Мануэла

Словно от толчка, девушка вдруг открыла глаза, увидела склоненное над ней лицо незнакомой дамы и испуганно прижалась к дверям. Она привыкла к тому, что ее прогоняли богатые люди, приказав прислуге подать ей что-нибудь. Случалось и так, что доставались ей лишь презрительные слова. Больше всего девушку поразил и испугал не сам факт появления этой красивой и богатой сеньоры, не перспектива подниматься и двигаться по дождю в ночь. В том, что ее так или иначе попросят покинуть это место, она не сомневалась. Хорошо уже то, что она успела немного подремать и отдохнуть. Ей даже казалось, что стало теплее. Но больше всего поразил девушку огромный камень на перстне, надетом поверх тонкой белой перчатки.

Сеньора неожиданно помогла девушке встать, взяв ее за руку. Та молча подчинилась. Ей было все равно, что с ней сделают, сознание было затуманено болезнью. Рука богатой сеньоры уверенно приподняла ее голову за подбородок, повернув сначала в одну, потом в другую сторону. Мадам внимательно изучала лицо девушки. Оно понравилось ей. Потом сеньора заметила, что незнакомка руками поддерживает свой большой живот. Она приложила и свою руку к ее животу, поняв, что девушка беременна и время родов вот-вот наступит. Что-то заставило сеньору улыбнуться.

— В тот день она получила впервые за многие месяцы не только кров и тарелку горячей пищи, а гораздо больше, — раздался с кровати немного хрипловатый голос мадам Герреро. — Ей не пришлось больше думать о том, как не умереть с голоду, и не пришлось искать на каждую ночь пристанище. Она стала жить нормально, как и подобает человеку.

— За все, что она получала, девушка должна была платить честным трудом, — дополнила Бернарда. — Бесплатно ей ничего не давали.

— А что случилось с ее сыном? — спросила Исабель. — Как поступили с ним, когда он появился на свет? Что стало с ним?

— Сын? — Бернарда, услышав вопрос Исабель, вдруг словно потеряла дар речи. Лишь несколько мгновений спустя она смогла заговорить вновь. — Вскоре родилось и дитя… — Бернарда бросила взгляд на мадам Герреро, мучительно проглотила комок, стоявший в горле, и едва слышно сказала: — Это была девочка.

— Девочка? — удивилась Исабель. — А я почему-то решила, что у девушки должен был родиться мальчик. Ведь этот ребенок так много страдал еще во чреве матери, и, мне кажется, это смог бы выдержать только будущий мужчина.

— Да, это была девочка, — уже гораздо тверже повторила Бернарда. — Прелестная девочка! — При этих словах Бернарда подняла глаза на сидящую напротив нее Исабель. Этот взгляд перехватила мадам Герреро, внимательно наблюдавшая за развитием событий, и прервала ее.

— Теперь говорить буду я, — сказала она. Голос ее стал до неузнаваемости хриплым, прерывался, в нем не было той всегдашней уверенности, присущей мадам Герреро.

Бернарда всхлипнула, но замолчала, не став возражать.

— Это была прелестная девочка, — с легкой улыбкой на губах заговорила мадам. — Она озарила своим рождением этот большой и грустный дом. У нее не было недостатка ни в чем! Ни в игрушках, ни в праздниках и путешествиях. — Мадам даже не обратила внимания на то, что Бернарда медленно поднялась со своего пуфика и, словно сомнамбула, начала ходить по комнате. — Она училась в самых лучших школах, — продолжила мадам, — у нее было все, что только можно пожелать! — И тут мадам впервые посмотрела в глаза Исабель. — У нее было все для того, чтобы вырасти настоящей принцессой. — Мадам Герреро рассказывала и плакала. Можно было подумать, что речь идет о девушке, которая когда-то умерла. — У нее не было недостатка ни в чем для того, чтобы получить достойное воспитание, принятое в лучших кругах общества. — Она с мольбой смотрела на Исабель, которая внимательно слушала ее, пытаясь разгадать пока не разгаданную тайну ее матери и Бернарды. — Исабель, я только хочу, чтобы ты поняла, что эта девушка, а также сеньора, которая взяла на себя всю заботу о ней, делали все это из самых лучших побуждений…

Бернарда стояла спиной к кровати, словно ее не интересовало то, о чем говорила Исабель мадам Герреро. Но при последних словах мадам плечи Бернарды задрожали. Она рыдала.

— …И с большой любовью, — закончила мысль мадам Герреро.

— Ты говоришь о Бернарде и о себе? — Исабель начинала понимать, какое «непосредственное отношение» имеет к этой истории она. — Мама! — воскликнула она, обращаясь к мадам Герреро. — Скажи мне правду!

Бернарду словно по лицу ударили — так она отреагировала на то, что Исабель после всего услышанного обратилась к мадам, назвав ее мамой.

— Лучше мне умереть прямо сейчас, — рыдала мадам Герреро, откинувшись на подушку и уставясь в потолок, — чем сказать тебе это.

— Скажи мне правду, мама! — вновь воскликнула Исабель, но еще более требовательно.

Бернарда напряженно ждала, что ответит мадам. Во взгляде ее было отчаяние, и все же она надеялась. Она даже перестала плакать.

— Исабель, — простонала мадам Герреро. У нее все же хватило мужества сквозь слезы посмотреть на дочь. — Я не твоя мама! — вдруг выдохнула она и, не выдержав, громко зарыдала.

Они смотрели друг на друга, словно расставались навсегда, обе плакали. Только мадам Герреро делала это более открыто. У Исабель лишь катились по ее прелестным щекам слезинка за слезинкой и дрожал подбородок, как у обиженного ребенка.

— Дочка! — услышала вдруг Исабель у себя за спиной голос Бернарды. — Твоя настоящая мать — я! — И Бернарда присоединилась к двум плачущим женщинам. Теперь они плакали все втроем. В комнате воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь тихими всхлипываниями. Исабель переводила взгляд с одной на другую и не знала, что ей делать.

— Нет! Это неправда! — закричала она, почти с ненавистью глядя на Бернарду. — Вы все это выдумали!

— Но мы же… — начала Бернарда, но, увидев, как смотрит на нее Исабель, которую она впервые за двадцать лет назвала дочерью, замолчала.

— И ты, мама! — обернулась Исабель к мадам Герреро, которая лежала, закрыв лицо ладонями. — Как ты могла позволить?

— Исабель, — воскликнула мадам Герреро, — дочь моя!.. — И она протянула к Исабель свои руки.

— Дочь? — вскочила Исабель. — Так что же, наконец?..

— Исабель, выслушай наши объяснения, — стонала мадам Герреро, продолжая протягивать к ней руки.

— Может, хватит уже объяснений? — Исабель не желала слышать больше никаких историй.

— Исабель, — заговорила Бернарда, — Исабель, постарайся понять причины, которые заставили нас так поступить, ну пожалуйста!

— Нет таких причин, — крикнула Исабель, — которые заставили бы так поступить! Если вы, как утверждаете, моя настоящая мать, тогда почему же не вы воспитывали меня? Почему не вас двадцать лет я называла матерью?