Мама для Одуванчика

Нервно ерзаю на сиденье и, когда Костян возвращается, отлучаюсь в туалет, чтобы ополоснуть лицо холодной водой и немного притушить бурю в груди.

Залпом осушил стакан воды, уже понимая, как это будет адская неделя без нее.

Примерно через три часа после взлета телефон чудом ловит входящее сообщение от Вари с Асей, которые сообщают, что благополучно доехали до деревни и ждут моего звонка. Оно, конечно, прекрасно, но набрать я смогу им не раньше, чем через десяток часов, потому что по прилету в Нью-Йорк у меня будет еще день, а у них глубокая ночь. И это угнетает, как никогда.

Но зато у другого человека, у другой женщины часовой пояс позволяет звонить мне в пять часов вечера по местному времени, стоит только нашему Аэробусу оказаться в зоне покрытия мобильной связи и уже совершить посадку.

Я только хватаюсь за гаджет, собираясь набрать девчонкам СМС, что полет прошел нормально, как мобильный разрывает трель.

А вот и потерянная мать, которая уже пару недель как молчит и не звонит даже дочери. Киваю Косте, чтобы сверял показания и проводил все нужные мероприятия, и отвечаю звонящей:

— Слушаю.

— Влад, привет, — надо же, что сегодня с голосом Карины? Обычно у нас все начинается “без привета” и четко по делу, а тут я даже слышу совершенно необычное для бывшей жены, — как ты?

— В рейсе, Карина. Если ты хотела поговорить с Асей, то тебе лучше набрать ей.

— Она с твоей матерью?

— Нет.

— С Ником?

— Нет.

Хоть Варя и категорически против того, чтобы пока кто бы то ни был знал о наших отношениях, но Карине я сказать просто вынужден. Официально оформить развод, не сообщая ей, я, к сожалению, не могу. Совесть не позволит. Да и у каждого из нас за это время хоть и были другие отношения, но это первый раз, когда все случилось серьезней некуда.

— Тогда с кем? — удивленно выдает мать Аси.

— С Варварой.

— Это кто еще? Ты оставил нашу дочь с незнакомым человеком? — неужели в ней проснулась мать, и я слышу беспокойство?

— Нет, Карина. Варвара — моя женщина и, кстати, хорошо, что ты позвонила. Я в ближайшее время намерен подать на развод, — раз уж птичка сама прилетела в мои руки, чего терять время.

— Все настолько серьезно? — спрашивает собеседница таким тоном, что я даже и понять толком не могу: одобряет или упрекает.

— Настолько, — вздыхаю, откидывая голову на сиденье. — Я пропал, похоже, — говорю, нисколько не сомневаясь, что этой женщине я такие слова и такое признание доверить могу.

Как бы там ни было и как бы мы не рычали друг на друга сейчас, но у нас есть общее прошлое и общие воспоминания. Да и никогда за всю жизнь мы друг друга не ненавидели, а разошлись вполне себе спокойно и по обоюдному желанию.

Карина знает, какой я карьерист и малоэмоциональный человек, поэтому такие слова ей точно опишут всю мою серьезность намерений по отношению к Варе.

— Ты меня удивил, Романовский… — нарушая установившуюся тишину, говорит Карина, — это все усложнит, — звучит загадочно, заставляя напрячься.

— Что усложнит? Ты сейчас о чем?

— Я позвонила тебе не просто так, — говорит, как мне кажется, дерганно бывшая, но тут же берет себя в руки, и я слышу искренность в ее следующих словах, — нет, Влад, я правда счастлива, что ты нашел свою женщину. Я серьезно думала, что такие, как мы с тобой, способны влюбляться, а ты, похоже, и правда голову потерял…

— Карина, давай-ка без вступлений, — чую неладное в ее извиняющемся тоне. — Что происходит?

— Ты мне нужен. Ты и Ася.

— Что?! Что ты опять задумала? — рычу в трубку.

— Да не беленись ты так! Просто мне нужно пару фото для поддержания образа идеальной матери. Мой новый инвестор — человек семейный и согласился подписать договор только при условии, что я покажу ему вас, то есть моего мужа и дочь. Он думает, что вы у меня личности не медийные, и поэтому я предпочитаю держать личную жизнь как можно дальше от работы, и…

— Тормози, — перебиваю поток льющихся слов, хватаясь за гудящую от такой новости голову. — Нет, Карина.

— Романовский….

— Нет, — отрезаю все пререкания. — Нет, и не проси. Мы в разводе уже три года.

— В формальном, Романовский. Штамп в паспорте еще стоит. И я же не прошу тебя светить своим фейсом на всех телеканалах страны! — шипит в трубку Карина, которая сейчас красная от досады, уверен. — Это просто фото! Маленькие, безобидные фотокарточки, где мы все улыбаемся и безумно счастливы. А потом можешь подать на развод и забыть меня, как страшный сон.

— Как я буду объяснять это Варе, ты не подумала? Твоя авантюра пустит под откос всю мою личную жизнь, а я ее потерять не хочу и не могу, ты слышишь меня?!

Дверь за спиной открывается и голову просовывает Лилия, старшая бортпроводница на этом рейсе, напоминая, что высадка почти прошла, и тут же исчезает, предпочитая долго в моем поле зрения не светиться. Несмотря на наше недопонимание и скандал, все-таки мы оба поумерили пыл и теперь, хоть и рыча, но все же работаем в составе одного экипажа. Вопреки ее мнению я не такая сволочь, чтобы стукануть и лишить ее нагретого места.

— Нет, Карина. Тебе придется разгребать самой все свое вранье. Я в эти твои игры больше не играю. Тем более Варя думает, что мы с тобой уже три года как в официальном разводе, и я не хочу, чтобы она знала про штамп.

— Белый и пушистый Романовский соврал, надо же, — фыркает бывшая. — Пара фото, — возвращается все к той же теме упертая Карина. — Твоей Варе мы ничего не скажем, их никто не увидит. Исключительно инвестор. Я клянусь, Романовский. А после можешь их сжечь, разорвать, утопить, мне все равно.

— Карина, твою… — сжимаю челюсти до скрипа и потираю переносицу. Боги, как долбит виски!

Костя, находящийся все это время в кабине, ободряюще хлопает по плечу и выходит, а я присаживаюсь на край сиденья второго пилота, лихорадочно соображая, как правильно поступить. И подставлять Карину не хочется совершенно, зная, как для нее важен этот проект и ее бизнес, что только-только начал набирать обороты, но и как подумаю, что Варя узнает о нашей “игре на камеру” в идеальную семью, аж выть охота.