Манон, или Жизнь
Шрифт:
Фонтан журчит рахат-лукумовой сладкой водицей. У стены растут припудренные пылью крапивы в тошнотворных солнечных пятнах. Дует свежий жаркий ветерок. В городе все остекленело от жары. Желтое небо начинает темнеть и выгибаться, тени текут вспять.
Blue skies… nothing but blue skies…
– Рэн, ты нам нужен не убегай, надо посовещаться насчет Viveeeeedii!
Ненавижу совещания. Компания Vivedii пятнадцатый год беспрерывно кого-нибудь поглощает, давится, поперхивается, но поглощает. Как чайка на морском берегу жрет огромный кусок какой-нибудь
– Зачем связываться сейчас с Vivedii? Что мы получаем? Транзакционные издержки и высокие риски. А что отдаем? Много денег отдаем.
– А давайте вообще не будем ни с кем связываться, и весь отдел облигаций на фиг уволим.
Ненавижу совещания.
– Рэн, что с тобой, ты сегодня какой-то весь дерганый.
На заседаниях каждый то и дело что-нибудь говорит.
– Харт имеет в виду, что сейчас можно передохнуть и заняться другими вещами. Например, есть розничные пенсионные программы.
Примерно раз в семь минут наступает моя очередь открывать рот, поэтому все время приходится следить за разговором.
– И что мы рознице предложим? Государственные облигации?
Ненавижу розницу. Ненавижу государственные облигации.
Ненавижу читать балансы.
Люблю читать Сенеку.
– Они такие ликвидные.
Облигации Vivedii – это как старинная игра в «огонек», когда поджигают палочку и передают друг другу – у кого последняя протухнет. Третий директор подряд попадает в тюрьму за подделку балансов.
– Давайте попробуем.
– Мы уже пробовали.
– Давайте попробуем еще раз.
Я говорил, что будет дождь. Местный варварский климат мне, легионеру империи, хорошо известен. И вот пожалуйста: гроза идет с Висбадена. Новости: Trenitalia сменила поставщика. Bank Leu отказывается выдать имена клиентов, затребованных американской Комиссией по ценным бумагам и биржам.
– Рынок недвижимости Франции во втором квартале…
Тут раздается первый удар грома.
– Ну вот, как новости, так какие-то проблемы на сервере.
– Глючит и тормозит.
– Ему давно пора в отставку.
Манон стоит в дверях, широко распахнув глаза.
– А еще слияние с Лондоном затеяли.
– Ненавижу, когда техника глючит.
– Фригидная тварь.
– Что происходит-то вообще?
– Да сервер опять, какие-то проблемы.
– Бури, шумы в эфире.
– Банановые чипсы на терминал рассыпали.
Манон подходит к окну и с восторгом смотрит на ливень, который вдруг хлынул стеной.
– Не темни, Рэн, там что-то происходит, мы хотим знать, что там происходит.
– Там ничего не происходит, там просто какая-то опять техническая проблема, вы что, забыли, что ли, так уже было.
– Я обожаю тебя, маленькая сволочь, обожаю, только сделай побыстрее и погромче.
– Не так убыточно, как обидно.
За окном моросит дождь, но уже не темно. Странный желтый свет разливается по небу и по домам. Течет в оливковые сладковатые лужи.
– Привет, народ, у вас тоже?
– Мне уже клиенты звонят.
– Да расслабьтесь вы, – говорю. – Вике, где папка по Vivedii, по прошлогоднему выпуску?
– Сервер просрался?
– Сервер в порядке. А вот я – в жопе.
Захожу в туалет и плещу на лицо водой из-под крана.
Холодная вода заливает мне уши, ломит лоб. Я начинаю опасную жизнь.
Вике
и Кнабе вытаскивают меня из туалета и добиваются моего внимания.Кнабе говорит:
– Короче, Рэн, мы о подарке Эрику.
– Ты знаешь, что Эрик любит эти штуки. Троглодитов.
– Трилобитов.
– Да, да, вот этих вот тараканов. Рэн, будет лучше, если ты сам поедешь сегодня и купишь… Мы тебя прикроем.
– Прямо сейчас?
– Можно позже. Просто сегодня ты мне их должен отдать, чтобы завтра получился сюрприз.
– Открывает Эрик Харт коробочку, а там окаменелый таракан, – ухмыляется Кнабе. – Как у Гая Риччи в «Револьвере»: «Будет радость».
Вике:
– Рэн?
– Хорошо. Но за это я потребую от вас массу мелких услуг.
На дворе мокро. Солнце уже пробивается сквозь тучи. Плоское поле стоянки залито водой. Беру дворник в руку и сгоняю воду с лобового стекла машины.
Когда я вижу Манон, уже поздно что-либо предпринимать. Она распахивает дверцу и садится рядом.
– Клевая тачка, – говорит Манон. – Можно я поеду с тобой?
– Со мной? Хорошо, поехали. Только ни звука Эрику.
– А кто такой Эрик?
– Я имею в виду нашего генерального директора. У него день рождения, я еду покупать ему трилобитов в подарок.
Мы выруливаем со стоянки. Июньский вечер, на лавочке сидят подростки, солнце и небо, парк и трава, когда мы выруливаем со стоянки и едем по улице.
– Рэнди, – говорит Манон. – Слушай меня внимательно, Рэнди: мы с тобой сейчас уедем из этого города и больше никогда сюда не вернемся.
– Что ты имеешь в виду?
Ярко-синее небо блестит, будто грозы и не было. Мокрые улицы блестят. Солнце заходит. Закат разгорается на золотых медных тарелках, на трубах, в окнах Трианона. Белым огнем текут воды реки. Пробкой это, пожалуй, не назовешь, но и простором тоже. Мельтешение, гуща. Питательная среда.
– Что ты имеешь в виду?
Все, дальше ехать некуда. Впереди автострада.
– Ну, вперед, – подбадривает Манон.
Три, четыре:
Ты не застегнул ширинку,
не зашнуровал ботинки,
Ты не допил свой кофе, ты не
вышел из пары десятков сделок
ты не проверил почту и аську
там сообщение от твоей герлфройндин
оно мяукает
оно прыгает
оно хохочет и говорит:
«о-оу!»
Ты забыл на столе свою сумку
из нее
сыплется
всякаярунда
Ты вообще
ничего не
выключил
Ты вообще ни
скемнепопро
щался
Ты поехал покупать
шефу трилобитов
Ты поехал покупать
шефу трилобитов
а уехал навсегда
Не дождется шеф трилобитов твоих!
и пусть твоя аська мигает и хохочет,
и почта плывет черно-зеленой лентой,
и кофе остынет, прокиснет, засохнет,
и пусть зарастает все то, что было,
плавленым сырком!
плавленым сырком
пусть заволакивает —
уже никто его
не оплакивает,
а паттамушшта,
а паттамушшта
тебя не будет здесь
больше никогда!
никогда, никогда
никогда
больше!
Никогда, никогда,
никогда
Боль-
ше!
ты поехал покупать
шефу трилобитов,
а уехал навсегда!
а уехал навсегда!