Мамы-мафия: крёстная мать

– Мы пошлём Нину-Луизу на курсы самозащиты для девочек, как только она станет на ноги, – энергично сказала я. Я была крёстной матерью Нины-Луизы и поэтому имела право участвовать в обсуждениях. – Мы, мафия матерей, продемонстрируем ей, что сковородку можно использовать не только для готовки.

В нашем посёлке был один очень элитарный клуб, именующийся «Обществом матерей», и его матери были для посёлка «Насекомые» примерно тем же, чем были для Валнут Гроув из «Нашей маленькой фермы» женщины семьи Ольсон. Поэтому Анна, Мими, моя ненормальная подруга Труди и я основали его творческую противоположность, «Мамы-мафию», с которой было, правда, непонятно, для чего мы её организовали, зато было ясно, что с тех пор, как она существовала, я значительно лучше себя чувствовала. Наш девиз был так же прост, как девиз мушкетёров: «Одна за всех, и все за одну».

– Но я не хочу, чтобы она выросла с мыслью, что мужчины свиньи, – сказала Мими.

– Но мужчины таки… – начала Анна.

– Я тоже этого не хочу, – быстро сказала я. – Поэтому мы будем дополнительно питать её романами Джейн Остин и видео «Титаника», чтобы она могла отличать сковородных мужчин от хороших – и ты не забывай, что её собственный папа будет для неё наилучшим примером!

– Мы не должны уходить от темы, – сказала Анна. – Разговоры о Нине-Луизе я нахожу очень интересными, – на этом месте она закатила глаза, – но мы говорили о Констанце и Антоне. Констанца, послушай: только потому, что у меня такая паршивая сексуальная жизнь, ты не должна мне подражать. Тем более что вы с Антоном познакомились совсем недавно и должны сейчас ужасно интересоваться друг другом.

– Это верно. У вас так дальше продолжаться не может, – сказала Мими. – Даже слепому видно, что вы с Антоном созданы друг для друга. В конце концов, я должна это знать, ведь я вас, собственно, и свела! И я этого не понимаю: обычно он не такой вялый. – Бросив на меня косой взгляд, она быстро добавила: – То есть я не хочу сказать, что он бегает по местности и хватает всё, что движется, но он не живёт монахом.

– Наверное, Констанца посылает неверные сигналы, – предположила Анна.

– Я не посылаю никаких сигналов, – ответила я с достоинством. – Я в этом отношении старомодна. Я считаю, что первый шаг должен сделать мужчина.

– Нет, – решительно сказала Анна. – Нет, если тебе тридцать пять и ты мать-одиночка.

– Ты хочешь сказать, что я должна быть рада, если я… – начала я довольно-таки агрессивно, но Мими перебила меня:

– Я тоже считаю, что первый шаг должен сделать мужчина, – сказала она.

– Ба, – ответила Анна.

– Антон сделает первый шаг, – заверила Мими. – Если Констанца будет посылать правильные сигналы.

– Видишь! – сказала мне Анна.

– И как я должна это делать? Я ни в коем случае не буду водить языком по губам или двусмысленно посасывать коктейльную вишенку.

– Очень просто: ты не наденешь нижнее бельё, – торжественно сказала Анна.

– Ах да! – вскричала Мими. – Как Шарон Стоун в «Основном инстинкте».

– Я не думаю, что Антон собирается меня арестовывать, – сказала я. – Я не гожусь на такие дурацкие ролевые игры.

Мими и Анна вздохнули.

– Речь идёт только об ощущении, – сказала Анна. – Всё очень просто: без нижнего белья ты гарантированно пошлёшь ему правильные сигналы, хочешь ты того или нет.

– Ты совсем не должна что-то делать, должна лишь соблазнительно закинуть ногу на ногу, – восторженно пробормотала Мими. – И он тут же откажется от своей ненормальной сдержанности!

