Манок на рябчика
Шрифт:
– Очень смешно… – фыркнула Аня.
– Даже не представляешь, Витя. Хорошо, меня не было… Валька-то жива, а эта на мать даже смотреть не может, вот сюда прилетела дней десять назад.
– Ну, Николай Эдуардович! Чего вы раньше-то молчали!
– Вот я и говорю… Повлияй… Она там… в бильярд играет.
Коля вяло махнул рукой в направлении бильярдной.
Аня вскочила, не допив чай, и шагнула в направлении его руки.
– Вот оно, дурное влияние… Только, Анюта, не шибко там удивляйся… У нас там ухажер. Одиннадцать лет…
– Что одиннадцать лет? В возрасте разница?
– От роду одиннадцать лет.
– Шутите? Как же он играет
– Вот иди и погляди – с приступочкой или без приступочки…
Аня проворно упорхнула в сторону бильярдной, а Монахов словно прилип к стулу, отяжелев после приема пищи. Он совсем не хотел вставать.
– Вот такая Кострома, брат, – глубокомысленно вздохнул Баранов.
– Никола, только не скажи, что тебя всё это так уж сильно напрягает…
– Не скажу. Съемка удачно идет. От безделья маюсь, Вить, третий день, Ульянцева жду. Но завтра утром прилетает. А послезавтра с утра на Тархан-кут, на недельку примерно… Компанию составите?
– Не, Коль, я пас. Я это всё видел и неоднократно. В моих дебильных планах простой незатейливый отдых. И Анька тоже пусть лежит, пусть жрёт, зад пусть наедает, а то как велосипед.
– Так… Виктор. Ты на детей давай не греши. Девки у нас удались, слава богу. Давай-ка, братец-кролик, пройдем-ка в местный бар. Очень достойное заведение, на свежем воздухе. Там поговорим, обсудим…
– Начинается!..
– Поверь, Витюша, старшему товарищу: когда это кончится, значит, ты умер.
Баранов говорил вполне убедительно, настроение прекрасное, а когда человек сыт, то и накатить чуточку не помешает. – Ладно, Николенька, пойдем. Пропустим. Посплетничаем.
– В такой замечательный вечер, Витюша, нужно пить именно хороший коньяк. Сейчас ты это прочувствуешь.
Коля держал в ладони пузатый коньячный бокал. Красиво держал, словно ласкал. Его приятный густой бас убеждал даже Монахова, не большого поклонника коньяка.
– Кстати, насчет незатейливого, как ты выразился, отдыха, – наставительно говорил Баранов, – ты когда-нибудь лежал на пляжу две недели кряду? Я сразу отвечу: не лежал. А вот я лежал в позапрошлом году в Испании. Да еще с Валюшкой со своей. Ну, день-два это еще можно вытерпеть. И дело не в Валюшке – она не раздражает. Но присутствует… А будь я на Брянщине иль на Смоленщине… Понимаешь, о чем я говорю? Понимаешь… А я был в Испании, с женой, языковый барьер, и то разбирает, как Савраску. Но там хоть жена под боком. А ты холостой мужик, у себя, можно сказать, на Родине… И неужели ты, Витя, грешным делом не захочешь скоротать вечерок с прекрасной дамой у Черного моря? Захочешь, брат, не возражай. И куда ты денешь свою красавицу дочку? Ну, допустим, ты перевоплотился на две недельки в Железного Феликса. Будешь возить дочь на экскурсии и рассказывать ей вечерами всякие поучительные истории. Учти, у нее кавалер появится уже завтра. Вот она тебя, папашу, возненавидит-то! Чего ты, скажет, козел старый, не женишься! Что ты меня всё время опекаешь!
От этих слов содержимое бокала резко опрокинулось внутрь монаховского организма, он слегка поморщился.
– Сказала уже… Не далее как полтора часа назад.
