Малые ребята

Рассказ об венчании. Быль.Филиппа Яковлева (четырнадцати лет).

"Нанял меня Александр Павлович (крестьянин), с лошадьми, обвенчаться с своей супругой и заключить билет, чтоб она не могла от него отпереться. Уговорился Александр Павлович с супругой своей, нареченной невестой Грунькой, и поехали. Перво поехали к нашему гвардейскому попу. Наш поп не отпирается и просит с них за обручение жены двадцать пять рублей. Им показалось дорогонько. Мы обратно до бузуевского попа приехали, а его дома нет, в город уехал — мы обратно. Приехали к алакаевскому попу — и этот уехал к благочинному. Мы опять обернули лошадей, приехали в Гореловку. Приехали мы в Гореловку, заехали к невестиной сестре, выпрягли лошадей; дружка пошел с женихом к попу. Приходят к попу и спрашивают: "Батюшка! обручи нам невесту с женихом!" Ну, батюшка не отпирался, а просил водки. Дружка с женихом пошли за водкой, выпили штоф вина и поехали в Кузьминку, потому в Гореловке церковь сгорела. Приехали в Кузьминку, там выпили два штофа. Потом стали они пьяны. Ну, ввели жениха с невестой в церковь, а поп-то был шутник: постановил его с невестой, взял их за руки и повел к налою; дьякон книгу читает, a поп "наизусь" отчитывает. И надели венцы. Постояли жених с невестой в венцах, вдруг поп скидает венцы те. А дьякон: "Что ты делаешь, батюшка? разве можно так-то? Пусти лучше, я один обвенчаю!" А батюшка опять венцы надел, и повел кружить кругом, и запел: "Матери боже наш и роди сына Имянуила". Три раза обвел кругом, потом подвел к иконам, поцеловали они икону, потом батюшке в ноги. И поехали опять к родне; чаю напились, водки полведра выпили и достаточно были пьяны; потом поехали домой, потом пьяные-то жених с невестой разодрались. Потом она плачет. Едем-едем — заломит руки кверху и заревет коровой. Стали к соседям подъезжать, вдруг она и закричи, а жених из телеги выскочил; ушел прочь… "Пошли прочь к чортовой…" Мы поехали, приехали к матери; стала ее мать есть, зачем без Александры воротилась. Тут приехал Александра, купил на рубль водки от матери тихонько. Невеста стала у него вино отымать, а он ее схватил за волосы и мало что не убил ее".

–

В таком роде было написано до семидесяти "сочинений", но ни в одном из них, несмотря на всевозможные названия, свойственные "сочинениям", как, например: рассказ, быль, описание, именно и не было ничего сочиненного. "Сущая правда" и явная, видимая неспособность что-нибудь присочинить от себя, что-нибудь прибавить, одинаково была свойственна как девятилетним, так и четырнадцатилетним цисателям, то есть чистота и ясность детской души ничем, никакою примесью, никакою фальшью не была помрачена и у мальчиков, которые года через два будут женихами, а через три наверное — семейными людьми.

— Ну что, как вам нравится? — произнес учитель, все время молчаливо занимавшийся своим делом.

— Хорошо… — сказал я.

— Что же именно тут хорошего?

— Хорошо… как чистый воздух… — мог я ответить.

— Так-то так, но на меня они производят несколько иное впечатление… Какая беспрекословная, так сказать, покорность факту! Обратили ли вы на это внимание?

Учитель произнес эту фразу, внезапно оживляясь, и быстро подошел ко мне. Он, очевидно, хотел пояснить свою мысль, но остановился.

Под самыми окнами послышался хляск по грязи лошадиных копыт… Кто-то, повидимому, быстро подскакал к окну и остановился; кто именно подъехал к окну, не было видно — на дворе уже стемнело — да, кроме того, едва учитель приблизился к раме и припал к стеклу, защищаясь рукою от света, как хляск копыт послышался снова… Тот, кто подъехал, побыл у окна несколько секунд и поспешно ускакал прочь…

— Уж не урядник ли тут разъезжает? — сказал учитель в беспокойстве… — И что им еще от меня нужно?.. Узнай, пожалуйста, — обратился он к Грише, — кто там разъезжает; выйди, посмотри, будь друг.

Самовар уже был готов. Гриша торопливо, насколько это было возможно при его неповоротливости, поставил его на стол, за которым я занимался чтением, торопливо оделся и ушел. Учитель, встревоженный воспоминаниями недавних беспокойств, со всего их тягостной, досадной, выводящей из терпения бессодержательностью, умолк и, тревожась ожиданием Гриши, то беспокойно шагал по комнате и ерошил волосы, то, чтобы скрыть беспокойство, принимался хлопотать около самовара, заваривая в рассеянности груду чаю.

Наконец Гриша воротился.

— Урядник и есть! — сказал он, едва отворив дверь.

— Ко мне?

— Не! не к вам… На деревню поехал… по нашемуделу. Сейчас надо бечь от вас.

— Ну слава богу!.. Просто мученье, ни я ничего не понимаю, ни они ничего не понимают… ведь это с ума можно сойти!.. Давайте чай пить… Ты что ж не раздеваешься? — обратился учитель к Грише.

