Манагер
Шрифт:
Я надел на угрюмых подростков ошейники, дал им в руки поводки, с наказом не запутаться в них и велел спускаться вниз. Выругался — девчонка посветлее запуталась в длинных штанинах и упала на пол, прямо в лужу крови несчастной девушки, которую я снял с кола. Ее вырвало, и она еще минуту с ужасом вытирала о себя испачканную кровью руку.
Я выругался еще раз, подошел к ней и сказал второй девушке:
— Подними ее штанины — я их обрежу! Давай, давай быстрее шевелись! Я не могу одной рукой сделать это самостоятельно! Шевелитесь, мокрые кураки! Рассвет скоро, не дай боги, нас тут застанут! Смерть всем будет!
Подстегнутые моими криками, подростки
Внизу ребята вытаращили глаза на десятки трупов в различных позах, уложенных мной на пол, а потом увидели мертвого Амунга с перебитой гортанью и лужей крови под ним.
Брюнетка подошла ближе, всмотрелась, плюнула ему в лицо и стала пинать его тушу ногами, с рыданиями выкрикивая:
— Сестра! Несчастная Маруга! Тварь! Тварь! Тварь! — Она обернулась ко мне и сквозь рыдания сказала: — Сестра моя, она была на колу… он еще ее мучил весь вечер, а потом на кол посадил! Тварь!
У меня запершило в горле, я прокашлялся и сказал:
— Все, кончился он, забудьте! Отойдите к двери, сейчас тут будет жарко!
Вырвав из жирных рук работорговца ножны от своего меча, я вставил в них клинок и заткнул за пояс, потом взял несколько кувшинов со спиртным и расплескал вокруг, поверх ранее разлитого масла.
Сняв со стены светильник, я бросил его на кучу покрывал и подушек, пропитанных адской горючей смесью, — полыхнуло голубое жаркое пламя, затем закоптило загоревшееся масло, и мы выбежали из дома во двор, спасаясь от жара.
Сбежав, я оглянулся — в окнах здания мелькали языки пламени, и уже потянулся черный жирный дым. Подумалось: «Трупы сами сработают, как поленья, когда разогреются хорошенько — настоящий крематорий будет. Надо быстрее бежать — скоро появится стража, обязательно сообщат, что в особняке Амунга пожар».
Схватив поводки, я быстро вышел из ворот, ведя подростков за собой.
На улице уже светало, луна почти исчезла, и в воздухе висел серый предрассветный сумрак. На горизонте появилась светлая полоска, знаменующая скорое наступление дня и приближение опасности.
Мы быстро шли по булыжной мостовой вниз по улице, ускоряя и ускоряя шаг, чтоб уйти как можно дальше от загоревшегося дома Амунга. Навстречу пока никто не попался, но была опасность, что вот-вот улицы начнут заполняться народом, и тогда, чем быстрее мы покинем окрестности пожара, тем безопаснее для нас.
Если все пройдет, как я спланировал, этот пожар примут за разборки бандитских группировок. Например, Саркол наехал или еще кто-то другой. Никто не сможет подумать на какого-то акому, не криминального авторитета, не главаря какой-то группировки… за исключением того же Саркола. Он точно все поймет. Надеюсь, не предпримет никаких военных действий — в противном случае нам туго придется.
Но нет, слава богам, до дома купца мы дошли без приключений.
Я пнул дверь, и она распахнулась через секунду — похоже, меня тут ждали, не ложились спать. Я перешагнул через порог, ведя за собой группу моих «собачек», и на шею мне бросилась заплаканная Рила:
— Вернулся! А мы тут уже оплакиваем тебя, думали, погиб! И готовимся к обороне.
Только сейчас я заметил, что столовая заполнена всевозможным оружием — мечами, щитами, только луков не хватало.
