Марат

«Бешеные», «отвратительные люди» — вот кем оставались вожди конституционалистов в глазах французской королевы. И тем не менее эти тайные сообщники во внутренней контрреволюции ей были нужны для осуществления планов двора, связанных с расчетами на внешнюю контрреволюцию.

В дневнике графа Ферзена от 14 февраля 1792 года имеется немаловажная запись:

«Королева сообщает мне, что она видится с Александром Ламетом и Дюпором, что они беспрестанно говорили ей, что помочь могут только иностранные войска, что далее так не может продолжаться…»

Эта запись в дневнике шведского аристократа, доверенного лица шведского короля и французской королевы, заслуживает внимания. Она свидетельствует о том, что руководители партии крупной буржуазии, скатываясь по пути борьбы против своего народа, дошли до национальной измены. По-видимому, из этих кругов Мария Антуанетта черпала необходимую информацию, которую она передавала за пределы королевства, в стан врагов Франции.

Позднее были найдены два собрания тайных писем королевы. Одни из них были адресованы уже известному нам графу Ферзену. Эта переписка особенно важна потому, что королева пользовалась здесь шифром и передавала Ферзену самые секретные сведения. Другие письма — это письма графу Мерси Д’Аржанто — австрийскому послу. По этим двум каналам из Парижа шли самые секретные сообщения в лагерь противников Франции. Так, например, 26 марта 1792 года Мария Антуанетта писала графу Мерси Д’Аржанто:

«Господин Дюмурье, уже не сомневаясь в согласии держав относительно движения войск, намеревается первым начать с нападения на Савойю и на Льежский край. Для этого последнего нападения должна Служить армия Лафайета. Вот результаты вчерашнего заседания Совета. Хорошо знать об этом проекте, для того чтобы быть настороже против него и принять все надлежащие меры. По-видимому, это совершится скоро».

Эта краткая записка полна значения — это документ национальной измены. Королева Франции выдает тайные военные приготовления своей страны врагам Франции и просит их принять необходимые меры, чтобы обречь на неудачу военные действия французов. Эта столь важная записка доказывает, насколько прозорливы были Марат и Робеспьер, предсказывая измену двора и призывая покончить с внутренней контрреволюцией.

Вот письмо, датированное 5 июля 1792 года: Мария Антуанетта пишет Ферзену:

«Я получила Ваше письмо № 7. Я тотчас же взяла ваши фонды обратно от товарищества Боспор. Нельзя било терять времени, так как вчера было объявлено банкротство, а сегодня утром о нем сообщат на бирже. Говорят, что кредиторы много потеряют».

На первый взгляд это как будто бы сугубо деловое письмо, посвященное денежным операциям. Но вслед за этими сухими деловыми строками идет текст, который удалось расшифровать лишь позднее. Он гласит:

«…Отдано приказание, чтобы армия Люкнера немедленно перешла в наступление. Он возражает против этого, но этого желает министерство. В армии недостаток во всем и величайший беспорядок».

И дальше опять невинная фраза: «Сообщите, что я должна сделать с фондами».

Так черная измена опережала действия французских армий. Тюильрийский дворец раскрывал противнику предстоящие операции французских войск. Неудивительно, что французская армия терпела поражение за поражением. Герцог Брауншвейгский, главнокомандующий австрийской армии, был лучше осведомлен о состоянии французских вооруженных сил, чем сами французские генералы.

Что же делали жирондистское правительство и Законодательное собрание, чтобы добиться перемен на фронте?

8 июня Законодательное собрание по предложению жирондистов приняло декрет о создании лагеря федератов под Парижем. Этот декрет предусматривал образование из воинских соединений, сформированных в провинции, в департаментах (отсюда и название «федераты»), военного лагеря в двадцать тысяч штыков, который будет размещен под Парижем.

Предложение это имело двойной смысл. С одной стороны, что подчеркивали прежде всего жирондисты, то было средством мобилизации вооруженных сил страны для организации отпора внутреннему врагу. Но в то же время жирондисты не случайно хотели сосредоточить департаментские вооруженные силы возле Парижа. Их влияние в столице быстро падало,

тогда как в провинциальных департаментах жирондисты оставались самой влиятельной политической партией. Предлагая сосредоточить отряды федератов возле Парижа, они хотели создать реальную силу, на которую можно было бы опереться.

Однако король отказался утвердить этот декрет Законодательного собрания, увидев в нем покушение на его безопасность. Между Собранием и королем возник конфликт. 13 июня король уволил жирондистских министров в отставку.

Мера, предложенная Законодательным собранием, понятно, не обеспечивала перелома в ходе войны. Были и другие, более грозные симптомы.

Командующий армией генерал Лафайет меньше всего думал о войне против внешнего врага. Решив использовать имеющуюся в его руках силу для оказания прямого давления на ход революционного процесса, он 11 июня направляет Законодательному собранию письмо. В этом послании главнокомандующий французской армии отнюдь не предлагает плана ведения военных операций против внешнего врага. Нет, основным содержанием послания генерала являлись не относившиеся к его компетенции вопросы внутренней политики.

Лафайет в заносчивом тоне предъявлял тяжелые обвинения Законодательному собранию. Он требовал закрыть клубы, прекратить вредную агитацию, создать твердую власть, которая прибрала бы к рукам бунтовщиков-якобинцев. По существу, письмо Лафайета было нарушением конституционных норм. Генерал не имел права навязывать своей воля высшему законодательному органу страны. Лафайет выступал как претендент на роль диктатора.

Лафайет не удовольствовался письмом. 28 июня, оставив по собственному решению армию, он явился в Законодательное собрание и здесь повторил свои требования в устной речи. Правда, он сослался на то, что явился один, без солдат, без армии для того, чтобы объясниться с высшим представительным органом Франции. Но один из депутатов предложил задать генералу вопрос, позволяющий раскрыть истинный характер намерений Лафайета: получил ли он разрешение от военного министра оставить армию и явиться в Париж?

Однако большинство Законодательного собрания, в котором преобладали люди, тайно сочувствовавшие Лафайету, отказалось поставить этот вопрос, который повлек бы за собой применение репрессий против генерала.

И письмо и личное выступление Лафайета совершенно ясно показывали его намерения. Генерал Лафайет пытался выступить в роли Монка, он хотел силой штыков подавить революцию.

И действительно, прошло еще две недели, и 14 апреля 1792 года Лафайет предпринял попытку двинуть армию на Париж.

Так завершилась эволюция Лафайета. Он предстал перед народом, перед армией как изменник, пытавшийся использовать вооруженные силы, доверенные ему революцией для войны с австрийцами, против революции. Лафайет потерпел позорную неудачу. Двор отказал ему в поддержке, армия за ним не пошла, народ был против него. Лафайет, поняв безнадежность своего положения, пытался бежать из Франции, но был арестован австрийцами и заключен в крепость.

Теперь все могли убедиться воочию, насколько прав был Марат, каким даром провидения он обладал. Его долголетняя борьба против Лафайета была доведена до конца. Но сам Марат по этому поводу выступил лишь с кратким напоминанием о своих прежних предостережениях. «Французы, — писал Марат 18 июля, — вы открыли, наконец, глаза на господина Мотье⁸. Вот уже несколько дней, как, наконец, увидели то, что один проницательный гражданин не переставал объяснять вам с тех пор, как началась революция. Теперь великий генерал, герой обоих полушарий, соперник Вашингтона, бессмертный восстановитель свободы, является в ваших глазах лишь подлым придворным лакеем монарха, недостойным приспешником деспотизма, изменником, заговорщиком».