Марго

И вот однажды то, чего она опасалась, в самом деле случилось. Перескакивая через плетень, Гастон свалился с лошади и упал прямо в куст терновника. Он отделался несколькими царапинами, но какие жгучие переживания вызвало это происшествие у Марго! Ее обычн'ая осторожность чуть было ей не изменила. Она едва не лишилась чувств. Потом, сложив руки, начала шепотом молиться. Чего бы только она не дала, чтобы ей позволили стереть кровь, которая текла по руке молодого человека! Она положила в карман самый красивый свой платочек, вышитый, — а такой был у нее только один, — и стала с нетерпением ждать, не представится ли возможность как бы случайно вынуть его, чтобы Гастон мог хоть на секунду обернуть им свою руку. Увы, судьба отказала ей даже и в этом утешении. За ужином, когда несколько капель крови выступило из раны Гастона, жестокий отказался от платка, предложенного девушкой, и обернул руку салфеткой. Это так огорчило Марго, что ее глаза наполнились слезами.

Она не могла, впрочем, предположить, что Гастон пренебрегает ее любовью. Нет, он просто не знал о ней — что же можно было сделать? Временами она мирилась с этим, временами выходила из терпения. Самые незначительные события поочередно являлись для нее поводами для радости или для горя. Одна приветливая фраза, один взгляд Гастона делали ее счастливой На целый день. Если же он проходил по гостиной, не обратив на нее внимания, если вечером он уходил к себе, не попрощавшись с ней легким кивком головы, как это бывало обычно, она не спала всю ночь, доискиваясь, чем могла она вызвать его неудовольствие. Если ему случалось сесть подле нее и похвалить ее рукоделие, она вся сияла от счастья и благодарности. А если за обедом он отказывался от предложенного ею блюда, она уже воображала, что он разлюбил ее.

В иные дни ей делалось просто жаль себя, она начинала сомневаться в своей привлекательности и иногда целый вечер счи тала себя дурнушкой. Порой же в ней возмущалась женская гордость, и, стоя перед зеркалом, она с досадой пожимала плечами, думая о равнодушии Гастона. Иногда в припадке отчаяния и гнева она мяла свой воротничок и надвигала на глаза чепчик. В другой раз порыв оскорбленного самолюбия пробуждал в ней кокетство, и вдруг, посреди дня, она появлялась во всем блеске, в самом нарядном платье, словно всей силой своих чар восставая против несправедливости судьбы.

В своем новом положении Марго сохранила прежние вкусы и привычки. Покуда Гастон охотился, она нередко проводила целое утро на огороде. Она умела обращаться с садовничьим ножом, граблями и лейкой и не раз давала дельные советы самому садовнику. Огород, тянувшийся перед домом, служил в то же время и цветником: цветы, фрукты и овощи мирно уживались там друг с другом. Марго больше всего любила большой персиковой шпалерник, покрытый чудесными плодами. Она особенно заботилась о нем и каждый день бережливой хозяйской рукой срывала несколько персиков для десерта. На одном из деревьев красовался персик, который был значительно крупнее всех остальных. Марго ни за что не могла решиться сорвать его: он* был так бархатист, такого прекрасного алого цвета, что у нее не хватало духу снять его с ветки, а съесть его казалось ей чуть ли не преступлением. Она никогда не проходила мимо без того, чтобы не полюбоваться этим персиком, и, наказав садовнику следить за тем, чтобы никто не смел его трогать, пригрозила ему, что в противном случае рассердится и даже пожалуется крестной. Как-то вечером, перед закатом солнца, Гастон, только что вернувшийся с охоты, проходил через огород; его мучила сильная жажда. Поравнявшись с персиковыми деревьями, он протянул руку и, случайно сорвав именно тот персик, которым так восхищалась Марго, небрежно откусил от него кусочек. Марго стояла в нескольких шагах, поливая грядки салата. Она тотчас прибежала, но молодой человек уже пошел дальше, не замечая ее присутствия. Откусив от персика два или три раза, он бросил его на землю и вошел в дом. Марго сразу увидела, что ее любимый персик погиб. Быстрое движение руки Гастона, небрежность, с какою он бросил персик, произвели на девочку неожиданное и странное впечатление. Она была в отчаянье, а вместе с тем в восторге. «Гастон, как видно, сильно мучился жаждой в эту духоту, — думала она, — и персик должен был доставить ему удовольствие». Она подняла персик, сдула с него пыль и, оглянувшись по сторонам, не видит ли кто-нибудь, украдкой его поцеловала. Но, целуя персик, она не могла удержаться, чтобы не попробовать его. Не знаю, что за странная мысль пришла ей при этом в голову, подумала ли Марго о персике или, может быть, о самой себе, но только она прошептала: «Злой человек! Как же легко ты бросаешь!»