С досадой я вспомнил, что забыл захватить из дома Амунга хотя бы один из тех мощных луков, которыми славился Арканак. Да что говорить, я даже не удосужился обшарить
трупы, по всегдашней привычке — как-то даже и мысли этой не возникло, только и думал, как побыстрее оттуда убраться, чтоб ни одной лишней минуты не оставаться в проклятом доме. Вздохнул: может, и к лучшему, что я не взял ничего из этого вертепа, гори оно там все огнем! Эти проклятые деньги, нажитые на горе людей, не принесут они счастья.Рила только сейчас обратила внимание на необычную группу в ошейниках, боязливо съежившуюся позади меня.
— Это еще что такое? Откуда взялись? О, боги! Ман, ты что, взялся всех уличных бродяг собирать к нам в дом? Где ты взял этих рабов?
— Потом расскажу, — устало ответил я. — Накорми их, пусть вымоются. Они натерпелись… Я все расскажу. Сейчас пойду приму ванну, сменю одежду и расскажу. Вы как тут без меня? Никто не появлялся из врагов? Не лезли к вам?
— Нет, не лезли, — уже успокоившись, ответила Рила. — Мы с Рункадом и Миракой всю ночь дежурили. Он молодец — все время ходил, смотрел, на улице стерег, чтобы сразу предупредить, если что. Дельный парень.
Дельный парень, сидевший молча на стуле с торца стола, покраснел от удовольствия и потупил глаза:
— Я обещать, я всегда выполнять, когда обещать! — И тут же покраснел еще больше, видимо вспомнив, как он обокрал своего папашу и сбежал из дома. Это деяние совсем не тянуло на доблесть…
— Рила, пошли, поможешь мне помыться. У меня сил уже нет, одной здоровой рукой трудно.
— Конечно, конечно, пошли! — заторопилась Рила. — Мирака, сними ты с них эти дурацкие ошейники и усади за стол! Покорми их, налей отвара, а я пойду Мана отмывать.
Мы прошли с девушкой в ванную комнату, я снял меч, сбросил всю одежду и встал под струю прохладной воды, текущей из трубы.
За ночь вода, нагретая солнцем, слегка остыла, и я с наслаждением ловил лицом живительную струю. Про себя я по привычке повторял бабушкино заклинание, которому она меня научила. «Внучек, — говорила она, — меня еще моя бабушка учила. Вот ты льешь на себя воду, а сам приговаривай: „С меня вода, с меня худоба!“ — и если кто-то на тебя напустил порчу или коснулось тебя зло, все текучая вода и смоет!»
Теперь я с улыбкой вспоминал ее слова и повторял ее простое, незатейливое заклинание, чтобы смыть грязь и страшное зло, которого я коснулся в особняке Амунга. При воспоминании о том, что я его убил, кроме удовлетворения от хорошо выполненной работы, у меня не возникало никакого чувства.
Рила терла меня, мылила и причитала — до сих пор были видны следы тяжелых ран, которые я получил в драке с бандитами Амунга, они еще не успели до конца затянуться.
Девушка обтерла меня полотенцем, как ребенка, и, не одеваясь, я прошел в ее спальню, подошел к кровати и с размаху плюхнулся навзничь, как подрубленное дерево, тотчас вырубившись. Событий за эти сутки было столько, что хватило бы на несколько жизней. Даже для моего модифицированного организма нагрузка была запредельной.
Я спал так, что уже не слышал и не чувствовал, как Рила накрывала меня одеялом, как легла рядом, обняв и гладя по спине, — это она уже потом мне сама рассказала. Я лежал плотно, как бревно на лесоповале, и мне было совершенно наплевать, что рядом обнаженная красотка. Как говорил один грузин: «Нэ дай бог так проголодацца!»
Мне снилось, что на меня напали работорговцы и, схватив за руки, пробуют меня зажать. Я отбиваюсь, пытаюсь их отбросить — но никак, силы меня покинули. Последним усилием я размахиваюсь и-и-и… просыпаюсь.