Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

Вскоре после того, как состоялась помпезная церемония вступления Рейгана в должность, Тэтчер прибыла в Вашингтон. Она была первым официальным иностранным гостем, принимать которого предстояло новой администрации. Тэтчер была настроена на тот великолепный прием, который обычно ждет генерала, одержавшего важную победу. Хьюго Янг сравнил ее с явлением Иоанна Крестителя мессии Рейгану {6} : Мэгги сокрушала социалистов и мягкотелых вероотступников, этих сторонников консенсуса, воевала против тех же самых неверных, в крестовый поход против которых выступил и Рейган. Президент и многочисленный почетный караул торжественно приветствовали Тэтчер на южной лужайке Белого дома. Было полное впечатление, что Рейган и его кавалерия прибыли, чтобы присоединиться к походу Тэтчер. На ветру полоскались боевые знамена, гремел обтянутый медвежьей кожей барабан. Рейган в своем выступлении предупредил о необходимости быть бдительными по отношению к Москве, где правил тогда больной руководитель советской компартии Леонид Брежнев. «Пока наш противник продолжает вооружаться темпами и в масштабах, далеко превосходящих потребности обороны, — говорил президент, — свободный мир должен предпринимать все необходимое для обеспечения своей безопасности». Тэтчер согласилась искренне, от всей души и принесла клятву верности: «Американские успехи будут нашими успехами. Ваши проблемы будут нашими проблемами. Когда вам потребуется помощь друга, мы всегда будем рядом». В течение двух часов Тэтчер и Рейган вели переговоры в Овальном кабинете Белого дома. Они закрепили свою дружбу, а заодно попробовали примерно 35 сортов из тех леденцов, которые Рейган постоянно держал на своем письменном столе. «Возможно, они и вредны для зубов, но они помогут поднять потребление сахара в Англии», — весело заметила Тэтчер, разгрызая карамельку.

Тэтчер доказала серьезность и искренность своей дружбы. Не в последнюю очередь и тем, что позволила Рейгану осуществить бомбардировку Ливии в апреле 1986 года с баз, расположенных на территории Англии. Она поддерживала Рейгана в такой мере, что некоторые критики в собственной стране стали обвинять ее в почти религиозном раболепстве перед президентом, а кое-кто даже прозвал ее «пуделем Рейгана»: именно эта собака, как известно, отличается тем, что охотно семенит за хозяином, разве что не путаясь у него в ногах, или покорно лежит у него на коленях, ожидая, когда ее приласкают.

Как карикатура подобное сравнение годится. Но с действительностью оно не имеет ничего общего. Всякий, кто хоть раз имел дело с Тэтчер или просто говорил с ней, не мог не почувствовать, что она не будет ничьим «пуделем». Были также и примеры того, как премьер-министр заставляла президента «семенить» за собой. Тэтчер лишь в редких случаях обрушивала всю силу своих эмоций на самого президента. Но при необходимости она не колеблясь высказывала свое несогласие, в том числе и в резкой форме, таким деятелям американской администрации, как, например, госсекретарь Джордж Шульц, который пользовался ее уважением и благорасположенностью. Для Соединенных Штатов отношения с Лондоном при Тэтчер были отнюдь не улицей с односторонним движением. К концу пребывания Рейгана на посту президента звезда Тэтчер на небосклоне жестких мировых политиков стояла почти столь же высоко, как и звезда самого Рейгана.

