Мама
Шрифт:
— Почему это? — взвилась женщина.
— Потому что это нарушение закона. Выстрелишь, — продолжала Юлия спокойно, подходя ближе, — и мне придется тебя отдать под суд.
— Но он же сволочь! — чуть не плача вскрикнула Жанна.
— Он ранен и не сопротивляется. Потому он получит медицинскую помощь и отправится в камеру ждать решения суда.
Автоматчица снова вскинула оружие, прицелившись в причитающего Змия.
— Выстрелишь, — повторила Юлия, — и пойдешь под суд.
— Угрожаешь?
— Предупреждаю.
Жанна зло сплюнула и опустила автомат.
— Ты, — обратилась президентша к Вячеславу, — возьмешь ее с собой. В
— Зачем? — не понял тот.
— Не понял? Или придуриваешься? — Юлия Владимировна в первый раз широко улыбнулась. — Что, в самом деле не понял? Смешной какой.
Сумасшедшая баба звонко расхохоталась, став и впрямь похожей на одержимую.
— Ты куда едешь, мальчик?
— Не знаю, — ответил Слава.
— А зачем?
— Ищу президента. Хочу понять…
— Считай, что нашел. Я президент. Может быть, успокоишься на этом? — Юлия снова была серьезной.
— Ты не тот, кто мне нужен. Я хочу найти того последнего реального президента.
— Вот потому я тебя отпускаю и даю сопровождение. Только учти, то, что ты найдешь, тебе может очень не понравиться.
Слава напрягся, смотрел на сумасшедшую бабу исподлобья.
— Вы что-то знаете?
— Я что-то знаю, — эхом повторила Юлия Владимировна. — Но сейчас тебе мое знание не нужно. Ищите, да обрящете, как было сказано в одной занятной книжке.
Патрульные рассаживались по машинам. Двое, в одном из которых Слава узнал Прищепу, протащили мимо корчащегося Змия. Интересно, откуда столько гуманизма может взяться в человеке в таком жестоком мире?
— Ты еще очень наивен, — словно читая его мысли констатировала Юлия. — Хочешь знать, почему я не позволила его шлепнуть?
— Чтоб порядок был и закон не нарушали? Чтобы совесть была чиста?
— В угадайку играешь, — нахмурилась Юлия Владимировна. — Не прав. Если б его сейчас в запарке пристрелили, то никто бы без моего акцента на этом и не заметил бы, что пристрелили уже не сопротивляющегося. Тем более что попытка к бегству налицо.
— Почему тогда? — задал Слава риторический вопрос.
— Потому что значительно более суровое наказание жить в ожидании смерти, чем умереть сразу. Жанна этого не понимает, и со своим фанатизмом бывает опасна для построенного мной общества. Потому она поедет с тобой. И запомни: в этом мире счастлив не тот, кто долго живет, а тот, кто вовремя умер. В конечном итоге мы все умрем. Только кто-то долго и мучительно, а кто-то быстро и благородно, как тот бритоголовый на мотоцикле.
— А где француз? — спохватился вдруг Слава.
Дернулся было в сторону, но Юлия придержала его за руку, молча указав назад, себе за спину.
Анри сидел под балконом на коленях. Рядом с ним распростерлось мертвое тело бритоголового мордоворота Борика. Сутенер съежился, ссутулился, плечи его подрагивали. Выглядел он жалко, словно вылезший из воды ангорский хомяк, растерявший весь свой лоск и всю свою пушистость.
По щекам Анри, путаясь в наметившейся за три дня щетине, текли слезы.
Пауза 1
Как давно это все было, как странно все это было. Жили люди, со своими правдами и неправдами. Со своей правотой и неправотой. И я тоже жила, и тоже, наверное, среди всех выделялась своей правотой, своей правдой.
Странно, у каждого своя правота, а сложить все вместе, получится общая неправда. Как так может быть? Тогда я этого не понимала. Не могла понять, могла это только почувствовать. Сейчас, спустя столько лет, минуя столько жизней и судеб, я это знаю. Знаю точно, а вот понять все равно не могу.
Если взглянуть на мир со стороны… Нет, не так, сперва надо понять, как это вообще возможно — взглянуть на мир со стороны. Для этого надо идти от малого. Взгляните на себя, представьте свою жизнь. Теперь представьте людей, с которыми вас жизнь сводила. Каждого в отдельности. На это нужно время, но торопиться не стоит. Когда вы сможете подчинить себе собственное сознание и представить себе все это, попробуйте увидеть, чем занимается каждый из них в данный момент. Это не толпа, не собранные в кучу сотня-другая человек. Каждый из них мыслит по-своему, делает что-то, страдает из-за чего-то, радуется, переживает.
Когда вы сможете хоть приблизительно представить себе это, идите дальше, подумайте, что у каждого из этих людей тоже есть свой круг общения. Что, попытаетесь представить и их тоже? Это уже будут тысячи людей, которые в один момент времени живут каждый своей жизнью.
Что, от этого сносит крышу? А представьте, как можно вообразить единовременно живущих собственной жизнью шесть миллиардов? А теперь, если еще способны соображать, посмотрите на это со стороны и осознайте собственное место во всем этом безумном многообразии. Самооценка и ощущение собственной исключительности и неповторимости наверное и снизится, зато можно взглянуть на вещи реально.
Я была в этом полотне всего одним узелком. Одной маленькой клеточкой. Да, за меня что-то цеплялось, да я за что-то цеплялась, но так ли значимо это в объемах всего полотна?
Так случилось, что именно рядом со мной завязался, запутался тот узел, распутать который было невозможно, не порвав полотна этого мира. И мир порвался. Разлетелся в клочья. Тот мир, которым жила я.
Сейчас, по прошествии стольких лет, я думаю, а могло ли что-то измениться, если бы этот узелок не завязался? Если б не сошлись тогда эти разные люди в одном месте? Возможен ли вариант, при котором полотно реальности не рвется? Или же вне зависимости от того, скрестились бы наши судьбы или нет, исход был бы один?
Ответа я не нахожу. Странно.
В любом случае, того мира больше нет. Он мертв. Родился этот мир. Новый. Другой. С точки зрения того, прошлого, этот теперешний мир ужасен, но если подумать, то мне он нравится больше.
Он меньше, чище и незамутненнее. Он проще и добрее того, который был. Меньше потребностей, меньше зависти, меньше злости. Тот мир был красочным и жестоким, порой безразличным, этот — серый, но значительно мягче и лояльнее.