Маневры 4

Спрыгнув на берег, они первым делом зарядили гранатомет, а уж после, под прикрытием остальных ребят полезли наверх на край обрыва. Осторожно выглянув и не увидев никакой угрозы, гранатометчик кинул трубу на плечо, приник к оптическому прицелу и замер на пару—тройку секунд — негромкий хлопок и через долю секунды, на левом борту переднего танка, в облаке поднятой пыли, сопровождаемый разрывом зажегся большой бенгальский огонь, разбрызгивая вокруг раскаленные до бела капли крупповской брони, еще миг, и весь корпус окутался густым серым дымом…

— Все, спекся!!! — радостно прокомментировал это дело Бессонов.

Дальше все произошло стремительно. Уцелевшие немецкие танки неожиданно развернулись все вдруг, и взревев моторами на максимальных оборотах рванули по обочине высокой насыпи со стороны реки. Мне подумалось, что всё!…Ушли, вырвались… Но напротив последнего подбитого танка край насыпи подступал так близко, что разъехаться невозможно. Это же, спустя мгновение увидел и немецкий мехвод, очень резко затормозив. Поднятая при этом пыль сыграла с ним злую шутку — следующий за ним танк, со всего маха врезался и столкнул на крутой склон дорожной насыпи. Не имея под правой гусеницей опоры, бронированная машина сначала завалилась на бок, её борт не найдя опоры посунулся дальше и танк стал на башню. Вид гусениц представлял жуткое зрелище — где рука прилипла, где кусок черепа. Страшно…

Несмотря на увиденное я обрадовался — попались с-суки!!! А спустя мгновение у меня отвисла челюсть — предпоследний немецкий танк как по мосту прошел правой гусеницей по днищу перевернувшийся машины, его двигатель звенел на небывало высокой ноте. Мне показалось еще миг и она оборвется… Он уходили быстро, непредсказуемо маневрируя, постоянно скрываясь за складками местности, и снова показываясь на несколько секунд.

БТР взбирался по крутому склону, подминая лещину и ломая стволы случайных березок. С дороги сержант открыл огонь из КПВТ короткими, скупыми очередями, по три—четыре патрона. После четвертой один из танков потерял правую гусеницу и крутанувшись застыл, подставив борт. Сержант уже не спеша всадил в кормовую часть пару коротких очередей. Из немецкого танка вырвался дым, а за ним и пламя. Из люков почти одновременно выскочили три фашиста. Заговорил молчавший до того пулемет ПКТ. Три коротких очереди и два неподвижных тела в черной униформе упали с брони на землю. Третий танкист успел спрыгнуть с танка и драпанул к спасительной насыпи. Длинной очередью, сержант успел срезать бегущего немца. Тот сделал еще два-три шага, споткнулся, упал и завертелся волчком на земле…

Несколько раз по рации прозвучал тональный вызов, а после, несмотря на помехи разборчивый голос сержанта:

— Лейтенант, где второй?

— Последний раз видел на восемь часов, четыреста у подножия холма, как понял? Прием!

— Понял лейтенант, у холма!

В ТЗК отлично было видно как сержант развернул башню влево. Я тоже довернул трубу левее, продолжив высматривать где появится танк.

Сначала ничего не было видно, но тут из-за гребня холма показалась его башня с номером 11. Он выскочил на холм, выстрелил с ходу в направлении БТРа и, увидев, что остался один на один, резко свернул в сторону и начал быстро уходить за холм.

— Сержант! Не выпускай гада! Полный вперед! Обороты, обороты давай!

БТР подвернул немного влево и, взревев моторами, рванул вперед.

— Гони, гони, родимый!

Немец тем временем уходил от холма по прямой, через скошенный луг, к линии железной дороги, рассчитывая за ней укрыться. Ревя двигателями и не разбирая дороги мчалась за уходящим противником «семидесятка». Выскочив на холм, сержант увидел немца метрах в пятистах от себя, приближающегося к насыпи.

Все мы застыли в ожидании выстрелов. Несколько секунд показались вечностью, пауза затянулась.