Нараставшее в странах Западной Европы беспокойство по поводу внешней политики США также стало одной из причин того, что Тэтчер воспринималась как заложница в руках президента. Когда от Америки исходят волны могущества, европейцы и англичане встречают это с настороженностью. Но когда Соединенные Штаты отступают, в Европе тоже настораживаются. Как слабый, так и сильный доллар вызывает беспокойство за границей. Опасениям по поводу того, что в Западной Европе слишком много американских солдат, в течение многих лет противостоят куда более сильные страхи, что США могут вывести часть этих войск. Большинство европейцев неспособно было понять, почему американцы так восхищаются Рейганом. Его своеобразное обаяние, то успокаивающее психологическое воздействие, которое он оказывал на американцев, просто не воспринимались по другую сторону Атлантики. Многие европейцы считали его опасным идеологом-ортодоксом, неопытным в международных делах, недостаточно интеллигентным для того, чтобы стоять во главе мировой сверхдержавы. Рейган пробыл в должности всего несколько месяцев, и подобные чувства получили мощное подтверждение.

В декабре 1981 года, с подачи Москвы, польские власти ввели военное положение и обрушились с преследованиями на популярное в народе профсоюзное объединение «Солидарность». Правительство Рейгана, стремясь наказать Москву и Варшаву, но не нанести при этом удара по польскому народу, запретило в ответ выдачу лицензий на экспорт американского оборудования, которое должно было использоваться на строительстве гигантского газопровода Сибирь — Западная Европа. Истоки этого проекта восходили к временам нефтяного кризиса и резкого скачка цен на нефть, организованного странами— членами ОПЕК в 1970-е годы. Европа тогда особенно нервничала, поскольку в удовлетворении своих энергетических потребностей почти полностью зависела от нестабильного Ближнего Востока. Советы, которым нужна была валюта, согласились поставлять в Западную Европу в течение 25 лет по полтора триллиона кубических футов природного газа ежегодно, что составляло бы почти 30 процентов от общих потребностей континента. Западная Европа должна была оплатить строительство газопровода, который протянулся бы на 3300 миль из восточной части СССР до границ Чехословакии и обошелся бы в 15 миллиардов долларов. Осуществление этого проекта обеспечивало бы десятки тысяч рабочих мест. «Катерпиллар», американская компания, производила трубоукладочные машины. Другое необходимое оборудование производилось западноевропейскими филиалами американских фирм или же компаниями, действовавшими на основе американских лицензий.

На переговоры об осуществлении проекта ушли многие годы. Однако Рейган предупредил страны-союзницы всего за пять часов до введения запрета на предоставление любых лицензий. Он также придал своему решению обратную силу, а это означало, что уже изготовленное оборудование не могло быть отправлено в СССР. Контракты на сотни миллионов долларов внезапно оказались подвешенными, а тысячам западноевропейских рабочих грозило увольнение. Под угрозу оказалось поставлено осуществление всего проекта. Но Соединенные Штаты никак при этом не страдали. За исключением «Катерпиллара», решение Рейгана не затрагивало рабочих мест в Америке. Кроме того, Соединенные Штаты не намеревались наказывать Советский Союз непосредственно за то, что было сделано в Польше. Рейган отказался ввести запрет или как-то ограничить огромные поставки американского зерна в СССР. От Западной Европы требовали значительных жертв, тогда как сами США не несли бы никаких издержек {7}.

Западноевропейцы не могли примириться с подобным двуличием Америки. Не могла примириться с ним и Тэтчер. Она считала, что подход США был в целом неверен. По ее мнению, Рейган не понимал того, что Франция, Западная Германия и Англия — а в каждой из этих стран были размещены крупные заказы, связанные со строительством газопровода, — отвернутся от Вашингтона в этом споре и его эмбарго провалится. Так впоследствии и произошло. Никто не захотел следовать за Рейганом, теряя при этом миллиарды и видя, как тысячи западноевропейских рабочих оказываются безработными. Тэтчер тоже хотела бы наказать коммунистов, но не ценой разрушения при этом экономики Западной Европы. «Политика жестов», — презрительно высмеяла она решение Рейгана {8}.