— То-то бечь надо… Урядник-то по нашему делу, я вам сказывал, приехал. Опрашивать будет…

— Какое такое у вас дело с урядником?

— Да тут у нас, у робят, дело-то… Не знаю еще, меня-то примутли… Ишь вон давеча говорят, чтобы меня в компанию не брать…

— Какое дело-то, я все-таки не понимаю.

— Да тут дело… когда-то еще выйдет решение. Долго… Кабы ежели бы решение вышло, ну, тогда хорошо всем будет, по двадцать пять рублей на брата выйдет по закону… Этто трактирщик Маслов подал на Недоноскова…

— Недоносков тоже трактирщик? — спросил учитель.

— Из-за того и подал Маслов-то, что Недоносков ему перебивает торговлю… Правов у него нет на вынос, а он отпускает вино-то… вот из-за этого… Ну, а наши робята подсобили Маслову-то…

— Каким родом подсобили?

— Как подсобили-то? Уговорились с Масловым пойтить к Недоноскову в трактир… на чай, например, на расход Маслов свои три рубли дал. Чаю пей сколь хошь… Ну и чтобы купить у Недоноскова бутылку вина за печатью… Недоносков-то не давал — ну упросили… А Маслов, значит, и пымал с вином-то… Так уговор был, чтобы пымать нас… Маслов-то говорит — мне, бает, ничего не нужно, а что выйдет по решению из суда — все вам, а там, вишь, сто целковых придется и больше еще ста, сказывают… Ну а меня-то в компанию принять не хотят. "За что тебя, говорят, ты не уговаривался…" Так что ж, что не уговаривался? Я же их в трактир привел, на свои чаем угощал, а они три-то рубли, почесть, целыми скрыли, поделили промежду себя… Вот теперь урядник приехал, допрашивать будет, я сам от себя покажу, пущай по закону разделят, по правилам, коли добром в компанию не принимают. Стало быть, покуда прощайте…

Последние слова, касавшиеся неодобрительного поведения товарищей, Гриша произнес детски-обиженным тоном.

Он ушел, а мы с учителем молча и многозначительно переглянулись. Оба мы были поражены этой детской наивностью, с которою Гриша воспринял и передал нам чистейшую гадость.

А такую гадость, как липкую грязь, господа Масловы и Недоносковы в обилии и ежеминутно разбрасывают вокруг себя в поучение подрастающему поколению деревни.

ПРИМЕЧАНИЯ

Печатаются по изданию: Сочинения Глеба Успенского в двух томах. Том второй. Третье издание Ф. Павленкова, СПБ., 1889.

Впервые напечатаны в "Отечественных записках", 1880, II и V, с подзаголовком в скобках: "Из памятной книжки", за подписью: "Г. Иванов". После первой публикации при жизни писателя переиздавались четыре раза: в сборнике "Деревенская неурядица", т. I, СПБ., 1882, и во всех трех прижизненных изданиях Сочинений.

Очерки "Малые ребята" являются продолжением творческой разработки в основном того же жизненного материала, что и в предыдущих очерках, и также примыкают к основному циклу периода — "Из деревенского дневника". Переработка очерков от издания к изданию сходна с переработкой предшествующих очерков (незначительная правка стилистического характера издания 1882 года, наиболее существенные переработки при подготовке т. V первого Собрания сочинений в 1884 г.). Сохранившиеся части наборной рукописи очерков, а также черновые наброски некоторых неполных глав свидетельствуют о большой работе писателя по разъяснению в своем творчестве новой проблематики (взаимоотношения интеллигенции и народа, вопросы воспитания детей и др.). При публикации очерков в журнале, как это видно из сличения текста с наборной рукописью, автору пришлось посчитаться с требованиями цензуры. Так, подверглись смягчению выражения о народном разорении, о правительственных мерах по регламентации крестьянского хозяйства (исключены слова крестьян: "Явно разбой! Разор! Вконец разорят! Хоть ложись помирай!"), резкие выпады крестьян против полицейских властей (исключены, например, эпитеты, характеризующие отношение крестьян к представителю власти: "жестокосверкнули глаза", "гневноприбавил", "приехал пес,с каким приказом"; слово "урядник"заменено повсюду словом "верховой"), высказывания о тех гонениях, которым подвергалось революционное народничество в 70-х годах ("Много в ту пору перевешалось, передушилось, перестрелялось народу…").

При подготовке очерков для первого издания Собрания сочинений Успенский произвел ряд изъятий, в основном публицистического характера. Эти изъятия шли в двух направлениях: с одной стороны, удаляются некоторые места антинароднического характера (так, например, о кулацкой морали и в рукописи и в первых двух публикациях говорилось как об "имеющей… в недалеком будущем пропитать решительно все сферы общества"), а с другой, — устраняются некоторые противоречивые суждения самого писателя, носившие народнический характер (таково, например, рассуждение о пореформенном крестьянине, который будто бы "примкнул к общечеловеческой семье, к общечеловеческим порядкам, он сделался судьею в чужом общечеловеческом деле, он стал общественным деятелем не только у себя в деревне, но в волости, в городе, в столице" и т. д.) (См. "Деревенская неурядица", т. 1, стр. 107–109.)