Мари в вышине

Наконец он хрипло выдохнул и сказал мне, что кончил. А следующий момент был совершенно изумительный. Он натянул трусы. А мне было хорошо голой рядом с ним. Мы так и пролежали, сплетясь, до глубокой ночи. Только на этот раз без слез. Он мне описывал предполагаемое путешествие своих хромосомных представителей на манер спортивного комментатора во время «Тур де Франс» [23] : Сейчас майка в горошек возглавила гонку, чтобы пробиться через шейку матки, маршрут четвертой категории сложности. Покрытие очень скользкое, видимость плохая. Но что происходит? Плотная группа участников теперь разделилась на две части, одна направилась к правой трубе, другая в противоположном направлении, к левой. Но победитель будет только один. Внимание, последнее усилие, чтобы достичь вершины яйцеклетки, финальной части забега, но кто же выйдет победителем?..

23

«Тур де Франс»– самая известная и престижная велосипедная гонка в мире, проводимая уже более ста лет во Франции. Неофициальное название – «Большая петля».

Я не смеялась, потому что крепко сжимала ягодицы, чтобы держать участников в тепле и готовности. Но как же я была счастлива…

Девять месяцев спустя появилась Сюзи.

Когда акушерка объявила нам, что ее следует поместить под ультрафиолетовую лампу, потому что у нее послеродовая желтуха, из-за которой она вся желтая, мы оба расхохотались. Сюзи выиграла свой «Тур де Франс» в маленькой желтой маечке [24] .

Оливье улыбнулся. Настоящей улыбкой. Без всякой потаенной грусти. И спросил, может ли положить себе еще немного курицы.

24

Желтая майка лидера – отличительная майка спортсмена, лидирующего в общем зачете какого-либо соревнования. Впервые введена на велогонке «Тур де Франс».

– Конечно, я для того и готовила!

Вот досада. Я-то рассчитывала, что остатков хватит до начала недели.

24

У меня надолго язык отнялся после ее объяснений. Честно говоря, я не знал, что об этом и думать. Она воспользовалась паузой, чтобы убрать со стола и подать десерт. Я налил нам по доброму бокалу каберне, чтобы спрыснуть горячий яблочный пирог, который вкусно пах корицей.

Чем больше я над этим размышлял, тем удивительней мне казалось то, что, пережив неприкрытое пренебрежение матери, ее простой и однозначный уход, Мари выбрала для себя вариант ребенка без отца, как если бы хотела создать нечто обратное ее отношениям с матерью и сделать так, чтобы ее собственная связь с ребенком была крайне сильной, абсолютной – той, которой не хватало ей самой. С другой стороны, отец все-таки был. Правда, не совсем такой, какого подразумевает классическая схема. Да уж, привет тебе от классических схем – замшелая крестьянка, одинокая женщина в постоянной опасности, маленькие девочки, боящиеся пауков… С тех пор как я обнаружил эту ферму, мои классические схемы здорово сдали позиции.

Потом она начала расспрашивать, есть ли у меня друзья в Ариеже или вообще где-нибудь, занимаюсь ли я спортом или у меня еще какое-то хобби, что я делаю в свободное время. Ответ последовал без задержки: друзей у меня нет. Ни детства, ни вообще. В школе я сначала был козлом отпущения для остальных, а после взрыва той гранаты стал опасным психом, от которого следовало держаться подальше. Когда ты в чем-то уязвим или слишком чувствителен, то неизбежно вызываешь насмешки, и мои одноклассники не отказывали себе в таком удовольствии. В булочной, мясной лавке, на местной почте – везде я был бедным пацаном, который никому не нужен, кроме как бедной старушке, оставшейся без собственных детей, потому что все они перемерли. Разумеется, мои сверстники слышали эти разговоры. До шести лет я терпел взбучки отца и ругань матери, десять следующих прятался в углу двора – и в результате замкнулся в своем одиночестве. Причем стена была высока, чтобы никто не рискнул через нее перелезть. Чтобы защититься от окружающих, я превратился в неприятного типа. Если никто не захочет иметь со мной дела, то никто и не причинит мне боли. Железная логика. Как и моя двоичная система, где запятая носит имя Мари.

– Я так и думала, что есть трещина, – сказала она тихонько.