Я прошу у читателя прощения за те ребячества, о которых рассказываю, но как могу я говорить о чем-нибудь другом, если моя героиня — ребенок? Однажды г — жа Дорадур была приглашена на обед в соседнее поместье. Она взяла с собой Гастона и Марго. Они пробыли там довольно долго, и когда поехали домой, было уже совсем темно. Марго и ее крестная занимали заднее сиденье кареты; Гастон сидел на переднем, и так как рядом с ним никого не было, то он откинулся на подушку и ехал полу-* лежа. Светила полная луна, но в глубине кареты было темно, лишь изредка туда проникали лучи света. Постепенно разговор замер; хороший обед, легкая усталость, мрак, мягкое покачивание экипажа — все располагало наших путешественников ко сну. Первой задремала г — жа Дорадур, и, засыпая, она протянула ногу на переднюю скамейку, нимало не заботясь о том, беспокоит ли это Гастона. Было свежо; толстый плед, наброшенный на колени, одновременно закрывал и крестную и крестницу. Марго, забившись в уголок, сидела не шевелясь, однако она и не думала спать. Ей страшно хотелось узнать, спит ли Гастон. Ей казалось, что раз у нее глаза открыты, значит он тоже сидит с открытыми глазами. Она смотрела на него, не видя, и спрашивала себя, смотрит ли и он на нее. Когда бледный луч луны проникал в карету, она отваживалась тихонько кашлянуть. Молодой человек сидел неподвижно, и девочка не смела заговорить, боясь разбудить крестную. 11овернув голову, она посмотрела в окошко. Мысль о продолжительном путешествии так похожа на мысль о вечной любви, что при виде полей, освещенных луною, Марго тотчас же забыла, что едет в Онвиль. Опустив ресницы и глядя на пробегавшие мимо деревья, она вообразила, что едет с г — жой Дорадур и ее сыном в Швейцарию или в Италию. За этой мечтой, как и надо было ожидать, последовали другие — и до того сладостные, что она отдалась им всецело. Она увидела себя — не женой Гастона, нет, а его невестой, разъезжающей с ним по свету, любимой им и имеющей право его любить, — а в конце путешествия сияло счастье, это чудесное слово, которое она беспрестанно повторяла про себя и которое, к счастью для нее, она представляла так смутно. Чтобы было удобнее мечтать, она совсем закрыла глаза, задремала и бессознательным движением протянула ногу на подушку переднего сиденья, как это сделала. г — жа Дорадур. Случайно оказалось, что эта ножка, кстати сказать, отлично обутая и очень маленькая, попала как раз на руку Гастона. Гастон, видимо, ничего не заметил, но Марго тут же проснулась. Однако же она не сразу убрала ногу, только чуть — чуть отодвинула ее в сторону. Ее мечтанья так славно убаюкали ее, что даже пробуждение не вполне ее отрезвило. Разве нельзя протянуть ногу на сиденье, где спит ваш жених, если вы едете с ним в Швейцарию? Однако мало — помалу заблуждение рассеялось, и Марго начала понимать все легкомыслие своего поступка. «Заметил ли он? — спрашивала она себя. — Спит он или только делает вид, что спит? Если он заметил, то почему не убрал руку? А если спит, то как же это могло не разбудить его? Быть может, он так меня презирает, что даже не удостоил показать, что почувствовал прикосновение моей ноги… а может быть, это доставило ему удовольствие, и он только притворяется, что ничего не заметил, а сам ждет, чтобы я опять сделала то же… может быть, он думает, что я тоже сплю… Впрочем, это ведь не слишком приятно — чувствовать на своей руке чью-то ногу, — разве только вы любите этого человека… Мой башмак мог запачкать его перчатку, ведь мы сегодня много ходили, но, может быть, он хочет показать, что не придает значения таким пустякам. Что бы он сказал, если бы я, опять сделала то же? Впрочем, он знает, что я никогда не посмею. А может быть, он догадался о моих колебаниях и ему нравится меня мучить?»

Размышляя таким образом, Марго тихонько, с величайшей» осторожностью, убрала свою маленькую ножку, которая при этом дрожала как лист, но так как было темно, она снова задела кончики пальцев молодого человека. Правда, это прикосновение было таким легким, что и сама Марго почти не успела его заметить, но сердце ее сильно забилось. Она сочла себя погибшей и вообразила, что совершила чудовищный проступок. «Что я наделала? — говорила она себе. — Что он подумает обо мне? Я не посмею теперь взглянуть ему в глаза. Ужасно было с моей стороны дотронуться до него уже и в первый раз, но теперь это гораздо хуже. Как смогу я доказать, что сделала это не нарочно? Молодые люди никогда ничему не верят. Он подымет меня на смех и расскажет всем, быть может даже крестной, а крестная расскажет моему отцу, и я не смогу больше показаться в нашей деревне. Куда же я денусь? Что со мной будет? Что бы я ни говорила в свое оправдание, несомненно одно — я дважды дотронулась до него, и, уж конечно, ни одна женщина не сделала бы ничего подобного. Теперь самое меньшее, что может со мной случиться, это — что мне придется уйти из их дома». При этой мысли Марго задрожала. Она долго придумывала, как бы ей оправдаться, и, наконец, решила завтра же написать Гастону длинное письмо, которое она намеревалась вручить ему тайком и в котором собиралась объяснить, что она нечаянно положила свою ногу на его руку, что она просит у него прощения и умоляет забыть о ее поступке. «Но что, если он не спит, — подумала она снова, — если он подозревает о моих чувствах? Если догадался о моей любви к нему? Что, если он первый подойдет ко мне завтра и заговорит о случившемся? Если скажет, что и он тоже любит меня? Если вдруг сделает мне предложение?..» В эту минуту карета остановилась. Гастон, добросовестно проспавший всю дорогу, проснулся, потягиваясь без особых церемоний, и не сразу сообразил, где он. При этом печальном открытии мечты Марго разлетелись как дым, и когда молодой человек, помогая ей выйти из кареты, предложил ей руку, — ту самую руку, к которой прикасалась ночью ее нога, — она ясно увидела, что все это время путешествовала в одиночестве.

