"Малыш"
Шрифт:
В голове замелькали картинки лестницы, по которой мы с ним поднимались ночью.
– Ты что - ТАМ?
– Да…
– Ты на машине?
– Да.
– Брось машину там, - то, что он полетит в таком состоянии куда-то на машине – нет!
– Возьми такси и быстро ко мне. Адрес скину. И всё хорошо… Не думай ни о чем… Ты приедешь и всё будет хорошо… веришь мне?
– Верю!
– Жду тебя.
Я осела по стене, вытаскивая
**
Умирали пацаны страшно,
Умирали пацаны просто
И не каждый был снаружи прекрасным,
И не все были высокого роста...
Саня, перебивая сам себя, рассказывал мне то, что не рассказывал, наверное, никогда и никому.
Не договаривая, начинал заново или просто другое, как будто боялся, что я его не дослушаю.
Война… война…война… бомбежки, смерти своих и чужих. И как убил первый раз и ничего не почувствовал, кроме ненависти. И про страх и про безразличие. Как облучился… Как узнал о своей болезни. Он говорил уже часа три. Я не перебивала. Его чувства были мне родными, в его ад я периодически попадала, правда, своими способами. И может быть, видела даже гораздо больше его.
– Зачем это всё? – вдруг тормознул он. – За что это мне. Миллионы живут, и их это не коснулось. Почему я?
– Ты был в аду. Зачем? Не знаю… Быть может, за тем, чтобы точно знать, что он существует, и не допускать его в свой мир. Я не знаю, Сань. Мы все там были. Не все помним только. Один умный человек мне как-то сказал: все задачки в мире про любовь. Я ему верю… Наверное, это был единственный способ научить тебя ей.
– Любви?
– Любви…
Из окошка играло «ДДТ». Ночь была практически осязаема.
Лежа на траве, возле дома мы тянули вверх пальцы, нам казалось, что она как одеяло с нарисованными звездами, прогибается под ними.
– Смотри… опять звезда упала… август…
– Опять – ошейник?
Мы захихикали.
– А что – опять разбежались?
– Мхм…
– Пф…
– Дай сюда… - потянула я из его пальцев косяк.
– Наркоманка… - хихикнул он.
– Когда я была маленькая… - начала что-то вспоминать я. – Когда не умела еще говорить… мне казалось, что люди прогибаются под моими пальчиками, когда я, не касаясь, трогаю их так… как мы сейчас небо… и можно вот так их гладить… - не притрагиваясь, провела я возле Саниного лица.
– Я чувствую… я прогибаюсь под твоими пальчиками…
– Тогда я буду гладить твою душу… - прошлась я пальцами над его грудью.
– Я люблю твою душу… она как ребенок… ребенок… которому предстоит путь домой…
– Хочется плакать…
Мы зависли.
–
Ты снова испугался, мой почти мертвый кот…– Уже всё… расскажи мне, пожалуйста…
– Ты боишься этого пути, потому что ты весь обвешан тем, что накопил… Оно держит… тянет… ты боишься потерять! "...легче верблюду пролезть в ушко игольное, чем богатому попасть в Царство Небесное ", – процитировала ему я.
– Я думал, это о другом.
– Есть много вуалей. Я хочу рассказать тебе свою. В Иерусалиме были врата… Они назывались «игольное ушко». Это были очень узкие врата… Нагруженному верблюду туда пройти было невозможно… Проживая, мы присваиваем очень много внешнего и начинаем считать это собой – маски, сказки, убеждения, взгляды, догмы, тело, память, имя, свою личную историю. Чем больше присвоено нами, тем сложнее лететь вверх. Но стоит только отпустить… Твой страх – боязнь потерять то, что ты считаешь собой… свое тело, в частности… свою память… свою личность… Это все твое БОГАТСТВО, которое ты пытаешься тащить на себе. И тебе не пройти в игольное ушко… не взлететь… с этим можно только тонуть, как с камнем на шее… Тебе предстоит путь домой. Выбрось всё лишнее, оставь лишь то, что ты хотел бы принести в свой дом. И тебе станет легко! Когда нечего терять человек перестает бояться потерять.
– А зачем же тогда жизнь, если ничего, что ты получил в ней, тебе не нужно брать с собой?
– Всё это нужно, чтобы выстроить тебя… это всё инструменты. Ты должен быть как скульптор – ваять себя! Все должно менять тебя, но ты не должен становиться этим. Касайся всего, ничего не присваивая… Не влипай, не фиксируйся, не ассоциируй себя ни с чем. Ни с планетой, ни с телом, ни с полом, ни с личностью. Единственная ценность – это ты сам, то, как ты видишь этот мир, твоя уникальная сборка этой вселенной…
– Я не хочу терять людей… тебя, например, не хочу! То, как мы связаны, разве это не ценность??
– Связь нельзя потерять! Я же уже изменила тебя, прикасаясь. Значит, я навсегда в тебе, а ты во мне. Мы связаны навсегда... И в новых мирах мы будем гладить друг другу души… Мир – всегда отражение тебя. Чем больше меня будет в тебе, тем больше меня будет в твоем новом мире. Ты будешь узнавать меня в книжных персонажах… кошках… своих детях…таких вот звездных наркоманских ночах… и тебе будет щемяще сладко! Ты будешь любя меня в себе, любить и свой мир. А тоски не будет… ты же не будешь помнить… Это ли не счастье?
– Тогда, я хочу, чтобы ты посильнее меня изменила… чтобы тебя было больше в моем новом мире! И Крис… и все остальные тоже…
– У тебя еще много времени для этого, мой кот.
– Еще есть немножко… - улыбнулся он.
***
– И теперь еще разруливать проблему с Дэном, а еще я пролетела со своей долгожданной «лошадкой», - захныкала я. – К тому же это несдержанное животное – Зорин - практически изнасиловал меня!
– Тебе понравилось? – плотоядненько.
– Всё болит… он огромный!
– Больше Аронова?!
– Аронов замечательно чувствительно большой. Зорин - неразумно огромный.
– Оу... Но...Тебе понравилось?..
– В целом, да! – призналась я.
– Но...
– Будем считать это моральной компенсацией всех страданий, - возбужденно засмеялась она. – Отомсти ему, детка! Как будешь снова способна.