень-плодожорка, на одной капусте и ее производных. И вот в разгар моего триумфального похудения приезжает Макс, и мы по этому случаю организовываем шашлыки. А мясо, тем более свинина — это табу, вам любой худеющий скажет. И вот стоит перед вами гора свежего шашлыка в душистых травах, и вы знаете — можно попробовать один кусочек, ничего страшного не случиться и жировые складки за секунду обратно не нарастут. Но, блин, дело совсем не в одном кусочке и его последствиях. Дело в том, что после одного куска уже невозможно остановиться.