Мамина дочка

Но в глубине души я все-таки надеялась на новую встречу. Может, не сейчас, позже, когда мама поправится, когда спадет страшный груз с моей души, мы встретимся с Марком на улице, и заговорим, и пойдем рядом, и я скажу ему, что в моей жизни нет и никогда не было другого мужчины. И все вернется. В те дни я жила этой надеждой.

Неделю спустя я шла по длиннющему больничному коридору, здоровалась на ходу с медсестричками. Я уже знала их всех по именам. В конце коридора, на фоне окна, я заметила силуэт какой-то женщины. Кажется, она что-то искала в своей сумочке. На ней не было халата. Захлопнув сумку, она пошла мне навстречу. Когда мы поравнялись, краем глаза я увидела ее гордо вскинутую голову, тонкую напряженную шею, короткую стрижку. Что-то в облике этой женщины показалось мне знакомым. Она уже прошла мимо, а потом вдруг остановилась и окликнула меня изумленным голосом:

— Сима, вы?

Конечно, по голосу я сразу узнала Любу. И пожалела, что не разминулась с ней хотя бы на минуту.

— У вас кто-то болеет? — приближаясь ко мне, сочувствующим голосом спросила она. Жена Марка изменилась за несколько лет, черты лица стали еще тоньше и изящнее. Она была очень красива.

— Да, — кивнула я. — Мама.

— Мне очень жаль! — воскликнула Люба. — Надеюсь, ничего серьезного?

— Я тоже надеюсь…

— А как вы вообще, Симочка?

Я пожала плечами. Говорить о себе мне совершенно не хотелось. И я поскорее спросила:

— А вы?

Прекрасное Любино лицо расцвело в счастливой улыбке.

— Ой, замечательно! Вы знаете, мы с Марком уезжаем за границу, на постоянное место жительства. Чего здесь высиживать? Вот, зашла отдать дяде Лене некоторые вещи.

Я собрала все мужество, на которое была способна, и сказала:

— Желаю вам счастья на чужбине.

— Спасибо, Симочка, — пропела Люба и крутанулась на каблучках. Короткие кудряшки красиво взметнулись. Она пошагала прочь, веселая, счастливая. Полная противоположность мне.

— Подождите! — вдруг не выдержала я — Скажите, Люба, как вы можете так жить?

Люба с готовностью повернулась ко мне, вскинула тонкие брови:

— Как — так?

Но я уже готова была уничтожить себя за этот завистливый выпад. Поэтому замотала головой:

— Нет, извините, это не имеет значения…

Люба не уходила, смотрела на меня в упор, а потом спросила с легкой усмешкой:

— Вы имеете в виду, без любви, да? Но я-то ведь люблю. А мне этого достаточно.

Я пожала плечами. Язык себе отгрызть, что ли?

— Вообще, знаете, Сима, взаимная любовь редка. Обычно любит кто-то один. Вот я бы не смогла жить с человеком, который бы меня обожал, а меня бы от него воротило. Я всегда хотела любить сама. И мне повезло.

Люба ушла, гордо вскинув голову. А я осталась стоять, униженная и раздавленная. Все было кончено.

— Сима! — окликнул меня с противоположного конца коридора Левитин. — Подойдите-ка ко мне!

Я поплелась ему навстречу.

— Операцию я назначил на пятницу, — сообщил главврач. — Женю уже предупредил. Думаю, начнем часиков в девять, а потом как Бог даст. В общем, готовьтесь.

— Спасибо, — пробормотала я.

И Леонид Анатольевич стал удаляться.

— Подождите! — вдруг не выдержала я. И вцепилась в рукав его белого халата. — Леонид Анатольевич, я должна перед вами извиниться. Теперь я знаю, что ошибалась и что вы — не мой отец!

Левитин поглядел на меня рассеянно, потом вдруг погладил по руке, которой я держала его за халат. Пальцы мои сами собой разжались.

— Ну что ж, значит, не отец, — произнес он совершенно невозмутимо. — Жаль, Симочка, любой мужчина гордился бы такой дочерью, как вы. — И пошел прочь по коридору. Как будто я извинилась перед ним за то, что случайно наступила на ногу.

В день операции с раннего утра я рвалась в больницу. Но меня туда не пустили, сначала Нинка, а потом на помощь ей пришел дядя Саша. Ума не приложу, когда они успели познакомиться. Хорошие люди быстро находят общий язык. Они на пару развлекали и отвлекали меня, пока не позвонил Леонид Анатольевич. Он сообщил, что операция прошла успешно и прогноз у него пока благополучный. Приходить не надо: мама до завтра пробудет в реанимации. Впервые за бесконечно долгий срок я почувствовала себя счастливой.

Я заглянула в мамину палату. Ее соседку уже успели перевести куда-то, а возможно, и выписать домой. После операции прошла неделя, мама прогуливалась по коридору и мечтала о скорой выписке. Я снова стала ходить в институт: всего ничего оставалось до диплома.

На этот раз в палате мама была не одна. Напротив, на соседней койке, сидел доктор Левитин. В этом не было бы ничего необычного, если бы не мамино лицо. Она сидела закусив губу, как в минуту крайней растерянности, взгляд ее нервно блуждал по облупленным стенам палаты. Заметив меня, мама улыбнулась натянуто и громко произнесла:

— Леонид Анатольевич, тут ко мне дочка пришла. Главврач тоже обернулся и посмотрел на меня. Сказал, исключив из своего голоса всякое выражение:

— Что ж, очень хорошо, что дочка, — и начал собирать с покрывала какие-то бумаги и диаграммы.

— Если вы разговариваете, могу подождать в коридоре. — Я сделала шаг назад.

Но они оба как-то очень бурно воспротивились этому. Левитин громко заверил меня и маму, что его давно ждут на консилиуме. Когда он проходил мимо, я ощутила на себе его внимательный, словно вопрошающий взгляд.

— Мама, у тебя все в порядке? — приступила я к матери.

— Конечно, — бодро объявила она. — С завтрашнего дня начну совершать пешие прогулки по больничному дворику.

— Леонид Анатольевич ничем тебя не огорчил? Может, результаты анализов не очень хорошие?

Мама погрозила мне пальцем:

— Не пугай меня, дочка. С моими анализами все в полном порядке.

Больше я вопросов не задавала. Но на сердце словно накинули железную удавку. С того самого момента я стала подозревать, что операция не принесла нужных результатов.

На следующий день мы с мамой гуляли по коридору. Сперва хотели выйти на улицу, но там разыгралась такая метель, что я с трудом добрела до больничного корпуса. Мама раздражалась, когда я время от времени пыталась поддержать ее под локоть, поэтому опережала меня шага на два. Она первая достигла больничного холла и вдруг резко повернулась на месте и приказала мне:

— Идем в обратную сторону.

Но я успела выглянуть в холл. Ничего особенно там не наблюдалось, только доктор Левитин о чем-то беседовал с сестрой-хозяйкой. Я лишний раз убедилась в том, что мама всячески препятствует нашим встречам. Как будто боится, что главврач скажет о чем-то, о чем мне лучше не знать.