Манул

Однако же Юрий не мог отвести взгляда от шинкаря, от его глубоко горя. Чувствовал кровь на своих руках и вину, легшую тяжкой ношей на его плечи. Смотрел он на сгорбленную фигуру шинкаря и корил себя внутренне, ругал страшными словами.

— Ах, пане помощник охотника, какое все-таки горе! — к Юрию засеменила какая-то баба, держа в руках сверточек. — Никакого спасу нет от этих тварей! Чем же им дите малое не угодило? Сонька же была, словно божий одуванчик, светлая, добрая…

Простодушная замолчала, взглянув в искаженное яростью лицо Юрия.

— Д-да, она была просто ч-чудной… — кое-как выдавил из себя слова Юрий, мысленно желая бабке провалиться, куда подальше в Бездну.

— Ох, что-то я заболталась… Держите, пане помощник охотника, — женщина поспешно раскланялась, сунув пастуху в руки тот самый сверточек. Уходила она быстро, то и дело настороженно оглядываясь и смущенно хлопая глазами натыкаясь на злой взгляд Юрия.

Прав был во всем Лич, предсказав, что не будет парубку счастья за убийство. Опустил Юрий руки, отвернулся, и побрел куда глаза глядят, стиснув что есть мочи сверточек. Хуже вины жгла его та сладкая ложь, что в итоге преподнес он сельчанам. Мол, убил Соньку злой дух, и чуть их с Женсом к Ирриилу раньше времени не отправил…

Хотел поначалу Юрий раскаяться, да только не нашел в себе сил, глядя в людские лица. Он видел по глазам, какую правду они хотели услышать, и убоялся осуждения.

Вышел Юрий к полю, подставив лицо холодному ветру, усевшись на траву. Подтянул под себя ноги, открыв сверточек. Внутри оказалась небольшая булочка — всем на похоронах раздавали по традиции. Вылепленная буквально пару часов назад она еще была горячей, пахнув душистым хлебом и тыквой.

Парень откусил кусочек, не почувствовав вкуса. Потекли по щекам горькие слезы, и встал комом в горле тот кусочек. Прокашлявшись, он отложил булочку, прикрыв глаза.

А открыв, невольно охнул, протерев глаза. Куда только делось давнишнее поле? Он стоял на белоснежной равнине, сплошь поросшей ландышем. Дул легкий ветерок, принося легкий, ненавязчивый запах цветов. Где-то вдали журчал родник, щебетали птицы. И плыли по яркому, голубому небу курчавые белоснежные облака, напоминая выгнанных на пастбище овец…

— Рад тебя видеть.

Юрий обернулся, встретившись взглядом с мужчиной.

Высокий и худой, он был одет в белоснежную строгую хламиду, полностью скрывавшую его тело.

Лицо незнакомец имел приятное, располагающее. Был белокож и высок, с нежно-лазурного цвета глазами, принесшими ассоциации с рассказами о море. Отдельного внимания стоила его роскошная грива огненно-рыжих вьющихся волос, подобно языкам пламени, окутывающая его фигуру. И действительно, приглядевшись, Юрий углядел проскакивавшие то тут, то там огненные искорки.

— Кто вы? Где я? — прошептал юноша тихо.

— Я — Ирриил, не узнал? — мужчина снисходительно улыбнулся, подойдя ближе. — А это мои владения. Долина небесных ландышей — пристанище всех благочестивых душ.

— Никогда не слышал о такой, — прошептал юноша не уверенно. Не мог он поверить, что встретил вживую легендарное божество западных земель. Того, на кого молились целые страны, и за кого отдавали жизни охотники.

В своих фантазиях Юрий представлял себе Ирриила не таким…обычным. Он и предположить не мог, что западный бог так человечен, так близок людям. Лишь смотря в его глаза ему хотелось улыбаться и падать на колени, как перед родным отцом — всепрощающим и таким родным.

— Ну, теперь услышал, — Ирриил подошел вплотную. — Не просто так пригласил тебя я сюда. Слышу смятение в твоем сердце…

— Я убил человека, — прошептал Юрий. Врать не было смысла. Только не ему, и не в этом светлом месте, столь прекрасном, что слепило глаза.

Удивленно вздрогнул Юрий, когда бог, чуть поддавшись вперед приобнял его легонько, за плечи, прошептав на ухо:

– Знаю, все знаю. И прощаю. Ты избавил мир от Лича, и одна человеческая жертва — очень малая цена за этот подвиг.

— Но я ведь убил! А ведь мог, наверное, как-то перехитрить Лича. Чтобы он отпустил ее. У меня был выбор, и я ошибся, — запальчиво прошептал Юрий, пытаясь вырваться из неожиданно стальных объятий божества. Было невыносимо чувствовать спокойно тело его тела, и слышать его приятный тихий голос. Только не ему, согрешившему.

Ирриил только вздохнул, положив свою ладонь на голову пастуха. Провел нежно по запутанным, неровно остриженным патлам, словно отец, успокаивая, баюкая.

— И что бы ты сделал? — последовал его вопрос.

Юрий промолчал. Не знал ответа, но чувствовал, что из любой ситуации можно найти несколько путей решения.

— Что-то бы придумал, — наконец ответил он.

— Глупо сейчас горевать о прошлом, — Ирриил отстранился, заглянув Юрию в глаза. Глаза его потемнели, став светло-серыми. — Ты спас деревню, и это факт. Ты выполнил главную функцию меча ирриила. Разве твой спутник не говорил тебе, что меч ирриила не имеет права колебаться и сожалеть?

— Говорил. Да только я же не меч ирриила… Я ведь простой человек, даже меч в руках держать не умею… — возразил Юрий, опустив плечи.

— Простому человеку не под силу призвать ирриилов свет, — усмехнулся мужчина. — Простому человеку не победить Лича. Ты прирожденный охотник. Меч сам лег тебе в руку для свершения кары. К тебе, а не твоему спутнику. Понимаешь?

Юрий пока не понимал, но невольно зарделся. Приятна была его сердцу похвала и признание бога.

— Ты ведь уже все понял, да? — мужчина отстранился.

Юрий понял. Снизошло на него внезапное озарение. Сам бог отпускает его грехи! Бог говорит, что его дело — правое. Разве имеет он после таких слов право колебаться и думать, что он — недостойный?

— Я все понял! Наша цель — уничтожение зла. А на войне не обойтись без жертв. Я не согрешил — я совершил подвиг! — воскликнул Юрий.

От внезапно нахлынувшего чувства облегчения пастух разрыдался. Теперь уже от счастья. В миг забылось лицо Солохи и прошлые желания, побледнела вся прошлая жизнь. Такой глупой и бессмысленной в тот момент показалась она Юрию. Ведь он, наконец, нашел свой путь.

— Спасибо тебе… Не было у меня отца, не знал я его ласки. Но ты открыл мне глаза, направил на путь истинный, — прошептал, падая на колени паренек, и прикладываясь лбом к босым ступням Ирриила. — Ради тебя буду бороться, нести твое слово в мир! Спасибо, спасибо!

— Встань, дитя, — приказал бог. — Не гоже верному мечу лобызать мне ноги. Забудь эти холопские штучки.

Юрий послушно поднялся. Ирриил приподнял его лицо, оттер от слез его светящиеся безумным счастьем глаза, запечатлев на его лбу поцелуй.