Мамы-мафия: крёстная мать

Юлиус ещё крепче прижался ко мне.

– Ничего страшного, Юлиус. – Антон присел на корточки рядом с нами и начал оттирать персидский ковёр. – Это может случиться с каждым.

– Оставь, Антон, я сама, – сказала я. Не хватало ещё, чтобы он убирал рвоту моего сына.

– Я помогу тебе, – неожиданно заявила Нелли. Она забрала у Антона бумажные полотенца. – Вернитесь в комнату, – шепнула она ему. – Иначе ему будет ещё более неловко.

– Окей, – ответил Антон и поднялся. – Хотя я как раз хотел рассказать Юлиусу историю, когда меня ребёнком вырвало во время кругосветного путешествия. Как раз на бриллиантовое колье одной толстой дамы. Колье было, естественно, на ней.

Он подмигнул мне. О Бог, как я любила этого мужчину! Но Юлиуса эта история не заставила оторваться от моей груди. Только когда все покинули прихожую, он поднял голову и жалобно посмотрел на меня.

– Я не ропеец, – сказал он.

– Нет, европеец, – ответила ему Нелли. – Но это не причина тошнить.

– Я этого не понимаю, – сказала я. – Ты был взволнован? Слишком много съел? Тебе не понравилось? У тебя перед этим болел живот?

Юлиус покачал головой.

– Мне стало плохо от конфеты.

– От какой конфеты?

– Эмили дала мне конфету, – ответил Юлиус. – Зиатская конфета. Её надо было проглотить, не жуя. Но она выглядела как обыкновенная конфета.

– Ага, – заметила Нелли, бросая на меня многозначительный взгляд. – Маленькая зиатская бестия на сто процентов препарировала конфету.

– Почему ты так думаешь? – спросила я.

– Потому что я бы так и сделала, будь я на месте Эмили, – дала мне Нелли заглянуть в её чёрную душу. – У конфеты не был ли случайно вкус майонеза, Юлиус?

– Не знаю, – ответил Юлиус. – Я же её проглотил.

– Могу поспорить, что она её препарировала, – сказала Нелли.

– Ведь ей только шесть лет, – заметила я. Но чем больше я об этом думала, тем больше склонялась к тому, что Нелли права. Эмили была довольно развитой для своих шести лет, что неудивительно при такой исключительно одарённой матери! Она точно знала, что на майонез Юлиус отреагирует рвотой. И тот триумфальный взгляд на лестнице был совершенно однозначным.

До сих пор я всегда старалась найти оправдание для Эмили, но сейчас она зашла слишком далеко. Во мне пробудились материнские инстинкты тигрицы. Они выстроились у меня внутри в V-комбинацию.

– Если хочешь, я с ней поговорю, – предложила Нелли.

– Я сделаю это сама, – ответила я и встала. – Пообещай мне больше ничего не есть из того, что предложит тебе Эмили, Юлиус, хорошо? И не позволяй раздражать тебя этой болтовнёй про европейцев и азиатов. Все люди на земле одинаково хороши или одинаково плохи, не важно, как они выглядят и где родились.

– Аминь, – пропела Нелли.

Поскольку Юлиус прижался ко мне сиамским близнецом – его лицо прилепилось к моему животу, – все согласились, что мне придётся прервать мою шахматную партию и отправиться с детьми домой.

С облегчением я убрала фигуры назад в коробку.

– Мы просто продолжим игру в следующий раз, – сказал Йоханнес. – До тех пор я буду думать над моим следующим гениальным ходом.

– Идёт, – ответила я и с сожалением поглядела на него. Йоханнес был милый парень, мне было жаль, что я больше его не увижу.

– Пятна от рвоты смылись? – ангельски осведомилась Эмили. – Потому что ковёр очень ценный.

– Конечно, всё снова опять чистое, – ответила я и поглядела ей прямо в глаза. – Хотя майонез с шоколадом – очень странная комбинация, такие пятна трудно удалить.

Эмили так быстро отвела взгляд, что я поняла, что напугала её. Я засунула шахматы под мышку и так нежно обняла Антона, как это только было возможно с сиамским близнецом у живота.

– Ещё раз большое спасибо за прекрасные шахматы, Антон, – сказала я и поцеловала его прямо в губы.

– Не за что, – ответил Антон.

Эмили злобно посмотрела на меня. Я засунула коробку с шахматами себе в сумку, злясь на самоё себя. Сейчас я поцеловала Антона только для того, чтобы что-то доказать шестилетнему ребёнку. Как это по-детски! Мой взгляд упал на маленькую коробочку в моей сумке.

– Я совсем забыла, – сказала я и вытащила её. – Я же принесла тебе подарок, Эмили.

Эмили не тронулась с места.

– Как это мило, – ответил Антон вместо неё.

– Не бойся, он не отравлен, – сказала Нелли Эмили.

Антон взял коробочку и протянул её Эмили.

– Здесь ничего особенного, – объяснила я. – Всего лишь платье для Барби, которое я сегодня сшила из остатков ткани. – Точнее говоря, из старых спальных штор моей свекрови. Как шторы они были кошмаром, болотно-зелёные с золотыми завитками. Но как бальное платье для куклы они смотрелись действительно великолепно. Я сшила узкий корсет с пышными рукавами, к которому крепилась широкая юбка. Я знала, что платье выглядит отлично, хотя Эмили, естественно, ничего не сказала, когда распаковывала его.

– Я надеюсь, что сегодняшние Барби того же размера, как и Неллины Барби в своё время, – заметила я. («В своё время» звучало хорошо, хотя, собственно говоря, Нелли играла с Барби ещё год назад, когда её никто не видел, но это должно, конечно, остаться между нами).

– Ну, я считаю платье классным, – сказал Антон и положил руку на плечо Эмили.

– Но Эмили больше бы хотела шоколадную конфету, я думаю, – заметила Нелли.

– Очень классное платье, – опять сказал Антон. Эмили по-прежнему молчала, хотя я была почти уверена, что Антон давит ей на плечо.

С Юлиусом у живота я проследовала в гостиную, чтобы со всеми попрощаться.

– Ну ты даёшь, – шепнула мне Нелли. – Ты хочешь её ещё и поощрить за эту акцию, да? Льстица.

– Ей ведь всего шесть, – шепнула я в ответ.

– Жаль, что вам надо уходить, – сказала Мими. – Я как раз уговорила Антона открыть ценный старый коньяк. Вкус как у сиропа от кашля, но после трёх глотков пьянеешь на глазах. Не то что вино, которое мы пили до сих пор, Антон, все бутылки уже пустые, но мой язык по-прежнему не заплетается.