— Почему он не стреляет, товарищ лейтенант? Ведь сейчас за насыпь уйдет! — Взволнованно спросил Бессонов.

— Почему, почему… Потому! Он, гад дисциплинированный, по колее идет, вот там—то… — в этот момент танк подъехал к насыпи и, взбираясь на нее, задрал нос вверх, подставив крышу, — Очередь! И глаз мой отметил кучное попадание в крышу моторного отделения, танк по инерции поднялся еще на метр и, не успев перевалиться за насыпь, скатился назад…

…Это был второй тяжелый день долгой войны. Вермахт и люфтваффе сильны, сильны не только своей техникой и военным престижем, но сильны еще и нашим незнанием, нашей неопытностью. У некоторых солдат, в прямом смысле тряслись поджилки: люди боялись, потому что просто не знали, что надо делать. Я понимал, что нужно обязательно выиграть первый бой, пусть маленький, нанести хотя бы незначительный урон врагу. Это было крайне необходимо для сплочения нашего отряда.

Глава 14

Предыдущий фрагмент

И, в подтверждение над головой послышался шелест снарядов. Я представил как снаряд опускается к цели, неся в себе мощную взрывчатку и от этого у меня моментально захолонуло в груди. Мозг отметил как рядом замолкли связисты дивизиона, перестал двигаться карандаш топографа на специальном планшете. Сделан он был из фанеры, наподобие чертежной доски, на которую прикреплен лист карты масштаба 1:25000. У нас применялся другой. Хоть и закончил зенитное училище, но поработать на ПУО-9М пришлось не раз. От воспоминаний отвлек голос связиста:

— Недолет…

Лейтенант Скороходов

При первых разрывах немцы, как горох посыпались с машин и бронетранспортеров, некоторые из машин сразу загорелись от прямых попаданий. Колонна в замешательстве останавливается. Из-за горящих машин немцы пытаются рывком выйти из-под огня. Много техники горит, в небо поднимаются чадящие столбы дыма. Что-то сильно рвануло и затрещали гроздьями выстрелы: «Наверное, патроны?». В одной из машин сдетонировали снаряды, она взлетела в воздух медленно переворачиваясь, потом еще в одной рванули, скорее всего, мины. В центре колонны попытался открыть огонь один из танков — вспыхнул. Подул сильный ветер и смрадное облако дыма постепенно закрыло западный конец колонны.

В котловине опадают фонтаны земли от разрывов, один… другой… четвертый… еще четыре. Капитан оглядел притихших у приборов людей, и снова приник к стереотрубе.

— Продолжать наблюдение… мест не оставлять, — он довернул стереотрубу.

Дым тем временем сгущался. Грохотали разрывы непрерывно, очередь за очередью. Оседает пыль на куполе топографического зонта.

— Ориентир номер три, — выкрикнул разведчик, — вправо двенадцать… мотопехота…

Комдив не отрывался от окуляров.

— Синица… Сорока… Сойка… внимание… ИЗО Тигр… шесть снарядов… беглый… — он протянул руку в сторону, где телефонисты передавали команды. — Огонь!

Медленно прошли томительные секуды. С тыла, издали, стали доноситься орудийные выстрелы.

Я опять принялся наблюдать. Скопление мотопехоты кучно накрыло серией разрывов.

Другой артразведчик выкрикнул:

— Ориентир три…

Не успев договорить, докладывает:

— Цель поражена самоходной батареей!

Повернувшись ко мне, капитан задает вопрос:

— Знаете насколько повышается боевая ценность батареи, если ею командует настоящий командир?

— Эффективность огня выше, соответствует, быть может, восьми орудиям.

Капитан отстраняется от прибора наблюдения:

— Значительно выше… двенадцати, товарищ лейтенант! Целый дивизион… понимаете? Я заметил, что эта батарея шестиорудийная, значит восемнадцати орудиям — почти полк! Уверен что батарея на хорошем счету.

Закончив говорить, он коснулся линейкой топографа, работавшего на планшете.