Маме – мечтательнице, как я
Шрифт:
И я придумала.
Я выдохнула.
– Я многому научилась этим летом, но важнее было то, что я узнала о себе.
Бен улыбнулся мне, поднял вверх большие пальцы.
Я хотела бежать, но осталась. Я начала, нужно закончить.
– У меня есть проблемы с доверием. Были. Кое–кто помог мне разобраться с ними этим летом, – отдыхающие разглядывали толпу, искали его, ведь знали, они тоже чему–то научились у него. – Кэллам научил меня, что мне нужно было учиться доверять не остальным, а себе… потому что нельзя доверять другим людям, если не веришь себе, – я смотрела на огонь, на пепел, что вылетал из ямы. Пепел – прекрасное место для возрождения. – Мне нужно было
Я замерла у края костра, подумала о том, какой я приехала сюда, и какой уезжала. Сильнее… но и уязвимее. Я не изменилась бы без лагеря и Кэллама.
– Я многое узнала от Кэллама этим летом, но кое–что поняла и сама. Доверие – как любовь. Вряд ли одно может жить без другого, – я смотрела на угли. Их даже не было видно под пеплом. Я бросила палочку, и гора пепла взлетела облаком. Через миг прутик загорелся. Поражало то, как что–то так ярко горело среди мертвого пепла. Но так было. Пепел нужен был, чтобы вернуть к жизни. – И я люблю Кэллама О’Коннора.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
Я сразу же ушла.
Говорить о любви при группе людей я не хотела, но, раз тот, кому я хотела признаться, отсутствовал, я могла сделать только это.
Было важно произнести это вслух. Сделать настоящим. Кэллам не узнает, но ничего, ведь знала я. Я влюбилась в него. Это лето должно было стать ужасным. Самым худшим.
Но лучше не придумаешь.
Я не переставала думать, что это последняя ночь в лагере. Совсем последняя? Я не знала, позволит ли Бен мне вернуться. Кто знал? Многое могло произойти за день, тем более, за год.
Я любила много мест в лагере, но одно было особенным. Возле общего пляжа у озера, но не так близко, чтобы прохожий его нашел. Там был маленький участок пляжа, окруженный деревьями. Было так темно, что я будто видела все звезды на небе. Кэллам говорил, что это место заменяло ему обсерваторию, когда он не мог туда попасть.
Для меня обсерватория была заменителем пляжа, куда я шла после церемонии. Лето было полным работы, бега и учебы, я побывала тут лишь пару раз, но этой ночью учебы не было.
Я различила серебряную рябь на озере от луны за деревьями. Я выключила фонарик и прошла дальше сама. Я хотела, чтобы глаза привыкли к темноте, чтобы звезды выделялись на пляже.
Но что–то еще сияло впереди. Я не заметила сразу, потому что была далеко, но сияние было ярким, оранжевым. И я ощутила запах.
Костер. Маленький, насколько мне было видно, но на пляже горел костер. Когда мы с Кэлламом бывали там, никто не приходил. Кэллам сказал, что ни разу никого тут не видел. Может, только мы с ним и знали об этой части пляжа. Так что я не должна была удивляться, что он был…
Тут.
Я увидела его, стоящего перед огнем лицом к лесу. Многие, разведя огонь на пляже, смотрели бы на воду. Он глядел на деревья. Словно ждал, что кто–то появится.
Я хотела бежать к нему. Я не могла поверить, что он был тут.
Я хотела застыть на месте по многим причинам. Зачем он был здесь? Ждал меня? Хотел ли он видеть меня после того, как вел себя две недели?
Сердце перебило разум, и я побежала по тропе. Я попала на пляж, и он не удивился мне. Он даже почти не вздрогнул, когда я вырвалась
из–за деревьев.Я не сразу отдышалась.
– Ты.
Он потирал шрам на виске.
– Ты.
Я сглотнула, надеясь, что сердце вернется на место.
– Что ты тут делаешь?
– Жду тебя, – он указал на меня и маленький костер.
– И ты знал, что нужно ждать в этом месте в это время?
– Я провел с тобой все лето. Если бы я не мог понять, куда ты пойдешь в последнюю ночь в лагере, то не понял бы тебя, да? – он нахмурился, когда я осталась на тропе, не подходя ближе.
– Но я думала, ты уехал. Бен так сказал.
– Я уехал. На половине пути развернулся.
Ноги ожили. Я сделала пару шагов ближе к огню… к нему.
– Почему ты вернулся?
Он переминался, глядел на огонь. Я видела огоньки, отражающиеся в его глазах.
– Потому что понял, – он опустился у рюкзака и что–то вытащил.
– Что понял?
– Зачем ты меняла оценки моих тестов, – он показал мне тесты – я тренировалась на них достаточно, чтобы узнать за милю. – Ты не вредила. Ты помогала мне.
– Но я так и сказала у гряды Паттерсон, когда мы… ты знаешь, – я замолчала. – Да, я поднимала оценки, чтобы помочь тебе, но это не отменяет того, что я врала об этом, – я прошла к костру, потому что было холодно, и потому что я хотела быть к нему ближе, пока он позволял. Еще две минуты назад я думала, что никогда его не увижу, а он был в десяти футах от меня и говорил со мной.
– Но ты делала это поэтому. Вот доказательство, – Кэллам постучал по верхней части теста, и я едва могла различить оценку.
– Максимум, – поняла я.
– Это настоящие оценки. Не улучшенная версия, – он развернул тест, посмотрел на оценку, качая головой, будто не веря.
– Ты это сделал, – я улыбнулась, присела у костра напротив него. – Я знала, что ты сможешь.
– Да, только ты и верила, – он отклонил голову и посмотрел на небо. Там было так много звезд, что небо казалось светлым, а не темным. Он медленно улыбнулся. – Я решил тест во время остановки, пока отдыхал на пути домой. Хотел отвлечься от мыслей об этом лете… о нас… – он взглянул мне в глаза. – О тебе. Я вытащил тест, устроился на скамье и не поднимал головы, пока не закончил. А потом проверил и не мог поверить. Я проверил еще раз, а потом и третий, – он вытащил что–то еще из рюкзака. Еще один тест. – А потом я написал еще тест. Чтобы удостовериться, что мне не просто повезло.
Я склонилась и прочла оценку там. Четверка.
– Не шутки.
Он покачал головой, глаза сверкали.
– Ты не обходилась со мной так, словно я ничего не добивался. Только ты смотрела на меня и верила, что я могу достичь того, что я хотел, – он встал и посмотрел на меня поверх костра. – Ты врала из–за моих оценок, – он поднял плечо. – Делала так, потому что заботилась обо мне. Ты бы сделала так еще раз, если вернуть ситуацию?
Я задумалась на миг, но долго думать не пришлось.
– Нет, я сделала выводы.
– Видишь? Это важно.
Я нахмурилась. Он говорил то, о чем я думала? Он простил меня? За ложь?
– Да?
– Это важно для меня, – он замолчал, сглотнул. – И я надеюсь, что это поможет тебе понять, почему я так поступил.
– Почему не сказал, что ты не пускал меня на занятия снаружи?
Кэллам схватил большую палку, стал шевелить угли. Он кивнул.
– Стоило сказать тебе, что я продумываю график вожатых. Стоило сказать, что это я поставил тебя на поделки, и почему я это сделал, – он закрыл глаза и потер лоб. – Я говорил себе, что могу разделять роль главного вожатого и парня, но не сработало.