– Трещина?

– Ничего, ничего, я знаю, что имею в виду, а чем еще вы занимаетесь в свободное время, кроме велосипедных прогулок?

– Я рисую.

– Рисуете?

– Да.

– А что именно?

– Все. Портреты, пейзажи, животных, здания.

– Покажете мне как-нибудь?

– Если хотите.

Казалось, ей действительно интересно, чем я занимаюсь.

Это было единственным, чем я гордился. Но я берег свои рисунки, как сокровища Тутанхамона. В надежном укрытии. Даже при мысли о Мари я поймал себя на сомнениях. А вдруг она начнет насмехаться?

Надо будет подумать.

Она, в свою очередь, рассказала о блондинистой подружке, с которой дружила с первых классов и которая иногда выводила ее в свет – так стряхивают пыль с велосипеда, которым никто не пользуется и он по-прежнему стоит в сарае: надо сделать хоть пару кругов и проверить, не заржавел ли. То в кино сходят, то на распродажи, то в ресторанчик. Она зациклилась на идее подыскать для Мари парня, но представления не имела об ее идеале мужчины – в отличие от Антуана, который после множества бесед на эту тему все знал досконально. Но Мари все равно была к ней сильно привязана. Ее развлекали разговоры о жизни в обществе – именно такой жизни она всячески избегала.

Мари призналась, что по характеру она скорее одиночка и ее это полностью устраивает. А я задался вопросом, кого Антуан считал своим идеалом мужчины. А главное, не подпадаю ли я сам под это определение?

Когда в разговоре возникали заминки, я ловил себя на том, что представляю ее соски, стиснутые чашечками лифчика, на грани задыхания, взывающие о помощи. На белом коне, с мечом короля Артура в руке, я внезапно появляюсь из ниоткуда, чтобы разрубить бретельки, стесняющие их свободу, и увидеть, как они вздымаются навстречу заходящему солнцу.

Каберне позднего сбора наверняка преодолело гемо-мозговой барьер.

После десерта я попросил ее продемонстрировать приемы, позволяющие столь легко нейтрализовать индивидуума моего сложения.

– А зачем вам знать? – со смехом поинтересовалась она.

– Может пригодиться по работе.

– Разве вас не учат в школе жандармов?

– Не такому.

– Но если я вам покажу, то подставлюсь сама.

– Я же обещал ничего подобного больше не делать.

– Я слишком много выпила, не знаю, получится ли.

– Я тоже слишком много выпил, так что меня будет легче уложить.

Она на секунду заколебалась, потом встала, чтобы отодвинуть низенький журнальный столик. На ковре будет удобней, ведь это же понарошку.

– Но сначала у меня тоже для вас кое-что есть.

Она достала маленький сверток, спрятанный под диванную подушку. Подарок. Настоящий подарок. Женщина делает мне подарок, мне, Оливье Деломбру, самому одинокому человеку в мире после Робинзона Крузо. Майка! С коровой, которая танцует чарльстон, как Жозефина Бейкер [25] , с бананами вокруг талии.

25

Жозефина Бейкер (1906–1975) – американо-французская танцовщица, певица и актриса. Звезда кабаре «Фоли-Бержер», выступала в двух ревю в своей знаменитой банановой юбочке.

– Это четвертый пункт правил коровника: Возмещение ущерба, причиненного пунктом три.

– Я могу померить?

– Она же ваша.

Я даже не подумал выйти переодеться. Стянул свою простенькую майку и надел новую, ее, прямо у нее перед носом.

– Словно по мерке. У вас отличный глазомер!

– Ну, я же должна определять конституцию своих коров, чтобы подобрать им хорошего быка.

– А я хороший бык с конституционной точки зрения?

– Обычный.

Бац!

Она улыбнулась мне, взяла за руку и начала объяснять движение. Я не стал сопротивляться и опустился на колени. Да и выбора не оставалось, боль была такой же сильной, как в первый раз. В результате я оказался распластанным на полу. Так и не уловив, что произошло. Каберне, корова с бананами, волнение… На ковре действительно было удобнее. Она наклонилась ко мне. Я чувствовал ее дыхание на щеке. Мне так хотелось, чтобы она меня поцеловала. Она приблизила губы к моему уху и прошептала: