Маньяк всегда прав

Топольский скупо улыбнулся и помотал головой:

– Не сбежит. Бежать ему некуда.

По какой причине Валерка не сбежит, Топольский уточнять не стал, потому что и сам не знал. Слышал только, что его разыскивает милиция. Но хитрая Нина Николаевна не сказала, почему и за что именно.

За неделю пребывания в психушке, Валерка пообвыкся. Тем более что почти каждый вечер звонила мать, и он свободно мог с ней переговорить. В остальное время его утешала медсестра, ненасытная Ольга. У нее вскоре должна состояться свадьба, и теперь она просто свихнулась на сексе. Говорила, что после свадьбы не сможет изменять мужу.

Валерка в это не верил.

* * *

В половине двенадцатого ночи Валерка вышел из своей палаты. Не спалось. Позвонила мать, сказала, что приходил из милиции Камагин, говорил, что не считает Валерку убийцей, предлагал прийти к нему для дачи показаний.

И мать оказалась перед выбором, не зная, как поступить сыну. Ведь в словах этого капитана есть доля правды: сын скрывается, а тем временем кто-то совершает еще одно убийство.

Расстроился и Валерка.

Сегодня было дежурство толстой бабехи Нины Павловны. Как уважительно называл ее дядя Костя. На дежурном месте ее не оказалось. Горела настольная лампа. На столе лежал регистрационный журнал, авторучка, но самой Нины Павловны не было.

Валерка не стал допытываться, куда запропастилась медсестра. В конце концов это не его дело.

Он отпер входную дверь и вышел на улицу, вдохнув порцию свежего воздуха. Пошел по тропинке и увидел, что из подвала котельной, из узкой щели в двери, вырывается тонюсенькая полоска света.

«Кочегар на боевом посту», – усмехнулся Валерка и вдруг увидел Топольского. Тот вышел из дверей другого корпуса и прямиком направился к котельной.

В планы Валерки совсем не входило попадаться на глаза заведующему психушкой. Может выйти скандал, и довольно крупный. Поэтому Валерка решил, что будет лучше, если он спрячется, и нырнул с дорожки в темноту сада.

Александр Иванович протопал мимо, не заметив его. Подойдя к двери, огляделся по сторонам и только после этого вошел в подвал, плотно прикрыв за собой дверь.

Мучимый любопытством – что в такое время может делать психиатр в подвале котельной? – Валерка тихонько подошел к двери, прислушался. Услышал приглушенный голос Топольского. Но, о чем он говорил, разобрать не смог.

Как-то само собой получилось, что он толкнул дверь. Она приоткрылась, и Валерка увидел довольно длинное помещение, напоминающее коридор, в дальнем конце которого, под потолком, светилась тусклая лампочка. Но даже ее света хватило, чтобы разглядеть Александра Ивановича.

Валерку поразила неухоженность и грязь. Она была кругом, тем не менее Топольский не побрезговал войти сюда.

Сразу возле двери стоял верстак. На нем валялась куча различного слесарного инструмента: молоток, напильники, гаечные ключи.

Но Валерку сейчас интересовали только заведующий больницей и контуженый Гаврюша.

Похоже, Топольский за что-то отчитывал контуженого. Гаврюша стоял, прислонившись спиной к грязной, покрытой копотью стенке.

Валерка тихонько вошел, сам толком не понимая, зачем это делает. Скрываясь в тени, посмотрел на Топольского.

Александр Иванович вдруг схватил Гаврюшу за горло так, что у того чуть глаза не вылезли. В правой руке заведующий держал шприц, наполненный какой-то гадостью.

«Вот это да!» – подумал Валерка, спустившись по ступенькам и на всякий случай присев за верстак.

Ни Топольский, ни контуженый его видеть не могли. Это немного успокаивало.

Убежденный в том, что их никто не слышит, Топольский заговорил громко, ненавидящим взглядом уставившись прямо в глаза контуженому Гаврюше и показывая ему шприц:

– Видишь это, грязная обезьяна?

У Гаврюши блестели глаза. Жадным взглядом он следил за каждым движением шприца.

Топольский нарочно поигрывал шприцем, на его лице была ухмылка.

– Что, хочешь уколоться? Вижу – хочешь. А, Гаврюша?

Контуженый что-то мыкнул в ответ и протянул руку к шприцу, но Топольский схватил его за горло, сдавив так, что Гаврюша захрипел.

– Ты должен заслужить эту порцию. Понял? Сейчас мы с тобой поедем. Я тебе покажу девушку, и ты убьешь ее! Ты меня понял, гнида? – угрожающе прошипел заведующий психушкой.

Гаврюша сразу точно обмяк.

Валерке даже показалось, что он повис на руке Топольского, который тут же убрал пальцы с шеи контуженого, придерживая его за подбородок. И если бы Александр Иванович сейчас вздумал отпихнуть контуженого, Гаврюша бы не устоял на ногах и рухнул на цементный пол.

Рука контуженого, не дотянувшись до шприца, опустилась, а Топольский несильно стукнул его по подбородку кулаком.

Послышался лязг зубов.

– Подними голову. И запомни: ты живешь только потому, что я даю тебе наркоту. Если перестану давать, ты сдохнешь как собака. Понял меня? – последние слова Топольский в буквальном смысле прорычал.

Гаврюша не пытался сопротивляться. Только опустил голову, уставившись себе под ноги. Но глаза его по-прежнему блестели и жадно косились на шприц.

Валерка слушал, о чем говорит Топольский, и удивлялся. С виду приличный человек. Врач, заведующий больницей – и вдруг заставляет контуженого убить какую-то девушку. Нет, с контуженым понятно – он законченный наркоман. Без дури и дня прожить не сможет. Но Топольский!

– Она такая же проститутка, как те, которых ты убил. И не надо ее жалеть. Ведь ты не жалеешь проституток?

Теперь контуженый смотрел только на шприц, ничего вокруг больше не замечая. Он помотал головой. А Топольский заулыбался:

– Правильно. Они – мусор, загрязняющий нашу жизнь. И ты сделаешь это, – продолжал он спокойным, ровным голосом, чтобы не вызывать у контуженого агрессии. – Ну, говори! – но тут же вспомнил, что Гаврюша не может говорить: – Ты согласен?

Не сводя глаз со шприца, контуженый кивнул головой.

Топольский цинично рассмеялся и отдал Гаврюше шприц.

Контуженый натренированным движением в один момент завернул рукав спортивной куртки и вонзил иглу в вену, впрыскивая в себя блаженную гадость. Уже через минуту, разомлев от кайфа, он закатил глаза и что-то тихонько замычал себе под нос.