Манадзуру
Шрифт:
Рэй стоял позади и каждый раз, когда качели подлетали к нему, их подталкивал.
— Хватит! — взмолилась я. Но Рей только рассмеялся. Его смех был чистым, полным силы.
Если зажмурить глаза, полет чувствуется еще сильнее. Словно я не раскачиваюсь взад — вперед на высоту двух метров, а взмываю в небо и потом падаю обратно на землю.
Если сейчас отпустить цепи, то куда меня выбросит? — возник вопрос в темноте зажмуренных глаз в самой глубине моего сознания.
Каждый раз, когда ладони Рея касались моей спины, я чувствовала, что на землю возвращается только моё тело, а что-то
Открыв глаза, я увидела всё тот же луг, Рэя и Момо, которые так же смотрели на меня. Резко упершись ногами в землю, я остановила качели. Момо опять захлопала в ладоши. Рэй подхватил меня на руки, Момо пришла в еще больший восторг.
Тот же самый луг, осень.
На краю луга расположилась посадочная станция небольшой канатной дороги.
Медленно, словно жуки-носороги, по стальному тросу вдоль гор ползли угловатые кабины фуникулёров.
— Давай прокатимся, — предложил Рэй. Мне не хотелось, но все же поехали. По дороге была остановка, все остальные пассажиры, кроме нас с Рэем, вышли. Мы остались вдвоем в автоматически управляемой кабине, только голос, звучащий из микрофона, нарушал тишину.
На следующей станции фуникулёр остановился. Голосовое сопровождение резко оборвалось, судя по всему, возникла какая-то поломка, но Рэй продолжал спокойно любоваться пейзажем из окна.
— Давай выйдем и опустим кабину, — внезапно предложил Рэй.
— Не получится, — начала твердить я, а про себя подумала, что все происходящее вокруг похоже на сон. Но если это действительно сон, то можно и в самом деле опустить кабину.
Мы вышли на платформу, обдуваемую со всех сторон ветрами, и нажали на кнопку экстренной посадки. Кабинка начала медленно опускаться вниз. Ударившись дном о покатую поверхность склона, он со скрипом грузно осел.
— Рэй, мне страшно. Почему мы с тобой оказались здесь? — спросила я.
— Такое бывает, если просто живёшь, — ответил Рэй.
Порывы ветра почти сбивали с ног. Хоть это и сон, я ощущала всем телом эти холодные удары.
Далеко внизу виднелся осенний луг. Я обняла Рэя. Вчера, когда я вешала на плечики пиджак только что вернувшегося с работы мужа, мне странным образом привиделся стальной блеск изуродованной груды металла и разбросанных повсюду болтов от этого самого развалившегося фуникулёра.
— Когда живешь, такое, наверное, иногда происходит.
— Это, точно. Даже лучше сказать, часто происходит, — отозвался на мои слова Рэй. Осенний ветер трепал наши волосы. Обдумывая планы на вечер, я с нетерпением ждала, когда к нам поднимется следующая кабинка.
Тот же луг, но вокруг уже не весна и не осень, а закат лета.
Я упрекала его. За ту женщину. Женщину с родинкой на шее.
Рэй молчал. Даже не пытался сказать что-нибудь в свое оправдание. Мне стало не по себе, я внимательно вгляделась в его лицо, но оно потеряло всякое выражение.
Рядом со мной было только тело Рэя — сосуд, в самой глубине которого был спрятан мой, настоящий Рэй.
Я ударила его по щеке. Рэй побледнел, но не промолвил ни слова.
— Она не виновата, — немного погодя, проронил он.
—
Ты меня больше не любишь? — спросила я.— Любить, — задумчиво прошептал он, — мне не знакомо это слово.
Я вздрогнула.
В один момент все то, что говорил мне Рэй раньше, перевернулось и обрело совсем другой смысл.
Я стала цепляться за Рэя в попытке обнять.
Он не оттолкнул меня, только едва уловимо отшатнулся.
Я думала, что наша семья, мы трое: я, Рэй и Момо — стали одним целым, что границы между нашими телами стерлись, что мы проникли и растворились друг в друге.
На лугу на закате лета тело Рэя вытолкнуло меня из себя. Даже почувствовав это, я продолжала цепляться за него. Приблизив губы к самому уху, я шептала: «Не уходи». Он легко обнял меня. Его тело приблизилось ко мне, но мне показалось, что оно стало еще дальше. Он обнимал меня, но в его объятиях я вдруг почувствовала невыразимое одиночество.
— Я не позволю тебе уйти! — закричала я. Рэй сильнее прижал меня к себе, как капризного ребенка.
И вдруг мое сознание помутилось. В голову ударила мысль, что будь у меня сейчас в руках нож, я бы всадила в это тело его острое лезвие.
Брызнувшая фонтаном кровь залила бы меня с головы до ног, а я, дождавшись, когда последняя капля упадёт на землю, сжала бы в объятьях его безжизненное тело, уткнувшись лицом в бездыханную грудь.
Рэй спокойно смотрел на меня.
Плакать сил не было. Я ловила его взгляд, я безумно хотела Рэя.
— Я не должна была его любить, — подумала я. — Лучше бы ничего этого не было.
Взгляд Рэя ранил меня. Я ощутила боль и в то же время радость. Было так грустно, так одиноко, а вместе с тем радостно.
— Рэй, — позвала я.
— Кэй, — произнес он моё имя.
Над полем на закате лета висели комариные тучи.
До автобуса десять минут. Съежившись, я сидела на лавке рядом с пляжем Манадзуру, вокруг клубились комары.
Мелькнула огромная тень. Я посмотрела вверх, это птица пролетела мимо. Белые крылья с шумом рассекали воздух.
— Цапля, — произнесла я вслух, и тело, будто прилипшее к скамье, немного расслабилось. Цапля скрылась за вершинами гор. Я посмотрела на время. Короткая и длинная стрелки застыли на времени в десяти минутах до прихода автобуса. Хотя секундная стрелка исправно продолжала двигаться.
Цапля вернулась обратно, но уже вместе с другой. Одна уселась на крышу дома, стоящего у подножья горы. Вторая, покружив в поисках места приземления, выбрала крышу соседнего дома, опустилась и застыла в неподвижной позе, чуть согнув в коленях длинные ноги.
Черепица на крыше почти вся облупилась. Щели между уцелевшими пластинами заполнил мох, тут же расползся мискант, как бы сшивая мшистые островки между собой. Обветшавшие ставни окон наполовину вывалились из рам.
Лет через десять заброшенные дома становятся царством холода и пустоты, но потом, когда проходит еще больше времени, они превращаются в живые существа. Через трещины в стеклах, не прикрытых ставнями окон, внутрь дома вползли стебли дикого плюща. Почти все листья на нем пожухли и приобрели коричневый цвет, но под ними уже начала пробиваться свежая зелень.