История с газопроводом позволила Тэтчер увидеть слабые стороны Рейгана. Она поняла, что при всех его немалых личных достоинствах президент не слишком умен. Он отлично действовал там, где надо было повиноваться инстинкту политика. Но детально обсуждать с ним серьезные вопросы было невозможно. Это расстроило ее. Тэтчер была недовольна и тем, что Рейгана всегда окружали помощники, тогда как сама она ездила в сопровождении всего нескольких лиц и была в состоянии обсуждать любые вопросы, не прибегая к чьей-либо помощи. На одной «личной» беседе в Вашингтоне вместе с президентом присутствовали еще тринадцать его помощников. Там Тэтчер ничего не смогла с этим поделать. Но когда Джордж Шульц на личную встречу с ней в Чекерсе привез помощника, который должен был записывать беседу, она отправила того погулять и разговаривала с государственным секретарем действительно один на один.

«Если бы Рейган запоминал суть дела так же хорошо, как он запоминает анекдоты», — мечтательно произнес как-то один из помощников Тэтчер. Анекдоты президент рассказывал всем, и Тэтчер не была исключением. Обычно она улыбалась и терпеливо выслушивала, не желая ранить его чувства. Но когда он повторялся, ей бывало трудно сдерживать свое естественное нетерпение. Во время неофициального обеда на экономической встрече на высшем уровне в Вильямсберге Рейган начал рассказывать: «Маргарет, если бы один из ваших предшественников был немного поумнее…» Дальше он не добрался. Тэтчер, которая уже слышала эту историю, продолжила сама: «Да, я знаю. Если бы он был умнее, то на этой встрече председательствовала бы я». Рейган вначале замолчал, пораженный; потом рассмеялся: они думали настолько одинаково, что она могла продолжать за него его анекдоты.

Во время визита в Вашингтон в 1982 году, после фолклендской войны, Тэтчер надеялась поговорить с Рейганом относительно газопровода. Но его снова окружали многочисленные помощники. «Они его никогда не выпускают из поля зрения», — пожаловался один из членов английской делегации. Однако Рейган все же высказался по этому вопросу. «Стало практически немедленно ясно, что президент не имел ни малейшего представления о всем значении этого вопроса», — вспоминал один из английских участников переговоров. Вильям Кларк, в то время помощник президента по национальной безопасности, молча стоял рядом в своих ковбойских сапогах. Безучастно наблюдал и Александр Хейг, государственный секретарь, которому предстояло вскоре уйти с этого поста. Как бывший главнокомандующий вооруженными силами НАТО, Хейг должен был бы знать Западную Европу и понимать все значение вопроса, представлявшегося ей столь очевидным.

То, что он явно ничего не рассказал президенту о значении газопровода, укрепило сомнения, которые возникли в отношении него у Тэтчер еще в период войны на Фолклендах. Она пришла к выводу, что Хейг — эмоциональный хвастун, слишком поспешно назначенный на непосильную ему должность {9}.

Пораженная позицией США по вопросу о газопроводе и неуверенная в достаточной подготовленности госсекретаря, Тэтчер испытывала беспокойство также и за самого президента. Беседа неприятно удивила ее. Она поняла, что впредь, когда речь пойдет о тонких и сложных вопросах, она должна будет работать вместе с Рейганом или где-то поблизости от него. Она поняла также, что ей придется за ним присматривать. Тэтчер не сомневалась в том, что Рейган нуждается в таком присмотре. В некоторых случаях президент производил на нее впечатление человека, не понимающего, о чем он говорит. «Не хватает серого вещества?» — удивилась Тэтчер после одной из первых бесед с ним. Тем не менее премьер-министр отказывалась признать очевидное и никогда не критиковала лично президента. «Она просто не хочет признать, что ему не хватает шариков», — сказал как-то ее коллега по кабинету. Глухота Рейгана тоже давала себя знать. Иногда, высказав что-то, Тэтчер смотрела ему в глаза и видела, что в них ничего не отражается. Прежде чем продолжать дальше, ей приходилось повторять то же самое громче и вглядываться, засветился ли на этот раз огонек понимания во взгляде президента.