– Ну, у Шарон Стоун был её вращающийся стул, – заметила я. – В ресторане такого нет. – И, кроме того, перед стулом находился стол со скатертью. Мне что, передвинуть дурацкий стул в проход, чтобы я могла соблазнительно закинуть ногу за ногу? Все на меня уставятся, включая родителей Антона и Айсвурстов.

– Речь идёт о принципе, – сказала Анна, а Мими добавила:

– Антон может этого не видеть, будет достаточно, если он об этом узнает!

Как я уже говорила, мне не надо было на это соглашаться. Но сейчас было поздно. Я без нижнего белья сидела в этом ресторане и…

Чем это так странно пахнет?

– Констанца! – Антон вырвал у меня из рук меню.

– Что, чёрт побе… – Вот дерьмо! Я держала чёртово меню слишком близко от свечи. На тиснёной золотом коже появился выжженный чёрный крест. Я огляделась, но, казалось, ни посетители, ни пингвины ничего не заметили. Только Антон, который вопросительно смотрел на меня.

– Я задумалась о чём-то другом, – сказала я с неприятным ощущением. Мне надо будет за это заплатить?

Антон улыбнулся мне.

– О чём же?

– О Мими, – ответила я, что частично соответствовало правде. – Она так радуется Ни… будущему ребёнку.

– Да, Ронни тоже. Так приятно видеть, как они оба счастливы. Я только надеюсь, что они будут счастливы и тогда, когда им придётся обходиться тремя часами сна в день, а колики вместо трёх месяцев продлятся год… – Антон вздохнул, очевидно вспомнив младенчество собственных детей. – Это очень напряжённое время, даже для брака. – Брак Антона не пережил младенчества второго ребёнка.

– Я не могу представить, что у Ни… что у Миминого ребёнка будут колики, – заметила я. – Могу поспорить, что она будет спать всю ночь.

– Это маловероятно, – сказал Антон. – Я помню, когда родилась Молли, слово «сон» вдруг приобрело совершенно иной смысл. Впервые в моей жизни мне стало ясно, что сон действительно важен для выживания. И потом эта ответственность, которая просто давит на шею. Даже когда Молли спала, я всё время вставал, чтобы посмотреть, дышит ли она. Я серьёзно спрашивал себя, как люди решаются на второго или даже на третьего ребёнка.

Как можно было назвать ребёнка «Молли»? Маленького бегемотика – да, но не ребёнка! Наверное, это имя было штрафом за трёхмесячные колики. Вначале Молли звалась Изабелла или Летиция, но после трёхмесячного рёва родители решили переименовать её. «Ну, Изабелла, хватит! С этого момента тебя зовут Молли. Это случается с детьми, которые плохо себя ведут, запомни это!». Наверное, Молли после этого вошла в рамки, иначе бы её сейчас звали Вальтрауд.

Или наоборот. Ребёнок был так возмущён своим именем, что он мстил коликами.

– Ну да, через год мы привыкли, – продолжал Антон. – Одна-две ночи с пятичасовым сном, и снова чувствуешь себя готовым противостоять всем вызовам. – Он сделал паузу. – Верно, Констанца?

Я поняла, что я уже давно не участвую в разговоре. Антону, наверное, это показалось странным. Я тоже не знала, что такое со мной сегодня, меня всё время что-то отвлекало. Вместо того чтобы флиртовать с Антоном и посылать сигналы, я думала о каких-то дурацких вещах. Наверное, потому что на мне не было нижнего белья. Я к этому просто не привыкла. При этом я действительно, действительно хотела произвести на Антона хорошее впечатление.

– Я не могу сказать, что я всякий раз хочу ещё одного ребёнка, когда я высыпаюсь, – торопливо ответила я. – В этом случае у меня бы уже было примерно пятнадцать детей, которые спали бы на многоэтажных кроватях, один над другим. Кёльнский транспорт предоставил бы нам отдельный автобус, чтобы я возила детей в школу. Денег на детей я бы получала примерно столько же, сколько потянет внутренний валовой продукт какой-нибудь развивающейся страны. И мои груди свисали бы до самых колен, а зубов у меня осталось бы только семнадцать, потому что каждая беременность стоит зуба.