– Ну вот! – Коля широко развел руками. – Что и требовалось доказать. Понял? И если Анька узнает, а она уже знает, что мы едем в красивое место, где она могла бы побыть в обществе подружки, поплавать с аквалангом, посмотреть подводный мир, под чутким руководством инструкторов и меня, конечно… И на съемках у меня никаких
возлияний! Это ты знаешь…– Ты, конечно, хитер, братишка Думпси, но я уже понял, куда ты клонишь.
– Ты от вопроса-то не уходи, хотя куда ты денешься…
– Денусь, Коля. Анька устала, понимаешь, вот просто по-человечески устала. Тяжелый институт, первый курс…
– Понимаю… Только они уже в бильярдной всё обсудили. Лорка даже своего юного ухажера берет. Одиннадцать лет мальчику, а мама его отпускает.
– При чем тут мальчик, Коля?
– Может, мальчик и ни при чем, но не отпустишь – устанешь сам…
Вот тут Монахов, пожалуй, согласился.
– Так я тебя убедил или нет?
– Вот что мне тебе сказать, Коля… Конечно, не убедил… Но уломал, потому что ты прав, как всегда… А как ты красиво начал… Женщины! Брянщина, Смоленщина… Но только на неделю! Никаких задержек! И чтоб там они не голодали, я тебя очень прошу.
– Задержек не будет – контракт жесткий, а с питанием можешь быть спокоен…
Целебная влага в виде коньяка подействовала на организм вполне благотворно, но по мере проникновения алкоголя в кровь Анькин вопрос о женитьбе снова начинал сверлить мозг. «Неправильно всё это. Неспроста. Что-то здесь не так. А что не так? Всё как раз именно так. Девочка выросла без мамы и ни разу не спрашивала про нее. Может быть, не спрашивала у меня? А Костя, Лена, Настя… У них она могла спрашивать. Но я бы тогда об этом знал. Кто-нибудь обязательно проговорился бы. Нет, пусть поплавает, действительно, с аквалангом… Успокоится…»
– Коля… Скажи мне честно… Как ты думаешь тяжело: девчонке без матери?
Баранов сразу не ответил. Он наполнил опустевший бокальчик товарища, потом сделал какие-то странные движения пальцами левой руки.
– Я не девчонка… И мама у меня есть… И у Лорки есть… Но, думаю, нелегко, конечно…
– Да… А я об этом не думал… И даже появись у меня жена, она бы не стала Ане матерью. Может, я дебил, Коля?
– Вить, ты меня прости, может быть, я крайне неделикатен сейчас, но мы тут вдвоем с тобой, никто не слышит… У нее же есть мама?
– Нет у нее мамы.
– Тогда – дебил… Но ты сам напросился. У нас дети без мамов пока не рождаются. Без папов еще могут, а вот… Ай, ладно, не хочешь – не говори… Но учти: слухами полнится земля, дойдет и до Аньки рано или поздно.
– Какими еще слухами?!
Монахов совсем не предполагал, что о нем ходят какие-то слухи.
– Такими простыми человеческими слухами. Ты же прессу не балуешь личной жизнью.
– А я не хочу никого посвящать в свою личную жизнь.
– У вас это семейное, кстати. Твой покойный батюшка тоже вас всех оберегал, как мог.
– И правильно делал!
– Да я ж не спорю! Вить! Ты еще подумай, что я тебя осуждаю тут!
– Коля, дорогой, вот на тебя я точно не думаю…
– Слава те… Но во Франции-то ты шесть лет работал? Работал. Из Франции приехал с кем? С ребенком. Без жены. Вырастил Аню один. Вот о загадочной её маме-француженке и слухи. Был бы я сейчас трезв, я не стал бы поднимать эту тему, но ты сам первый начал… А поскольку я не совсем трезв, я тебе скажу больше… В начале мая я общался с нашей небезызвестной мадам Ломбер. Приехала с Каннского фестиваля… Изабелла Марковна рассказала мне лично, что, будучи в Каннах, общалась с французами, и зашел разговор о твоей персоне, и некая дама очень подробно расспрашивала о тебе, о тебе лично, с пристрастием. Цитирую Марковну: «Ее глаза выдали мне всё. Я всё прекрасно поняла…»