VI

Два неожиданных события — одно комическое, а другое серьезное— произошли почти одновременно. Однажды утром, когда Гастон на лужайке перед домом объезжал недавно купленную лошадь, к нему подошел какой-то мальчуган, едва прикрытый лохмотьями, почти голый, и с решительным видом загородил ему дорогу. Это был Пьеро, маленький пастушонок. Г астон не узнал его и, думая, что мальчик просит милостыню, бросил ему в шапку несколько су. Пьеро спрятал деньги в карман, но, вместо того чтобы уйти, побежал за всадником и через несколько шагов опять встал перед ним. Гастон крикнул ему два или три раза, чтобы он отошел в сторону, но все было напрасно — Пьеро продолжал забегать вперед и становиться на дороге.

— Что тебе от меня нужно, чудак ты этакий? — спросил молодой человек. — Ты, видно, непременно хочешь попасть под лошадь?

— Сударь, — ответил Пьеро, не двигаясь с места, — я хотел бы служить у вашей милости.

— У меня?

— Да, сударь, у вас.

— Но почему же именно у меня? Для чего тебе это понадобилось?

— Для того, чтобы служить у вас, сударь.

— Но мне вовсе не нужен слуга. Кто это послал тебя ко мне?

— Никто, сударь.

— Так зачем же ты пришел?

— Я пришел просить вас, сударь, чтобы вы взяли меня в услужение.

— Да ты что — с ума сошел? Или смеешься надо мной?

— Нет, сударь.

— На, и оставь меня в покое.

С этими словами Гастон бросил ему еще несколько медных монет, повернул лошадь и уехал. Пьеро сел на краю дороги, и Марго, которая вышла из дому немного времени спустя, увидела его там — он заливался горючими слезами. Она сейчас же подбежала к нему.

— Что с тобой, мой бедный Пьеро? Что случилось?

Сначала Пьеро не хотел отвечать ей.

— Я хотел стать слугой у господина Гастона, — проговорил он наконец, всхлипывая, — но господин Г астон не хочет.

С большим трудом Марго удалось заставить его объяснить, в чем дело. Оказывается, с тех пор как она уехала с фермы, Пьеро сильно скучал по ней. Сконфуженный, весь в слезах, сн понемногу рассказал ей о своих бедах, и, слушая его, она не могла удержаться от смеха, хотя в то же время ей было очень его жалко. Бедный мальчик, делясь с Марго своими невзгодами, рассказал и о своей привязанности к ней, и о том, что у него совсем износились деревянные башмаки, и о том, как ему грустно одному в поле, и о том, что у него околела одна из его индюшек, — все это вперемешку, без всякой связи. Не в силах больше выносить свою тоску, он решил отправиться в Онвнль и наняться к господину Гастону — в слуги или в конюхи. Пьеро обдумывал этот план целую неделю, но, как мы видели, он не имел большого успеха, и теперь мальчик уверял, что скорее умрет, чем вернется на ферму.

— Раз господин Гастон не хочет взять меня к себе, — сказал он в заключение своего рассказа, — и раз я не могу быть при нем, как вы при госпоже Дорадур, я уморю себя голодом.

Нечего и говорить, что эти последние слова сопровождались новым потоком слез.

Марго утешила его как могла и, взяв за руку, повела в дом. Здесь, решив, что он успеет еще умереть с голоду, она привела его в буфетную, дала ему кусок хлеба с ветчиной и несколько яблок. Лицо Пьеро было мокро от слез, но он с аппетитом съел все это, ни на секунду не отрывая глаз от Марго. Ей без особого труда удалось объяснить ему, что поступить к кому-нибудь в услужение можно только тогда, ксгда имеется свободное место. Она дала слово при первой же возможности посодействовать ему в этом деле, поблагодарила его за дружбу, уверила, что отвечает ему тем же, отерла его слезы, с материнским видом поцеловала в лоб и, наконец, уговорила отправиться домой. Пьеро, успокоившись, засунул в карман остатки своего завтрака; Марго дала ему также монету в сто су. на покупку жилета и деревянных башмаков. Совсем утешенный, он взял руку молодой девушки и прижал ее к губам, проговорив растроганным голосом: «До свиданья, мамзель Маргарита». В то время как он медленно удалялся, Марго вдруг заметила, что маленький мальчик понемногу становится большим. Она вспомнила, что он только на год моложе ее самой, и дала себе слово при следующей встрече не целовать его столь поспешно.